Диссертация (1148275), страница 38
Текст из файла (страница 38)
Собрание стихотворений. СПб., 1997. S. 35.503169качеств, переводящее их в статус «несобственно субъектов»506: Лампенбогенв его глазах является одновременно и лекарем, и «куском жаркого». Хозяинкафе превращается из живого человека в корм для крыс.
Этот ряддеантропоморфизируемых героем персонажей может быть пополнен итрансформацией Патеры: если в начале романа дворец повелителяпредставляется рассказчику в виде черепа «с пустыми глазницами окон»(200), то в его завершение и сам Патера превращается в череп (260) истановится под стать своему дому таким же огромным.Особая позиция художника в романе, не только наблюдающего ификсирующего картины городского апокалипсиса, но и пополняющего ихпродуктами собственной фантазии, позволяет трактовать его образ в аспектеавангардистской традиции, в которой художнику отводится центральная ролькак в рождении новой вселенной, так и в уничтожении старого мира. ФранцМарк формулирует это положение в предисловии ко второму изданиюальманаха «Синий всадник» (1912), так и не вышедшего в свет, следующимобразом: «Дерзкий разрыв со вчерашним миром – вот суть авантюрытворчества.
Эта акция составляет великую цель нашего времени –единственную, ради которой стоит жить и умереть. Здесь нет ни малейшейпримеси презрения к великому прошлому. Но мы хотим иного; мы не желаемжить, как беспечные наследники, жить прошлым. <...> Наследствопромотано; поглощая суррогаты, мир опошляется. И вот мы вторгаемся вновые сферы, мы переживаем великое потрясение – нам предстоит все зановорасчистить, сказать, вспахать, исследовать. Перед нами мир – он чист <...>Если мы отважимся идти вперед, мы должны перерезать пуповину,связывающую нас с материнским прошлым. Мир рождает новую эпоху, ивстает лишь один вопрос: пора ли уже освободиться от старого мира?»507В этой связи дополнительное значение приобретает в романе и образпустыни, которая отсылает не только к столь популярной в этот период506507Смирнов И.П.
Олитературенное время. С. 143.Цит. по: Ришар Л. Энциклопедия экспрессионизма. М., 2003. С. 19.170восточной тематике. Пустыня ассоциируется в литературе этого периода и сточкой«ноля»,стопосомпустогоместа,накоторомвозможновозникновение новой вселенной.
Спустя несколько лет именно образпустыни связывается русским авангардистом Казимиром Малевичем срождением обновленного мира, возникающего благодаря усилию попавшей вэто «ничто» творческой личности: «В пустыне нет ничего, ушел от мира –ушел от вещи и сутолоки, чтобы по-иному издать крик своего Бога, самогосебя, услышать свой говор... Но зачастую отшельники уносят огромныйбагаж и незаметно для себя расставляют его в пустыне, пустыня перестаетбыть пустыней»508.Однако миссия созидателя и творца новой вселенной, возлагаемаяМалевичем или Кандинским на художника, который своим талантомпролагает путь «в царство завтрашнего дня»,509 оказывается в романе Кубинапод вопросом.
«Избранничество» героя продиктовано в «Другой стороне» нетолько его функцией очевидца событий, как это было в литературепредшествующих эпох510, и не только возлагаемой на «нового» художникаролью творца и создателя нового мира, но и распространяющимися в 1900-егг. идеями социального дарвинизма.4.2. Социальный дарвинизм и умножение избранниковПриродные законы, по которым, согласно теории эволюции Дарвина,происходилопоэтапноесовершенствованиечеловека,переносятсясоциальными дарвинистами на развитие общества и государства в целом,которые, как и отдельный индивид, стремятся на протяжении всех этаповсвоего становления к некой высшей ступени, к развитию и прогрессу.508Малевич К. «Заметки о поэзии, духе, душе, ритме, темпе» // Малевич К.
Черный квадрат. М., 2003. С. 393.Кандинский В. О духовном в искусстве. С.24.510В романе М. Шелли «Последний человек» рассказчика Верни Лайонеля не затрагивают уготованныеземным людям напасти, и он продолжает вести одинокую жизнь в надежде на обретение друга; геройрассказчик Брюсова из повести «Гора звезды» спасается от постигшего государство летеев потопа, в товремя как его возлюбленная, царица Сеата, погибает на пути в «большой» мир.509171Способы достижения этой «высшей ступени» связываются социальнымидарвинистами с законами «естественного отбора», которые обуславливаютсяантропологическими свойствами конкретных индивидов511. Экстремальныепроявления социального дарвинизма, послужившие плодородной почвой дляформирования идей националсоциализма, получают на рубеже веков своюлитературную реализацию, в частности, в творчестве Г.Г.
Эверса, например,в его романе «Ученик чародея» (1909) или романе Йоханнеса Шлафа (18621941) «В мертвой точке» (1909)512.В духе умонастроений эпохи, описывая выживших героев, Кубинзаостряет особое внимание на их национальной принадлежности. Всостоянии различной физической вменяемости, на месте разрушенногогорода обнаруживаются в живых не только обезумевший немецкийхудожник, но и напоминающая мумию английская принцесса фон Х., чудоможившая благодаря усилиям русского медика, шесть восседающих надеревьях в голом виде израильтян-бакалейщиков, добившихся вскоребольшого богатства в Европе, и американец Геркулес Белл в элегантномкостюме, с загорелым лицом и бодрой осанкой, напоминающий, однако,«взломщика, уносящего добычу в безопасное место».
(270)Комизм при описании внешности, состояния и будущего выжившихгероев указывает на критическую позицию автора не только по отношению кним самим, но и к социальному дарвинизму в целом, равно как и кконкретным антропологическим теориям рубежа веков. Изображая средивыживших героев потерявшего рассудок немецкого художника, Кубиниронизирует, в частности, над разработанной французским дипломатом,социологом и писателем Жозефом Артуром де Гобино (1816-1882) в еготруде «Опыт о неравенстве человеческих рас» («Essai sur l’inégalité des raceshumaines», 1853-1855) теорией о превосходстве арийской нации, повлиявшей511По мнению Густава Йегера, более сильные индивиды и лучшее общество может возникнуть лишь врезультате конкуренции, войн и уничтожения более слабых особей.
См.: Weinreich H. Duftstoff-Theorie. G.Jäger (1832-1917) Vom Biologen zum Seelenriecher. S. 84.512Об антропологических теориях Шлафа см.: Scheidweiler G. Gestaltung und Überwindung der Dekadenz beiJohannes Schlaf. Frankfurt a. M., 1990. S. 44.172на пангерманские идеи Хьюстона Стюарта Чемберлена 513 , одного изосновоположников идеологии расизма в Германии. Шестеро представителейиудейской нации, вынесшие апокалиптические злоключения на ветвяхдеревьев, не свидетельствуют и в пользу антропологической теорииЙоханнеса Шлафа, который отводит именно иудеям особую историческуюмиссию, связанную с передачей христианского вероисповедания германскимнародам 514 .
В этой связи и жесткую установку Патеры против «всегопрогрессивного» можно проинтерпретировать не просто как его отказ отнаучных достижений и открытий, захлестнувших мир в конце XIX – началеXX века, но и как неприятие позиций радикальных дарвинистов, которыеименовали себя «людьми прогресса» («Männer des Fortschrittes»)515.Целая группа «иммунных» к смерти героев в романе Кубина,благодарнаясвоим«спасением»социальномударвинизму,снижаетобновленческую патетику авангарда. Под вопросом оказывается каквозможность появления новой вселенной, так и ее предполагаемый строитель,безымянный мюнхенский художник, не вполне готовый к исполнениювозлагаемой на него миссии, вынужденный, в итоге, вернуться в большоймир и поправлять свое пошатнувшееся здоровье.513Ср. его работу: Chamberlain H.S. Die Grundlagen des neunzehnten Jahrhunderts, Bd. 1 und 2.
München, 1899.Об антропологических теориях Шлафа см.: Scheidweiler G. Gestaltung und Überwindung der Dekadenz beiJohannes Schlaf. Frankfurt a. M., 1990. S.44.515Weinreich H. G. Jäger (1832-1917). Vom Biologen zum Seelenriecher. S. 83. Cм. также: Sieferle R.
P. DieKrise der menschlichen Natur. Frankfurt a. M., 1989.514173ЗаключениеРассмотренныевработеурбанистическиетрансформацииипротекающие параллельно им изменения во внутреннем мире героядемонстрируют, с одной стороны, глубокую укорененность романа «Другаясторона» в литературно-художественном контексте конца XIX – начала XXвека, с другой, выявляют элементы инновации, определяющие его связь сконцепциями и эстетикой формирующего в этот период авангарда.Средствами фантастики и гротеска в романе создается образ «другого»мира, альтернативного повседневности, который, отвечая тенденциямвремени,обнаруживаетчертыгорода.Временнаяреверсивность,фаворизация прошлого, символистская стратегия создания «мира безнового», используемые при формировании образа города в романе,обнаруживают множество аналогий в фантастической литературе эпохи.Новизна авторского замысла при создании фантастического мира состоит встратегии синтеза, соединения и наслоения множества градостроительныхконтекстов,попыткесозданиясовокупногопроизведенияискусстваархитектурными средствами.
Однако целью создания такого мега-городастановится демонстрация процессов его разрушения, грандиозные масштабыкоторого, определяемые многосоставностью, воплощают идею тотального иокончательного расчета со старым миром.Как удалось установить, наряду с распространенным в литературеэпохе мотивом мертвого города о предстоящем крахе государства Патерысвидетельствуютгротескно-фантастическиехронотопы,возникающиевследствие распада цельности города, утраты его основной функциихранителяиОдновременнонакопителяэтикультурныхиматериальныхпространственно-временныеединстваценностей.выполняютсозидающую функцию, определяя траекторию внутреннего развития героя,способствуя обнаружению им «других» сторон собственной личности –элементов женского, анималистического, детского.
Внутренняя эволюция174героя, двойственность ипротивопоставлениепротиворечивость его натуры, очевидноерассказчикаостальнымперсонажампозволяютусматривать в исследуемом романе связь с идеями Кандинского, Марка,Маринетти, возлагающих на художника роль творца нового мира.Одновременногротескно-фантастическиехронотопыобнаруживаютвромане метафорическое значение и высвечивают в сатирической перспективеотдельные явлениях и события из истории европейских городов конца XIX –начала XX века. В работе показано, что отождествление романного города смузеем обнаруживает очевидный прототип в ситуации Мюнхена на рубежеXIX-XX столетий, контекст города и болота отсылает к баварскому местечкуМурнау, хронотопы города-замка и города-архива выявляют черты АвстроВенгрии и габсбургского мифа, в то время как сравнение города смуравейником обнаруживает связь с Германской империей и идеямимюнхенского кружка «космиков».Высокая степень условности создаваемых в романе пространственновременных единств, а также различные конкретно-исторические деталиопределяют рецептивную специфичность исследуемого романа на фонедругих произведений фантастической словесности 1900-х гг.
Роман «Другаясторона» отличают многозначностьи полисемантизм, установка намногоплановую интерпретацию одних и тех же мотивов и образов.Гигантскаястена,выступаяформальнойграницейдвухпротивопоставляемых миров, устанавливает связь романа одновременно свенским и мюнхенским контекстами и отсылает, соответственно, кметафорам стены уиносказанияБара и Кандинского, характеризующих с помощьюкультурнуюизоляциюэтихгородов.Такимобразом,дуалистичная структура, определявшая особенность фантастики вплоть доконца XIX века (Тодоров), утрачивает в романе свою актуальность, акцентпереносится с вопроса о принадлежности события одному из двух миров(повседневного или сверхъестественного) на проблему множественности175интерпретацийисмысловойнеисчерпаемостилюбыхявленийцелыйкомплексдействительности.Однимизтакихвопросов,предполагающихвозможных ответов, является вопрос о причинах разрушения города и всегоЦарств грез.
Рассмотрев ряд очевидных причин, связанных с цикличностьюжизни,атакжекрахомразличныхутопическихпроектов,мысосредоточились на актуальной для эпохи и автора авангардистскойконцепции городского апокалипсиса, в соответствии с которой «расчет» снормами, ценностями и воззрениями существующего миропорядка мыслитсякак необходимый подготовительный этап для появления новой вселенной.При этом авангардистская установка на «разрыв с традицией», надевальвацию любых существующих взглядов и смыслов достигает в романемаксимальной реализации: за счет полисемантизма романных образов подсомнение ставятся не только устои старого мира, но и современные Кубинумировоззренческие концепции, в том числе и концепции самого авангарда сего установкой на мессианскую роль художника.176Библиография1.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
