Диссертация (1149012), страница 6
Текст из файла (страница 6)
Обусловлено это былопоявлением монотеистической религии, объяснявшей все мировые процессыисходя из божественной природы. Исключением не стал и сам индивид. ПоверномузамечаниюО. Э. Душина,«вусловияхмировоззренческойтрансформации наметились контуры интериоризации духовной жизничеловека, и он начал постигать неизведанные тайны собственной личности»2.Мысль Августина Аврелия стоит у истоков сдвига и перерожденияримской «conscientia» в христианскую. В первой книге «О граде Божьем»Августин ведет речь о целомудрии и им ставится весьма важный вопрос отом, остается ли по-прежнему человек целомудренным в случае, если былосовершено над ним насилие. Если бы действия с телом являлисьдостаточным основанием для признания греховным того, над кем былосовершено насилие, то, по мысли Августина, «целомудрие отнюдь не былобы душевной добродетелью и не относилось бы к тем благам, из которыхслагается добрая жизнь, а считалось бы одним из благ телесных, каковы:сила, красота, крепкое и неповрежденное здоровье и прочие такого жерода»3.
Здесь, по всей видимости, Августин полемизирует со стоиками,считавшимидушуи,соответственно,добродетель,телесной.Нонадругательства над телом явно недостаточно для того, чтобы сделатьгреховной жертву. Важно, чтобы оставался «неизменным душевный обет,1Oxford Latin Dictionary.Душин О. Э. Исповедь и совесть в западноевропейской культуре XIII –XVI вв. СПб.: Изд-во С.-Петерб.Ун-та, 2005. С.78.3Августин А.
О граде Божием. СПб: Алетейя, Киев: УЦИММ-Пресс, 1998, Т. 3. С. 29.229благодаря которому получило освящение и тело»1. Если он не сохраняется,то целомудрие утрачивается.В 19 главе Августин развивает намеченную в предыдущей главеопределенность, разбирая случай, имевший некогда место с Лукрецией,которая, по легенде, подверглась насилию и, не выдержав мук совести, былавынуждена покончить жизнь самоубийством. В этом отрывке выясняетсяотличие христианской «conscientia» от языческой и здесь же впервые в текстевстречается этот термин. Августин объясняет поступок язычницы Лукрецииследующим образом: «не будучи в состоянии показать людям своей совести,она решила представить их глазам эту казнь, как свидетеля своих помыслов.Она краснела при мысли, что ее могут счесть сообщницей проступка, еслиона терпеливо снесет то, что сделал над нею другой»2. Лукрецияпродемонстрировала сугубо юридический римский подход к пониманиюсовести, ибо, не имея возможности доказать отсутствие намерения илисоучастия в насилии над собой, она доказывает это посредством другогодействия, совершение которое способно затмить прежнее и тем самым вглазах римских граждан восстановить ее честь.
Муки совести былиобусловлены, прежде всего, тем, что знание о факте, порочащем женщину,стало общим достоянием. Потому Лукреция и совершает деяние, свидетелемрезультата которого мог стать любой усомнившийся в ее честности.ВнутренняяуверенностьнепричастностиЛукрециипосредствомиеесамоубийстваосведомленностьдолжныстатьосвоейзнанием,доступным всем. Здесь «conscientia» выступает в изначальном римскомзначении совместного обладания каким-то знанием.
Тот факт, что Лукрециюдолго почитали и принимали за образец поведения честной женщины, аАвгустин не принимает этого почитания и даже считает, что сам этотпоступок не заслуживает подобного общественного одобрения, указывает на12Там же. С. 30.Там же. С. 33.30сильное смещение значения слова «conscientia». Что же предлагаетхристианский мыслитель взамен?Женщины христианские, по мысли Августина, продолжают жить послетого, как на них обрушилось такое горе, ибо «у них есть внутренняя славацеломудрия, свидетельство совести. Они имеют ее пред лицом Бога своего ине ищут большего там, где нет большего, что они могли бы сделать посовести, – не ищут, чтобы ради избежания оскорблений со стороны людскойподозрительности не уклониться от предписаний божественного закона»1.Совесть христианина ставит его перед Богом, а не перед судом человеческим.В книге пятой Августин говорит, что «лучше та добродетель, которая неудовлетворяется судом человеческим, а только судом своей собственнойсовести» и чуть далее: «единственно истинная добродетель есть та, котораястремится к той цели, в которой заключается благо человека, не имеющее всравнении с собою ничего лучшего»2.
Под добродетелью отныне понимаетсянамерение или поступок, которые могут пройти через суд совести, а черезнее могут пройти лишь те, которые способствуют достижению благачеловека – единению с Богом. «Сonscientia» теперь выступает в качественекоторого внутреннего посредника между Богом и человеком. Потому и Богв данном контексте выступает в качестве свидетеля совести (Deus conscientiatestis) и судьи совести (arbiter conscientiarum). И здесь по-прежнему ещеостаются коннотации старого римского словоупотребления «conscientia»,через которые Бог выступает в правовых определениях свидетеля и судьи. Нокак раз в этом же пункте состоит и основное отличие от язычников,заключающееся в том, что судьей и свидетелем теперь является всемогущийБог, перед ликом которого меркнет, становится беспомощной и неадекватнойлюбая общественная оценка или мнение людей.
В этом же контексте важноотметить критику Августином судов человеческих, представляющих собой«скорбное зрелище! Ведь судят те, которые не могут знать совести тех, кого12Там же. С.Там же. С. 21631судят»1. Поскольку Бог знает о человеческих намерениях и об отношениичеловека к этим намерениям и поступкам, постольку он может бытьподлинным судьей этих поступков. «Conscientia», сохраняя прежниеконнотации, в сущности своей кардинально меняется и становитсянекоторым внутренним посредником между человеком и Богом, присущимтому или иному индивиду.Еще раз вкратце проследим историю интересующего нас термина.Языческая «conscientia» понималась либо как простая осведомленность окаком-либо действии или событии, либо же она понималась как внутреннийсвидетель субъекта того или иного поступка или намерения и это значениероднит его с христианским, поскольку содержит нравственный аспект.
Либоже она понималась как совместное знание группы лиц о некотором деянииили намерении. Но именно христианская мысль ставит сферы морального инравственного в зависимость от представления о всеобщей сущности,являющейся абсолютной и первой причиной мира, а потому перед ликомэтой всеобщей сущности индивид оказывается в положении, когда егопомыслы и поступки через совесть оказываются известными не только ему,но и Богу.Подобное изменение значения «conscientia» отчетливо выражает главноеотличие христианского периода от предшествующего ему языческого исостоит оно именно в том, что теперь в этом понятии утверждается теснаясвязьсотворенногоединичногосовсеобщим,котораяимеетдвасущественных аспекта. Первый из них состоит в том, что единичноеполностью порождено Творцом, но таким образом, что имеет возможностьотпасть от него.
Второй аспект имеет в виду это отпадение единичного инеобходимость его возвращения обратно к своему Творцу, т. е. ввосстановлении первоначального порядка. Именно в способствовании этомувозвращениюиусматриваетсяосновнаяфункция«conscientia»христианстве.1Августин А. О граде Божием. – СПб: Алетейя, Киев: УЦИММ-Пресс, 1998, Т. 4. С. 29.32вЭта непростая сопряженность всеобщего и единичного позволилавыявить «противоречивость человеческого существа, созданного по образу иподобию Божьему, но одновременно несущего на себе печать неизбывногогреха»1.Онаже«задавалаперспективупоискавнутреннейтождественности»2.В последующую тысячу с лишним лет на почве христианской культурыбудут осуществляться различные попытки развития этого отношения. Но врамках нашего исследования достаточно зафиксировать главное изменение,ставшее возможным благодаря усилению позиций христианства.
Оно уже вполной мере было выражено Августином и заключалось в установлениизависимости единичного от всеобщего. При этом, как мы видели, рольсвязующего звена отводится именно «conscientia». Осмысление этойнепростой связи станет одной из магистральных тем средневековой мысли.Отныневнутреннеесодержаниепомысловиндивидавсегдабудетопределяться только перед ликом совершенного творца мира.Уже в эпоху Реформации намечаются изменения, которые впоследствииприведут к возникновению новой философии Р.