Диссертация (1154419), страница 28
Текст из файла (страница 28)
— Хотя и много знаков, но каждый из нихимеет своё значение и место.— Уж это вы оставьте! Никакого значения не имеют ваши знаки.Одно только мудрование... Наставит десяток запятых в одной строчке идумает, что он умный. Например, товарищ прокурора Меринов послекаждого слова запятую ставит. Для чего это? Милостивый государь —запятая, посетив тюрьму такого-то числа — запятая, я заметил —запятая, что арестанты — запятая... тьфу! В глазах рябит! Да и вкнигах то же самое... Точка с запятой, двоеточие, кавычки разные.Противно читать даже.
А иной франт, мало ему одной точки, возьмёт инатыкает их целый ряд... Для чего это?— Наука того требует...— вздыхает Пимфов.158— Наука... Умопомрачение, а не наука... Для форсу выдумали... пыльв глаза пущать... Например, ни в одном иностранном языке нет этогоять, а в России есть... Для чего он, спрашивается? Напиши ты хлеб сятем или без ятя, нешто не всё равно?— Бог знает что вы говорите, Илья Мартыныч! — обижаетсяПимфов.
— Как же это можно хлеб через е писать? Такое говорят, чтослушать даже неприятно.Пимфоввыпиваетрюмкуи,обиженноморгаяглазами,отворачивает лицо в сторону.— Да и секли же меня за этот ять! — продолжает Яшкин. —Помню это, вызывает меня раз учитель к чёрной доске и диктует:“Лекарь уехал в город”. Я взял и написал лекарь с е.
Выпорол. Черезнеделю опять к доске, опять пиши: “Лекарь уехал в город”. Пишу на этотраз с ятем. Опять пороть. За что же, Иван Фомич? Помилуйте, сами жевы говорили, что тут ять нужно! “Тогда, говорит, я заблуждался,прочитав же вчера сочинение некоего академика о ять в слове лекарь,соглашаюсь с академией наук. Порю же я тебя по долгу присяги”... Ну, ипорол. Да и у моего Васютки всегда ухо вспухши от этого ять... Будь яминистром, запретил бы я вашему брату ятем людей морочить.— Прощайте,— вздыхает Пимфов, моргая глазами и надеваясюртук.— Не могу я слышать, ежели про науки...— Ну, ну, ну...
уж и обиделся! — говорит Яшкин, хватая Пимфоваза рукав.— Я ведь это так, для разговора только... Ну, сядем, выпьем!»(Чехов А.П. Рассказы и повести. Мыслитель. С. 320).Очень ярко особенности авторского видения ситуации проявляются втак называемых «псевдолингвистических» дискурсах, шутливых, пародийныхстилизациях, своего рода побасенках, где действующими лицами становятся нелюди и животные, как это принято в данном жанре, а лингвистические понятияи термины. Например:159Один глагол завел себе отделяемую приставку.-Тутпахнетсинтагматическимисвязями!–засудачилисинонимичные глаголы и не без ехидства сообщили об этом его законнойприставке.Приставка заволновалась и потребовала объяснений.
Глагол велсебя нагло.- Ну и что? – сказал он, - я такой! У меня валентность такая. Явообщеполивалентен!Скакойприставкойзахочувступатьвсинтагматическую связь, с такой и вступлю! Ну и что с тебя взять? Тыже неотделяемая, старая, только связываешь меня!..И ушел. Ушел с отделяемой приставкой на конец предложения.Старая приставка плакала, а из подворотни жалобно тявкал ихмаленький суффикс [Стернин, 2006, с. 91].Лингвисты,какмастераслова,любятсоздаватьпроизведения-пересмешки, подражания узнаваемым национальным жанрам и стилямизвестных поэтов, писателей. Так, например, А.М. Калюта (кандидатфилологических наук, доцент Эрджиесского университета в Турции), написалшутливый цикл «Поэтические клоны.
Рубаи Омара Хайяма (в переводах сновоперсидского)», где есть и такое четверостишие:С детства я прививал себе вкус к языкам,Я объездил полмира, побывал тут и там,Я английский знавал, суахили и хинди,Но говяжьему лишь говорю я «салам»! [Калюта, 2006, с. 129].Он же представляет стилизованные пародии на японские хокку,которые, при сохранении формы и ритмики, звучат абсолютно по-русски:Ласковый сын в разговореМать поминает японскую,Блин.160Аллюзия на известную русскую поговорку «В огороде бузина, а в Киеведядька»,которуюпроизносятсцельюиронизирования,высмеиваниянелогичной, путаной речи собеседника, А.М. Калюта представил «по-японски»так:Сакура есть на моемОгороде.В Токио дядька.Известный фразеолог, автор словарей В.М. Мокиенко тоже «отметился»в создании подобного рода комических поэтических жанров.
В песне сговорящим названием «Фразеологическая» он употребляет окказионализмы,созданныенабаземетаязыкалингвистики(наречие«идиоматично»,морфологическая форма «коннотатов»), окказионально сопрягает термины сословами общего употребления, имеющими яркую оценочность (идиоматичныйугар, одурели от фразем):Мы на семинареФразеологичномВсе в одном угареИдиоматичном.ИдиоматтичноВышли мы из формы:Нету жизни личной –Все одни трансформы!Новые трансформы,Новые фраземы.Попирая нормы,Одурели все мы!<..>Не боимся клизмовИ ни оппонентов:В фразеологизмах161Много компонентов!Много компонентов,Много коннотатов.Значит, будет многоНовых кандидатов! [Мокиенко, 2006, с. 159–16]).В песне, созданной как подражание известной песне «Не кочегары мы,не плотники», с сохранением ее ритма, некоторых оборотов, В.М.
Мокиенкотакжеприменяетсозданныеимокказиональныесложныесловастерминоэлементом «фразео» Пример:Мы не ткачи, не гинекологи,Но сожалений горьких нет, как нет –А мы простые фразеологи,И шлем вам фразеопривет – привет! привет!В контексте этой песни данный терминоэлемент обретает какотрицательную, так и положительную оценочность: «Мы все больныфразеоманией / И тем опасны для людей», «И вы решитесь в восхищении /вступить на фразеотропу».В другой песне-шутке того же автора на аналогичную темулингвистические термины опредемечиваются и антропоморфизируются:Ни бить баклуши, ни считать воронЯ ничего теперь не успеваю:Не пью, не ем, пропал покой и сон –я целый день фраземы изучаю.Вся жизнь моя легла в одну модель,Замкнулся в семантической структуре.Фразеологии штурмуем цитадель,Готовы испытать ее в натуре <…>Мы все под колпаком у семинара –И не прийти в себя нам от удара,162Фраземы, перифразы, коннотатыНам не дают покоя, супостаты! (Мокиенко.
Семинарская. С. 161-162).В припеве этой песни терминоэлемент «идио» (составная частьтерминовидиома,идиоматичность)обретаетсамостоятельнуюжизнь,употребляется как отдельная лексема, что даже подчеркивается своеобразнымнаписанием:Но идио – матичность не нарушим,За идио – мы свой бокал осушим [Там же].Другой доктор филологических наук, профессор А.К.
Киклевич создаетстихотворение «Любимой» с подзаголовком «лирико-артикуляционное) [Тамже,с.203–204],вплетаявлирическиестрокиназванияэлементовартикуляцонного аппарата, и рассказ «Лингвистика каждого злыдня» [Там же,с. 198–202] по аналогии с книгой Б.Ю. Нормана «Лингвистика каждого дня».А.К. Киклевич делится мечтой о том, что создаст книгу, где главным героембудет язык. Он пишет:Я мечтаю написать другую книгу – «Лингвистика каждогозлыдня», и это будет книжка о том, как мы «растранжириваем» язык,произнося туманные, неопределенные и многозначные выражения.В науке о языке есть, по-моему, очень неточный термин – «речевойсубъект», т.е. говорящий или пишущий. Более точным было бы назватьего «речевым злыднем» (Киклевич. Лингвистика каждого злыдня. С.
198–199).Таким образом, в терминологическом сочетании «речевой субъект»происходит замена компонента, и из нейтрального оно становится оценочным,модальным, отрицательно окрашенным.Большая доля иронии вплетена в ткань повести Т.Н. Толстой, вчастности, в отрывок, где представлены действия и несобственно-прямая речьчрезвычайно невежественного героя, почти дикаря, который случайно касаетсямира филологии. В силу своего воспитания, точнее, его отсутствия, невежества163и распущенности он видит непристойности там, где их быть не может – влингвистических терминах:А вот есть “Вопросы литературы“. Бенедикт посмотрел: никакихтам вопросов, одни ответы.
А должно, был номер с вопросами, да пропал.Тоже жалко.А есть журнал “Картофель и овощи”, с картинками. А есть “Зарулем”. А есть “Сибирские огни”. А есть “Синтаксис”, слово какое-товроде как непристойное, а что значит, не понять. Должно, матерное.Бенедикт пролистал: точно, матерные слова там. Отложил: интересно.На ночь почитать (Т.Н. Толстая. Кысь. Эл. ресурс).«Поскольку профессиональная речь занимает много места в нашейжизни, то фрагменты профессионального дискурса можно встретить и внеопределенногоанекдоты,социальногобайки,института:публицистика,неформальноехудожественныеобщениепроизведениядрузей,ит.д.Профессиональная речь в таком случае не является институциональнымдискурсом в чистом виде, в абсолютном понимании термина. Это егостилизация, то есть вторичный текст, сознательное построение авторскогоповествования в соответствии с принципами организации языкового материалаи характерными внешними речевыми приметами, присущими определеннойсоциальной среде, исторической эпохе, литературному направлению, жанру,индивидуальной манере писателя, избираемым автором в качестве объектаимитации [Бельчиков, 1990, с.
492]. Поэтому мы вправе говорить о наличиифрагментов стилизованного институционального дискурса и в разговоре друзейс рассказом в лицах, и в «профессиональном анекдоте», и в художественномтексте, содержащем основные признаки и параметры профессиональногообщения, где эти фрагменты используются для создания подтекстных смыслов,оценочных коннотаций [Исаева, Щербаева, 2010, с. 230].Такие подтекстовые смыслы и далеко идущие, но в основе своейневерные,нелогичныевыводы,основанныенаневерныхпосылках,164обнаруживает игеройроманаВ.
Пелевина, проводяпсевдонаучныйморфологический разбор:В общем, избыток информации создавал проблемы, очень похожиена те, которые вызывало невежество. Но даже очевидные ошибки иногдавели к интересным догадкам...: «Слово «западло» состоит из слова«Запад» и формообразующего суффикса «ло», который образуетсуществительные вроде «бухло» и «фуфло». Не рано ли призыватьсклонный к такому словообразованию народ под знамена демократии ипрогресса?» (В. Пелевин. «EMPIRE V». Эл. ресурс).В другом контексте, где спор идет об идеологических позициях,метафора объявляется подпольной кличкой лжи, что придает нейтральномулингвистическому термину отрицательную оценочность:«– В стране, где основного мертвеца еще не похоронили… Самоназвание которой лживо…– По-твоему, все – ложь!– Ложь в моей журналистике и в твоих паршивых стишках! Гдеты видел эстонца в космосе?– Это же метафора.– Метафора… У лжи десятки таких подпольных кличек!» (С.Довлатов.