Диссертация (1149113), страница 37
Текст из файла (страница 37)
как то в чем сочетается физическое(«колебание воздуха») и метафизическое (смысл) ему недоступен. Как тело нельзявскрывать, дабы не препятствовать возвращению души в него, дабы не лишитьхристианина возможности воскрешения в нетленной плоти, т.е. спасения, точнотакже невозможно подвергнуть тело анализу — теоретико-исследовательскомуаналогу анатомического вскрытия. Ведь оно, неся в себе тайну спасения,выступая одновременно тюрьмой и проводником души, не имеет ничегопостоянного, неподвижного, цельного. Постоянство истины нельзя обрести втщетном расчленении плоти; углубление в неустойчивую материю не откроетвечные ориентиры спасения, но лишь пошатнет единство веры.
Тело и анализостаются чуждыми друг другу, по крайней мере, до тех пор, пока на сменупредставлениям о конечной природе человеческого тела, не придут представленияоб открытости этой природы, о позитивной стороне ее непостоянства.Все меняется после 1240 года, когда император Фридрих II разрешаетпроводить аутопсии на Сицилии.
К концу XIII века препарирование становитсялегитимной практикой в Болонье и в Падуе, распространяясь постепенно на всюЕвропу. Отныне истина тела открывается параллельно вскрытию трупов.Аутопсия открывает базовые принципы имманентного мира, мира в которомтрансцендентное, не берется в расчет ни повседневным опытом, ни научнойинтерпретацией. Меняется сама конфигурация представления тела. Не будет251Фоссье Р.
Люди Средневековья. С. 25.171излишне рискованным предположить, что это происходит вследствие того, чтомедиум Слова (явления высказывания), постепенно заменяется медиумом Книги(где перелистывание страниц, говорит о возможности последовательноговскрытия смысловых пластов). Например, для Леонардо да Винчи анатомия неесть знание о телесной конституции, о форме строения внутренних органов, ихрасположения и действия. Скорее это умение смотреть на поверхность тела какна экран, отображающий внутренние сокровенные интенции души.
Отсюда задачахудожника — видеть интенции души в их даже самых смутных проявлениях впространстве тела. Для того чтобы сделать этот навык художника общим ипростым людям Леонардо предлагает особый вариант медиации взгляда — новуюконфигурациюгородскогопространства.Тактелостановитсяпунктомпересечения различных интересов, моделей, образов. Описывающие его понятиямеры, подобия, порядка, гармонии — становятся базовыми метафорами дляописания социальной жизни, различных девиаций, способов воспроизводстваповседневности.
Тело начинает соотносится с новыми смыслопорождающимимедиальными конфигурациями, представленными архитектурой. Нодажеархитектура как «застывшая музыка» — некая космическая гармония порядка,уже не кажется адекватной запросам близящегося Нового времени. Приочередной смене медиальной конфигурации онтологическая укорененностьобращается в «апофеоз беспочвенности» (Л. Шестов). Архитектура уже не можетоставаться базовым медиа эпохи. На смену архитектуре приходит машина.Открытие природы тела как механизма, позволяет установить радикально новыйвзгляд на тело.
Машина разрушает здесь все культурные коды, все конвенции, всеобразы и проблематика телесности приобретает иной характер. Когда жемеханическая проблематика сменится энергийной проблематикой соматическийресурс, его организацию и эргономизацию начнут рассматривать как игру«неравновесных систем».В XX веке эту «игру» увидят в противостоянии информации и энтропии,что позволит ассоциировать тело с семиотическими моделями, культурнымикодами, образами, продуцируемыми информационным обществом.
Все указанное172станетусловиемсовременногопониманиятелавмедиафилософии,культурологии и антропологии как продукта медиальных режимов и форматовсообщения, определенных в своей структуре новыми медиа. «Средневековыеалхимики гонялись за гомункулюсом, синтезированным в реторте, как механикиXVIII в. трудились над пружинно-шарнирным человеком, как инженеры XIX в. —над паровым человеком».252 Наступает время человека дигитальной эпохи.Современная эпоха, обнаруживающая себя в ситуации медиа, уютночувствующая себя в гонке информационных скоростей, экстазе коммуникаций,размытии границ времени и пространства, тяготеет к реконструкции исходнойцелостности тела, к возвращению из забвения того, что казалось необратимопреданным разложению в сети медиаканалов.
В медиаэпоху, когда телообнаруживает себя исключительно в риторическом измерении, низводится доположения знака среди знаков, оказываясь перед необходимостью конкурироватьс другими знаками на правах семиотической экономики (например, впространстве моды и спорта), в эпоху, когда тело редуцирует свой символическийи физиологический объем до плоскости, где встречается подушечка указательногопальца и сенсорный экран компьютера, а «дискурс науки говорит осуществовании на пересечении генетической биологии, структурной лингвистикии кибернетики теленомического тела»,253 вытесняющего модель тела как a prioriприсутствия в жизненном мире — мы (более чем когда-либо) вынужденыприслушаться к телу, понять исходные координаты его существования,переопределить базовые модели его артикуляции в доступных рефлексииграницах, заново пересмотреть логику включение тела в дискурс философии.Можно сказать, что вне зависимости от социального среза, видимойэлитарностидискурсовиустановоксознания,вкаждойизстихий,развертываемых сущностными формами современности, мы или непосредственнообнаруживаем или скрыто улавливаем контуры телесной проблематики.
В252Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии). М.: ФЭРИ-В, 2006. С. 18.253Krocker A., Krocker M. Theses on the dissapiering body in the hypper-modern condition. P. 22.173элитарных по степени сложности научно-технических разработках, направленныхна преодоление силой практического разума ограничений человеческого существакак создания природы, интонации озабоченности телесной проблематикой звучатне менее настойчиво, чем в по видимости демократичной и всем доступной, а посуществу тоталитарной сфере моды, предоставляющей доминирующие в социумесоматические модели, единственно обладающие правом свободного вхождения врежим актуальности и комфортабельного пребывание в нем. В медицинскихпроектах биопротезирования, перманентного мониторинга и молекулярнойдиагностики, мы сталкиваемся с онтологией тела и в той же мере в какой мыможем обнаружить ее в знакомых всем и каждому домашних медийных протезах—всевозможныхгаджетах,направленныхнаэкономиюусилияифункционирующих по принципу дистанционного управления.
В каждом изуказанныхпримеровтелоподвергаетсядисперсии.Его,привычнораспознаваемые в качестве природных, данности подлежат символическомувытеснению и рационально-техническому замещению. Во всех указанных случаяхгерметический по происхождению и гуманистический по праву артикуляциитезис реализации человеческой воли по самоопределению, оказывается передугрозой обращения в противоположность — укоренения позывных духа в сферестихийной объективации, существования под вектором «овеществления».Наша модифицированная чувственность функционирует в непрерывноширящемся спектре тончайших оттенков, но определяющий модели перцепциипринцип различия уже включен в рациональный запрос, предъявляемый к телу.Тело как базовое условие человеческого опыта, чреватое эффектом спонтанности,уходит в прошлое. Тело как субстанция и субстрат подвергается забвению.Несомненно, указанный процесс имеет и обратную сторону: трансформациятелесной структуры, смещение привычных координат чувственности (часторавнозначная снижению порогу интенсивности переживаемого, а порой ичреватоетотальнойанестезией)снеизбежностьювызываюткжизнимногообразные формы реакции — от экстремального спорта до экстремистскойугрозы биотерроризма.
Даже те модусы рефлексии, которые привычно чужды174изощренным разысканиям неожиданно обнаруживают, что сопутствующеесовременным обществам комфорта стремление к амортизации чувственногоопыта, а в пределе и перевода существования в фантазматический парадизпобедившего консюмеризма — находит свое «испорченное» отражение втиражируемыхфильмамиикнигамипаранойяльныхобразахвторженияРеального: в сюжетах био- и нанотерроризма, говорящих о том, что само моетелесное присутствие в мире уже делает меня мишенью; демонстрирующих кактело,зараженноеНепрестаннымвирусомтребованиямстановитьсяоружиемпереформулировкимассовогоценностныхпоражения.критериеввотношении человеческой жизни на всех уровнях экзистенции противостоитбудничное стремление к смерти — тяга к травматическим опытам телесности,интерес к аутодеструктивным перформансам в искусстве и растущий градусэкстремальности в спорте.И, тем не менее, за спонтанной угрозой «похищения тела», за агрессиейбио-вторжения видится искусно программируемая паника.
Равным образомвызывает чрезвычайное недоверие и проникновение единственного наследникадуха модерна — спорта во все сферы нашей жизни. «Несколько лет тому назад,когда я сопровождал группу из тридцати студентов колледжа на экскурсии втрадиционные японские дома в Киото, мы все последовали традиции сниматьобувь перед тем, как войти в частное или религиозное помещение. Взглянув нагруду кроссовок Adidas, Nike и Reebok, я осознал, что был единственным изтридцати одного американца, на котором была неспортивная обувь.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
