Диссертация (1148857), страница 24
Текст из файла (страница 24)
Специализация сенсорных областей коры головного мозга не является врожденной.Нейронные связи между областями настолько многочисленны, что, например,«звучащая речь ожидаемо возбуждает у младенцев активность в слуховой кореголовного мозга, но, в отличие от взрослых, такая же активность отмечается и взрительной коре. По мере взросления активность зрительной коры в аналогичныхситуациях снижается, но не исчезает полностью примерно до трехлетнего возраста».134 На субъективном уровне новорожденный в первые полгода своей жизнисталкивается с так называемым супом из ощущений (“sensory primordial soup”);его мозг в буквальном смысле должен научиться классифицировать по органамчувств непрерывно поступающий поток чувственных данных. Этот процесс, согласно К.
ван Кемпену,135 начинается приблизительно с полугодовалого возраста.Специализация осуществляется посредством опыта:...специализация сенсорных областей коры головного мозга эмпирически налаживается соответствующими сенсорными модальностями. При этом соотнесение той или иной модальности с определенной областью коры осуществляется за счет того, что чувственные данныеэтой модальности, в отличие от данных других модальностей, вызывают более сильную, быструю или более последовательную стимуляцию именно этой области.
136134Spector, F., and D. Maurer, “Synesthesia: a new approach to understanding the development of perception,” Developmental Psychology, 2009, vol. 45, p. 177.135См.: Campen, C van, The Hidden Sense. Synesthesia in Art and Science, pp. 29–31.136Spector, F., and D. Maurer, “Synesthesia: a new approach to understanding the development of perception,” p. 178.111Другими словами, мозг, анализируя информацию, поступающую от разныхорганов чувств, опытным путем «узнаёт», что данные определенных органовчувств в наибольшей степени стимулируют определенные области сенсорной коры, «лишние» нейронные связи между разными областями ослабевают и такимобразом происходит специализация последних.
Тем самым, каждый человек в начале жизни является синестетом. Однако следует учитывать, что синестезия у новорожденных отличается от синестезии у взрослых людей. Для первых мир предстает супом из ощущений: все их чувства смешаны, они воспринимают все ощущения единым и неразделимым потоком, не понимая, что у каждого есть свойчувственный источник. Взрослые люди, напротив, осознают различные чувственные качества и способны различать их: они могут видеть цвет звуков, но понимают, что звук и цвет – не одно и то же.Биологический механизм возникновения синестезии правдоподобен, носледует задуматься, есть ли у нее культурный смысл. По-видимому, есть, и онсвязан с досемантической природой синестезии.
Очевидно, что с момента рождения маленькому ребенку необходимо освоить огромный массив знаний разногопорядка: ему нужно получить начальное знание о внешнем мире, овладеть языком, усвоить культурные нормы и т. д. Причем сделать это нужно в очень ограниченный промежуток времени. Если вспомнить, сколько времени в более старшемвозрасте занимает изучение даже не целого предмета, а частного вопроса однойдисциплины, можно понять, что использующиеся для этого тип памяти и способовладения материалом, не годятся для маленького ребенка – он просто не успеетосвоить необходимый объем знаний.
Начиная со школьного возраста, обучениедетей связано главным образом с развитием их аналитических способностей ипочти целиком проходит в языковой среде. Поскольку язык является в значительной степени автономной по отношению к действительности системой, у ребенкаразвиваются способности к абстрагированию и категориальному мышлению.Вследствие этого у него реорганизуется тип памяти – она становится семантической, понятийной.
Для семантической памяти характерны отвлеченность, обобщенность и отсутствие образности. Понятие как бы и предполагает предметную112соотнесенность, но, взятое само по себе, оно являет собой «ничто», оно настолькопредельно и тонко, что его даже нельзя описать, нельзя сказать, какое оно, поскольку оно бедно чувственными образами. Таково действие языка, надстраивающегося над чувственной реальностью. Поэтому теперь предмет для ребенка неэтот конкретный стол или конкретная чашка с их неповторимыми особенностямии связанными с ними переживаниями, а стол и чашка как понятия – неизменныево времени и пространстве, не представимые в образе и безразличные.Семантическая память требует больших усилий: чтобы что-то запомнить,необходима долгая аналитическая работа рассудка, кроме того, информация, организованная в памяти по семантическому принципу часто, имеет свойство забываться со временем.
С помощью этого типа памяти невозможно за короткий срокосвоить большое количество информации. Поэтому до начала целенаправленногообучения аналитической деятельности ребенок познаёт мир посредством образной, эйдетической памяти. И решающее значение состоит в том, что такая памятьне является семантической. Она имеет то преимущество, что информация запоминается очень быстро, непосредственно и в большом объеме благодаря тому, чтосодержится в чрезвычайно ярких и наглядных чувственных образах, воспринимаемых без усилий.
Очевидно, синестетическое восприятие играет здесь большуюроль, т. к. образы, полученные от смешения различных чувств, оказываются оченьяркими, быстро и в больших объемах запечатлеваются и без особых затруднениймогут быть актуализованы. Недостатком эйдетической памяти является ее излишняя привязанность к практическим условиям, в результате чего становится невозможным справляться с теми трудностями, решение которых предполагает не связанное с практикой логическое оперирование с отвлеченными понятиями.Именно логическому мышлению целенаправленно обучают в школе. Вследствие того, что в процессе обучения активно задействуется язык, эйдетическаяпамять со временем ослабевает (ведь язык ровно то и делает, что расщепляет многообразный, слитый воедино поток ощущений на части) и практически полностьюзамещается семантической памятью к десятилетнему возрасту.
Разумеется, к этому моменту у обычного человека приостанавливается механизм образной памяти,113не говоря уже о синестетическом восприятии. Вспомним, что и специализациясенсорных областей коры головного мозга оформляется к трехлетнему возрасту, т. е. к тому моменту, когда человек более-менее овладевает языком вместе сего логико-семантическим устройством. Однако в том или ином виде синестезияостается у всех людей, поскольку они различают низкие и высокие звуки, теплыеи холодные цвета, острые вкусы и запахи.
Отдельные люди, даже овладевшие категориальным мышлением и способные различать чувства, воспринимают действительность синестетически. А совсем исключительные, и будучи взрослыми, –почти в первозданном виде сохраняют эйдетическую память. Таким человекомбыл, например, Соломон Шерешевский, чей случай был превосходно описанА.
Р. Лурия в «Маленькой книжке о большой памяти». Примечательно, что чувственное восприятие С. Шерешевским действительности как брызг, полос света,клубов пара, линий очень напоминает тот самый суп из ощущений у новорожденных.2.3.4. Доязыковые структуры психики и абсурдИсследование синестезии мы начали с замечания, согласно которому, некоторые логически неверные, абсурдные высказывания, никак не согласующиеся сповседневным опытом, составляют насущное содержание восприятия синестетов.Решающую роль здесь играет то, что синестетические переживания имеют доязыковую, несемантическую природу.
Конечно, мы не можем выводить феномен абсурда целиком из синестезии, равно как и не можем умозаключить, что абсурдныевысказывания возникают в языке как описание синестетических переживаний вначале жизни, хотя тот же Р. Сайтовик выдвигает похожую гипотезу в отношенииметафорического строения языка. Он пишет, что «овладение метафорой связаноне с возможностями языкового абстрагирования, как многие ошибочно полагают,но с нашим физическим взаимодействием с миром».137 Иначе говоря, по мыслиР. Сайтовика, метафора в языке должна пониматься не как трюк с переносом зна137Cytowic, R.
E., “Touching Tastes, Seeing Smells – and Shaking Up Brain Science,” p. 24.114чения, а буквально – как языковой остаток когда-то насущного, действительногосинестетического опыта, подобно тому как ритуализованные компоненты нашейповседневности являются «окаменелостями» практической деятельности нашихпредков. Нам всё же представляется, что у нас достаточных оснований выводитькачества языкового выражения, побочные с точки зрения прямого означивания, изсинестезии. Вообще, связывать метафору и синестетические переживания можно,по-видимому, только в том случае, когда в метафоре сочетаются отличные друг отдруга перцептивные характеристики. Примером может служить словосочетание«кричащий цвет». В остальном, метафора образуется строго логически – это перенос именно значения.
Отличие метафоры от синестетических переживаний какраз и состоит в том, что в ее образовании решающую роль играет семантика, а ненепосредственные ощущения. Даже такую метафору, как «золотой голос», нельзяназвать в полной мере синестетической, поскольку для ее составления и понимания требуется скрытое умозаключение: этот голос чрезвычайно красив, а потомуценен; золото обладает большой ценностью; значит, этот голос золотой. Синестетже не производит логических операций, он просто воспринимает голос золотым,например, испытывая ощущение золотистого цвета при звуке голоса.Пожалуй, из языковых феноменов наиболее близкими к синестезии оказываются именно разного рода абсурдистские конструкции, в которых соединяютсялогически несовместимые вещи.
Однако даже если предположить, что абсурдпредставляет собой не просто видоизменение знаковой системы и берет начало вдоязыковом сегменте психики, то правильнее будет сказать, что его источник несинестезия сама по себе, а тот слой психики, что предшествует языку и его семантической организации. Синестетические переживания в таком случае могут лишьслужить наиболее ярким индикатором этого доязыкового, досемантического идорефлексивного слоя, т. к. первоначально синестезия – невербальный феномен.Языковой абсурд может возникать, когда мы пытаемся выразить словами содержание этих предельных оснований психической деятельности.
Таким же образомон возникает и при попытке сказать о предельных основаниях сущего, выходящихза границы чувственного опыта. Вспомним также, что все практики познания, от-115носящиеся к экзистенциальному измерению абсурда, предполагают остановкурассудочной деятельности и движение именно к недискурсивному слою психики.Итак, абсурд в языке может появляться, когда мы пытаемся вербально зафиксировать или то, что выходит за пределы чувственного опыта (трансцендентное содержание), или то, что составляет «ненормативный» чувственный опыт, определяемый первичными структурами психики.