Диссертация (1148857), страница 14
Текст из файла (страница 14)
и остановку дискурсивной активности.76Руднев В. П. Прочь от реальности: Исследования по философии текста. М., 2000. С. 180.6465ГЛАВА IIЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ АБСУРДА§1. Опыт абсурда и проблематика недвойственности2.1.1. Вводные замечанияВ логико-дискурсивном измерении абсурд предстает, с одной стороны, более глубоким измерением языка, благодаря чему происходит расширение границязыкового выражения, а с другой стороны, альтернативной языковой логикой.Последняя антиномична по своему устройству, поскольку одним из ключевых еесвойств является умение мыслить противоположности одновременно актуализованными, что фиксируется в языке в виде антиномистических конструкций. Всвою очередь, это подводит к идее о существовании неунитарной модели сознания и полилогических форм мышления, которые не базируются только на формально-логических принципах.
Однако наиболее существенным является то, что влогическом измерении абсурд предстает феноменом, принадлежащим организованному языком пространству. Могут переформулироваться, переопределяться,заново исследоваться основания языка, высвечиваться его скрытые пласты, нозначение дискурса не отрицается.Для экзистенциального измерения абсурда, напротив, свойственно полностью устранять всякое дискурсивное содержание сознания, останавливать языковую и рассудочную деятельность и подавлять речевую способность. Дискурс видится не просто ограниченностью и недостаточностью, а негативностью, причиной, по которой человек навсегда оказывается разделён с собой и с вещами.
Понашему мнению, именно в экзистенциальном измерении абсурд находит свое исполнение и завершение. Приведем несколько аргументов в защиту этого положения.Проведенный в первой главе анализ работ, посвященных абсурду, показывает, что его исследователи в силу специфики предмета нередко сталкиваются сопределенной проблемой.
Мысль об абсурде словно попадает в порочный круг,66вращаясь в дискурсивном поле, организованном различными близкими по смыслупонятиями. Исследуемый предмет может связываться с бессмысленностью, гротеском, хаосом, парадоксальностью и т. п., однако при этом каждый раз будетоказываться, что он, сочетая в себе характерные черты каждого из перечисленныхфеноменов, в то же время не является ничем из этого синонимичного ряда в отдельности. Более продуктивными представляются исследования абсурда как категории языка.
Можно, к примеру, рассмотреть механизмы возникновения лингвистического абсурда и проследить его уровни. В этом случае обнаружится, что абсурдистские элементы образуются в языковой ткани в силу тех или иных семантических, синтаксических или прагматических аномалий.
Такие исследования обладают несомненной практической значимостью, однако они, т. к. это и не является их задачей, не позволяют увидеть абсурд в сущностном аспекте. В философской работе в отношении рассматриваемых феноменов должно быть выдвинутохотя бы предположение о том, чем они являются сами по себе. Поэтому нашей задачей является выяснение того, может ли абсурд в принципе быть рассмотрен какнечто полностью самостоятельное и безотносительное.Как можно заметить, указанные пути исследования не позволяют этого сделать, т.
к. в первом случае абсурд с необходимостью будет определяться через нечто внешнее, а во втором – в качестве лингвистической аномалии он изначальнополагается вторичным по отношению к языковой норме. Но и игнорировать полученные в рамках этих исследований результаты было бы неправильно. Уже этимологически абсурд несет в себе коннотации, связанные с несамостоятельностьюи вторичностью, однако стратегии, предполагающие его осмысливание в этомключе, сами подвержены несообразностям. Скажем, если мы связываем абсурд сбессмысленностью, то мы попросту не слишком последовательны в своем рассуждении. Как замечает К. Свасьян, «смысл – единственное понятие, не подлежащее никакой антиномике… ибо и бессмыслица в самый миг ее произнесения илипросто мысленной фиксации уже осмыслена и, значит, не равнозначно антиномична смыслу, а представляет собою такое его отрицание, которое не мыслимо67вне самого смысла».77 Иными словами, когда говорят о бессмысленности чего быто ни было, всё же имеют в виду не отсутствие смысла как такового, а всего лишьнарушение некоторых процедур, ответственных за его образование.
То же относится и к другим словам с отрицательными маркерами: алогичность, иррациональность, нелепость. Поэтому если все-таки попытаться увидеть в абсурде субстанциальность, то это следует сделать, реорганизуя результаты упомянутых исследований таким образом, чтобы они стали последовательными. Следует избегать двусмысленности. Если уж мы признаём абсурд чем-то бессмысленным, тонеобходимо ответить на вопрос, можно ли на самом деле помыслить нечто, чтополностью, ни в одной своей части не имеет смысла.Вообще, связывание любого феномена, в котором наблюдается минимальное снижение рациональности, с абсурдностью выглядит сомнительным, поскольку модусы иррациональности слишком многочисленны. Если проследитьфеноменологию сознания, то и вовсе окажется, что иррациональное (по существу,недискурсивное, не связанное с конституированными языком структурами мышления) содержание не составляет оппозиции рассудочному, поскольку во внутреннем опыте субъекта и иррациональное, и рассудочное наличествуют одновременно.
Иррациональность в этом смысле так же нормативна и «естественна», каки дискурсивность: и то, и другое являются продуктами сознания, результатом того, что оно проявляет активность. По этой причине более плодотворным нампредставляется такой подход к феномену абсурда, который выводил бы связанную с ним проблематику из поля, организованного дихотомиями «разум – иррациональность», «смысл – бессмыслица» и т. п.По-видимому, для реализации абсурда в указанной редакции (окончательная бессмысленность и полная самостоятельность) его надлежит вынести за пределы того поля, где смысл в принципе может образовываться, т.
е. сделать еговнеположным как смыслу, так и «бессмыслице»; как разуму, так и иррациональности. Вместе с тем осуществление подобного акта означало бы и становлениеабсурда самостоятельным, т. к. в таком виде он является безотносительным. Оче77Свасьян К. А. Феноменологическое познание.
Пропедевтика и критика. Ереван, 1987. С. 111.68видно, что абсурд при этом не может далее оставаться под юрисдикцией языка ивообще какой бы то ни было дискурсивности по указанной ранее причине: любаяразновидность лингвистического абсурда с необходимостью будет всего лишь нарушением языковой нормы и в силу этого будет обладать определенной степеньюосмысленности. Кроме того, абсурд существует только для человека и не можетбыть приписан другим вещам, поскольку лишь человек способен его сознавать. Всвязи с этим целесообразно перевести проблематику абсурда из логикодискурсивного измерения в экзистенциальное и искать субстанциальное началоабсурдности в определенных аспектах такого опыта человеческого сознания, вотношении которого нельзя было бы говорить ни о смысле, ни об отсутствиисмысла; ни о рассудочности, ни об иррациональности и т.
д. Экзистенциальныйабсурд подобного рода должен быть полностью отличен от всего известного нам вповседневности, т. к. обыденный опыт предполагает дуализм субъекта и объектана каждом уровне (мысль и предмет мысли; чувственный образ и то, что воспринимается; Я и Другой и т. д.), а описанное нами внеположно всякому противопоставлению. Недвойственность – ключевая характеристика абсурда в экзистенциальном измерении.Есть еще одна причина, по которой рассмотрение абсурда в пространствеэкзистенциального опыта представляется более продуктивным. В первой главеотмечалось, что данное явление может рассматриваться в качестве альтернативной расширенной языковой логики.
Однако со стороны приверженцев рационального мышления в отношении логического абсурда может быть выдвинут существенный контраргумент. Он складывается из нескольких, следующих ниже, посылок. Да, действительно, можно говорить о наличии более высокого абсурдного,парадоксального типа мышления в противоположность рассудочному мышлению.Можно сомневаться в единстве сознания и утверждать его неунитарную модель,преодолевающую границы логического мышления. Можно подрывать значениеаподиктических вечных истин разума, отвергать положение, согласно которому,истина носит вневременной, непротиворечивый характер, не зависит от субъектаи является всегда одной и той же для любого существа, наделенного разумом.69Однако всё это никак не затрагивает существа рациональной философии, поскольку любая ее критика всё равно будет оставаться в ее компетенции и, болеетого, будет предполагаться ею. Против сторонников любых абсурдистских формвыражения можно выдвинуть следующее возражение: «Вы отрицаете вневременной и неизменный характер истины и утверждаете некоторую сугубо индивидуальную истину человеческого существования.
Но сама идея наличия истины отэтого не страдает – вы просто меняете ее значение и утверждаете ее, модифицированную, в качестве единственно возможной. Чем же это тогда существенно отличается от представлений рациональной философии?» В отношении остальных«абсурдных» положений также может быть применена похожая критика. Иначеговоря, меняется плюс на минус, но сама форма, заданная дискурсивным мышлением, не дискредитируется, и двойственность не исчезает.