Диссертация (1145234), страница 58
Текст из файла (страница 58)
Вопрос о соразмерности сроковкосмических и земных, человеческих страшит, появляется тема Паскаля: «Звезды, глядящиес неба уже тысячи лет, само непонятное небо и мгла, равнодушные к короткой жизничеловека, когда остаешься с ними с глазу на глаз и стараешься постигнуть их смысл, гнетутдушу своим молчанием; приходит на мысль то одиночество, которое ждет каждого из нас вмогиле, и сущность жизни представляется отчаянной, ужасной…». Взгляд на звезды наводитна мысль о смерти, о скоротечности земного пути, лишь ребенок, дитя чувствует своебессмертие: «лично для себя он не допускал возможности умереть и чувствовал, что никогдане умрет». Смена поколений, вечный порядок жизни, – как принять тебя? Как смириться ссобственной конечностью? В повести Чехова носителем народного стихийного порядка –Космоса является старик Пантелей.3Чеховские описания приобретают эпический характер, становятся знаком русскойистории: «Для разнообразия мелькнет в бурьяне белый череп или булыжник; вырастет намгновение серая каменная баба или высохшая ветла с синей ракшей на верхней ветке,перебежит дорогу суслик, и – опять бегут мимо глаз бурьян, холмы, грачи…».
Гул степи –отголоски древней истории… Чеховская степь – перекресток не только путей, но иперекрестье взглядов: сонная девка «глядит на встречных»,4 баба «провожает глазамикумачевую рубаху Егорушки», «долго стоит она неподвижно и смотрит вслед»,5 «надоелоглядеть» на мельницу, «Отец же Христофор не переставал удивленно глядеть на мир божийи улыбаться».6Неоднократно встает тема лиловой дали, которая наплывает постоянно, встает передглазами с определенной долей навязчивости: «Увидел он то же самое, что видел и доТам же.
– С. 238.Там же. – С. 238–239.3Там же. – С. 239.4Там же. – С. 192.5Там же. – С. 193.6Там же. – С. 194.12220полудня: равнину, холмы, и небо, лиловую даль; только холмы стояли поближе да не быломельницы, которая осталась далеко назади».1 Через пару страниц повести читатель вновьвстречается с лиловой далью: «…лиловая даль, бывшая до сих пор неподвижною, закачаласьи вместе с небом понеслась куда-то еще дальше… Она потянула за собою бурую траву,осоку, и Егорушка понесся с необычайною быстротою за убегавшей далью».2 Появляетсялиловая даль еще раз через несколько страниц: «Даль была видна, как и днем, но уж еенежная лиловая окраска, затушеванная вечерней мглой, пропала, и вся степь пряталась вомгле…».3Женская песня, сливающаяся с образом степной, рано увядающей травы, придаетповествованию мифопоэтический, глубинно-архаический строй: «…она уверяла, что ейстрастно хочется жить, что она еще молода и была бы красивой, если бы не зной и незасуха…».4 Степь, напоенная тоской, грустью и женской жалостью к себе, сливается собразом России, которую каждый русский воспринимает в женском обличье.
Через всеповествование проходит тема уныния, скуки, тоски и жалости к себе и своей судьбе… Степьсвязывается с грустью и воспоминанием. Чехов верно подмечает, что в степи всепредставляется не тем, что оно есть, манящая загадка, таинственный метаморфоз легенд исказок: «Едешь и вдруг видишь, впереди у самой дороги стоит силуэт, похожий на монаха;он не шевелится, ждет и что-то держит в руках… Не разбойник ли это? Фигураприближается, растет, вот она поравнялась с бричкой, и вы видите, что это не человек, аодинокий куст или большой камень.
Такие неподвижные, кого-то поджидающие фигурыстоят на холмах, прячутся за курганами, выглядывают из бурьяна, и все они походят налюдей и внушают подозрение».5 Степь оказывается населенной легендами, сказаниями,воспоминаниями, страхами, следами когда-то обитавших здесь народов, – и все этооказывается образом-мифореальностью прекрасной и суровой родины: «Едешь час-другой…Попадается на пути молчаливый старик курган или каменная баба, поставленная бог ведаеткем и когда, бесшумно полетит над землею ночная птица, и мало-помалу на память приходятстепные легенды, рассказы встречных, сказки няньки-степнячки и все то, что сам сумелувидеть и постичь душою.
И когда в трескотне насекомых, в подозрительных фигурах икурганах, в голубом небе, в лунном свете, в полете ночной птицы, во всем, что видишь ислышишь, начинают чудиться торжество красоты, молодость, расцвет сил и страстная жаждажизни; душа дает отклик прекрасной, суровой родине, и хочется лететь над степью вместе сТам же. – С. 198.Там же. – С. 201.3Там же. – С. 219.4Там же. – С. 199.5Там же. – С.
219.12221ночной птицей. И в торжестве красоты, в излишке счастья чувствуешь напряжение и тоску,как будто степь сознает, что она одинока, что богатство ее и вдохновение гибнут даром длямира, никем не воспетые и некому не нужные, и сквозь радостный гул слышишь еетоскливый, безнадежный призыв: певца! Певца!».1 В этих словах природно-культурныйландшафт русской степи становится ландшафтом русской души, ее боли, страданий иустремленностей к красоте и полету. В картине Чехова тонкость нюансировок И.И.
Левитанасливается с суровостью и яркостью Н.К. Рериха. Вспоминаются оживающие мшистые камниРериха, стоящие у дороги каменные бабы, дороги, по которым прошли богатыри, просторы,и конечно, неизменно лиловые дали…Удивительно, но чеховское описание степной дороги напрямую соотносится сознаменитым «Богатырским фризом» Н.К. Рериха: «Но ничто не походило так мало навчерашнее, как дорога. Что-то необыкновенно широкое, размашистое и богатырскоетянулось по степи вместо дороги; то была серая полоса, хорошо выезженная и покрытаяпылью, как все дороги, но шириною в несколько десятков сажен.
Своим простором онавозбудила в Егорушке недоумение и навела его на сказочные мысли. Кто по ней ездит? Комунужен такой простор? Непонятно и странно. Можно в самом деле подумать, что на Руси ещене перевелись громадные, широко шагающие люди вроде Ильи Муромца и СоловьяРазбойника и что еще не вымерли богатырские кони. Егорушка, взглянув на дорогу,вообразил штук шесть высоких, рядом скачущих колесниц, вроде тех, какие он видывал нарисунках в Священной истории; заложены эти колесницы в шестерки диких, бешеныхлошадей и своими высокими колесами поднимают до неба облака пыли, а лошадьми правятлюди, какие могут сниться или вырастать в сказочных мыслях. И как бы эти фигуры были клицу степи и дороге, если бы они существовали!».2Русский космизм долгое время рассматривался не только как философскоенаправление, но и как отражение имперского универсализма русской культуры. В 80-е гг.XX века произошла попытка позиционировать русский космизм как национальнополитический и культурный миф.
Была сделана попытка увидеть в русском космизмеважный ресурс духовно-политического сплочения народа. Но всё же космизм – этолюбовное описание просторов России.Оптика космизма, заданная эпохой модерна, продолжала своё существование и внедрах советской литературы.Космизм М.М.
Пришвина. Русский советский писатель Михаил Михайлович Пришвин1Там же. – С. 220.2Там же. – С. 222.222(1873 – 1954) в своих книгах, как ранних, так и поздних, воистину проявил космическуюлюбовь ко всему живому.Появившаяся в 1907 г. первая книга Пришвина «В краю непуганых птиц» получилаживой отклик у современников. За это произведение начинающий писатель получил званиедействительного члена Российского географического общества и серебряную медаль. Обэтой книге оставили отзывы Александр Блок и К. Паустовский, сумевший прозреть звёздныйкод в языке Пришвина: «Слова у Пришвина цветут, сверкают. Они то шелестят, как травы, тобормочут, как родники, то пересвистываются, как птицы, то позванивают, как первый лёд,то, наконец, ложатся в нашей памяти медлительным строем, подобным течению звёзд»1.Жизнь Пришвина впитала в себя антиномии и интенции культуры Серебряного века.Человек с европейским образованием, влюблённый в завораживающий мир русскойприроды, учёба в Лейпцигском университете, страсть к агрономии, интерес и собираниенародных изречений, сказок, песен, рассказов.
В чём же заключался его «волшебныйколобок»? Широка и обширна география путешествий и странствий Пришвина, а ещёинтереснее глубина его проникновения в потаённый мир русской природы, индивидуальныйи неизречённый лик которой довелось узреть не каждому. Пришвину принадлежат слова:«…только человек способен создавать наряду с духовными ценностями совершеннобезликие механизмы, а в природе именно всё лично, вплоть до самых законов природы…»2.Идея личностного понимания природы не является новой после Ф. Тютчева, нопришвинский способ художественного воплощения этой идей наполняет её инновационнымсодержанием.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
