Диссертация (1148857), страница 18
Текст из файла (страница 18)
Есть и другой параметр, по которому они совпадают, а именно: Ничто, как иЕдиное, открывается в результате определенного недискурсивного опыта. Примечательно также, что в статье «Что такое метафизика?» в контексте, связанном сНичто и его раскрытием, возникает проблематика абсурда: М. Хайдеггер дваждыиспользует прилагательное «widersinnig» и один раз – образованное от него существительное «Widersinnigkeit», которые на русский язык уместнее всего перевести«абсурдный» и «абсурд». Таким образом, хайдеггеровский текст в определенномотношении оказывается напрямую связан с экзистенциальным измерением абсурда.Переживание, в результате которого открывается Ничто, М.
Хайдеггер называет «фундаментальным настроением ужаса». Ужас неопределен и не имеетпредмета – невозможно указать, что именно ужасает. В состоянии ужаса для насисчезает сущее в целом – невозможно «ухватиться» ни за какую конечную вещь,невозможно вернуть свое сознание в ограниченные рамки индивидуального опы-86та, поскольку человек в качестве отдельного, единичного «я» тоже исчезает. В совместном исчезновении «сущего в целом» и эмпирической наличности человекаугадывается характерное для состояния недвойственности растворение субъекта иобъекта. Как и полагается в экзистенциальном измерении абсурда, частными аспектами подобного опыта являются остановка логико-дискурсивной активности иподавление речевой способности: «Ужас перебивает в нас способность речи.
Поскольку сущее в целом ускользает и надвигается прямое Ничто, перед его лицомумолкает всякое говорение с его “есть”».101В принципе, такие переживания известны любому мистику и должны высоко им оцениваться, поскольку очищение сознания от его собственных проекций иобретение в связи с этим полноты существования – всегда наиважнейшие и самыежеланные для него цели. У М. Хайдеггера подобный опыт связывается с ужасом.Близкий, но ни в коем случае не идентичный, аспект страха при выходе к Единому есть и у Плотина, но этот страх возникает не в силу невыносимости переживания: «Мы боимся, как сказано в 5. 5, что не сможем достигнуть конечной цели,потому что не сумеем освободиться от всякой двойственности в том, что ищем.
Иопасаемся, как об этом сказано в удивительном месте 6. 9. 3. 7., что наше схватывание Единого окажется обманом, и в действительности мы прикоснемся к ничто».102 Причиной страха того, кто восходит к трансцендентной реальности, являются сомнения: сможет ли он довериться ей; сможет ли он быть достойным ееувидеть; сможет ли он позволить себе быть столь же совершенным, как она;«сможет ли душа, до того знакомая лишь с конечными явлениями, посметь житьна этом желанном бесконечном уровне».103М.
Хайдеггер видит в ужасе, приоткрывающем Ничто, «катарсический»,подлинный момент. Ужас изумляет. Ужас дает возможность узнать себя в качестве Dasein – принципа, относящегося к исходному строению бытия, который превосходит человека и в котором человек находит свою полноту и завершенность.Ужас позволяет человеку увидеть, что он каждую секунду выдвинут в Ничто, что101Хайдеггер М. Что такое метафизика? // Хайдеггер М. Бытие и время.
СПб., 2007. С. 30.Рист Дж. М. Плотин: путь к реальности. С. 245.103Там же.10287основой его существа является способность к трансцендированию, т. е. к выходуза пределы сущего. Ужас раскрывает сущее не в раздробленности конечных вещей, а в своей целокупности – именно «в светлой ночи ужасающего Ничто впервые происходит простейшее раскрытие сущего как такового: раскрывается, чтооно есть сущее, а не Ничто».104В то же время М. Хайдеггер понимает, что сегодня большинство людей находятся в такой стадии «забвения бытия», что не готовы ради этого выноситьужас.
Исходная структура Ничто заслонена непроходимым массивом сущего, конечностью наших повседневных действий и несущественностью наших стремлений и целей. Поскольку мы всё больше «выгоняем себя на обыденную поверхность нашего бытия»,105 постольку абсурдные переживания, приоткрывающиеНичто, не могут стать результатом целенаправленной практики, но могут возникнуть лишь случайно. Также М. Хайдеггер понимает, что, если это вдруг произойдет, субъект, сформированный современной культурой, предпочтет какими угодно средствами вернуться обратно к конечному сущему, погрузиться в рутину повседневности, заслонить Ничто вещами, на деле являющимися всего лишь проекциями его собственного ума.
Поскольку ужас предполагает подавление речи, онтакже всеми силами попытается вернуться к дискурсивной деятельности: «охваченные жутью, мы часто силимся нарушить пустую тишину ужаса именно всёравно какими словами».106 И надо полагать, что в таком возвращении субъект неузнает того высокого значения языка, какое мы находим у М. Хайдеггера, а окажется в сфере Gerede – бессодержательной болтовни, толков.2.2.2. Ж.-П. Сартр: Тошнота как пример абсурдного опытаЕще более отчетливый пример бегства от абсурдных переживаний представлен Ж.-П. Сартром. Показательным в этом отношении является его художественное произведение «Тошнота», однако для толкования последнего необходимоучитывать и его философскую программу.104Хайдеггер М.
Что такое метафизика? С. 31.Там же. С. 32.106Там же. С. 30.10588Тошнота – необычный экзистенциальный опыт, однажды случившийся сглавным героем Антуаном Рокантеном. Этот опыт описывается им как более острое переживание существования вещей. Например, когда герой берет какойнибудь предмет: гальку, дверную ручку, пивную кружку, скомканный грязныйкусочек бумаги, – то вдруг начинает ощущать себя крайне неприятно.
Ему кажется, что эти предметы противятся тому, чтобы их трогали, что они существуют втакой же степени автономно, «как если бы они были живыми существами».107Иначе говоря, в опыте Тошноты существование вещей переживается самостоятельным и более независимым, чем привык считать субъект.Поскольку существенным в опыте Тошноты является соотношение междучеловеком и вещью, необходимо понять, какое место в философской системеЖ.-П.
Сартра занимают оба этих понятия. Вещь является выражением бытия-всебе, в отношении которого в «Бытии и ничто» употребляется формула: «Бытиеесть. Бытие есть в себе. Бытие есть то, что оно есть».108 Вещь укоренена в самойсебе, тождественна своей сущности и нигде не выходит за границы своей тождественности. Человек же как для-себя-бытие отделён от самого себя посредствомсамосознания.
Способность к рефлексии о самом себе влечет за собой двойственность и разотождествленность, поскольку быть предметом для самого себя означает также быть иным для самого себя, т. е. быть отчуждённым от себя самого.Таким образом, бытие человека – совершенно особое бытие: двойственное, разотождествленное с собой и превосходящее себя, что выражается абсурдной формулой: «сознание не есть то, что оно есть».109Первоначально Рокантен опознаёт Тошноту как болезнь и признак безумия:она крайне неприятна и страшит его.
Позднее ему удается более точно понять, чтос ним произошло. Тошнота оказывается тем самым абсурдным опытом утратыдискурсивности. Ж.-П. Сартр передает разрушение дискурсивной прослойки сознания в этом переживании, обрывая слова:107Сартр Ж.-П. Тошнота. СПб., 2006. С. 21.Сартр Ж.-П. Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии. М. 2012. С. 60.109Там же.
С. 141.10889Мысли – вот от чего особенно муторно… Они еще хуже, чем плоть. Тянутся, тянутся безконца, оставляя какой-то странный привкус. А внутри мыслей – слова, оборванные слова,наметки фраз, которые возвращаются снова и снова: «Надо прекра… я суще… Смерть…Маркиз де Роль… умер… Я не… Я суще…» Крутятся, крутятся, и конца им нет.110Утрата опосредствующей логико-дискурсивной прослойки приоткрываетРокантену план чистого, недвойственного существования.
Кажущаяся самостоятельность вещей – не более чем следствие разрушения дискурсивности. Вещи видятся Рокантену автономно существующими лишь потому, что «слова исчезли».В абсурдном опыте Тошноты обнаружилось, что «карта территории не есть саматерритория», что дискурс, относимый к объектам, в отличие от них онтологически ничтожен. Самостоятельность вещей – лишь невозможность их назвать, и этанеспособность вести означивающую деятельность повергает в ужас:Но слово остается у меня на губах, оно не хочет приклеиться к вещи.
А вещь остается тем,что она есть. <…> Вещи освободились от своих названий. Вот они, причудливые, упрямые,огромные, и глупо называть их… и вообще говорить о них что-нибудь. Я среди вещей, средине поддающихся наименованию Вещей. Они окружили меня, одинокого, бессловесного, беззащитного, они подо мной, они надо мной. Они ничего не требуют, не навязывают себя, просто они есть.111В отношении Тошноты, разрушающей логико-дискурсивную прослойкусознания, Рокантен находит «ключ» для нее, лучшее, по его мнению, слово – слово «абсурдность».
Он различает два вида абсурда: относительный и абсолютный.Первый действителен только для человеческой реальности, поскольку находитсяв логическом пространстве: в его рамках нечто может быть абсурдным лишь вконтексте чего-то другого. Например, некая система может быть абсурдной поотношению к другой в силу разности их внутренней логической организации, хотя внутри себя она остается осмысленной и подчиняющейся определенным правилам: «например, речи безумца абсурдны по отношению к обстановке, в какойон находится, но не по отношению к его бреду».112 Как отмечал Г. С. Померанц,подобные «конфликты» рациональных систем являются, скорее, парадоксом, а неабсурдом, т.