Диссертация (1145171), страница 32
Текст из файла (страница 32)
Fin., III, 65).Тезис о невозможности существования вне других людей Цицеронповторяет и в трактате «О дружбе» (44 г. до н.э.). Оговоримся, что мы не1Никольский Б.М. Комментарии // Марк Туллий Цицерон. О пределах блага и зла.Парадоксы стоиков. М., 2000. С. 296.172разделяем сложившееся в современной литературе мнение о «протосоциологической»тематикеданноготрактата.Выдающийсяфранцузский философ Ж. Деррида, написавший известное сочинение офеноменедружбы,уделяетзначительноевниманиедостаточноподробному разбору аргументации Цицерона1 о сущности и проблемахдружбы, однако, в основном, с позиций этической философии.
На нашвзгляд,социальныеаспектытрактата«Одружбе»,вцелом,малозначимы (весьма симптоматично также, что, в отличие отфилософов,современнымисследователямвобластисоциологиидружбы (sociology of friendship) работа Цицерона почти не известна2.)Применительно к социально-философской тематике некоторый интереспредставляютлишьпредставленныевтрактатеотдельныевысказывания Цицерона о социальной сущности человека. В частности,рассматривая гипотетическую ситуацию, при которой человек был быудален из общества себе подобных неким божеством и поселен впустыне, будучи при этом снабжен всем необходимым для жизни,мыслитель приходит к выводу, что одиночество неизбежно стало бы длячеловека абсолютно невыносимым: «…кто обладал бы таким каменнымсердцем, что смог бы перенести подобную жизнь, и у кого одиночествоне отняло бы способности испытывать какие бы то ни былонаслаждения?» (Cic. Amic., 89).Социальная природа человека у Цицерона неразрывно связана стаким важным для осмысления его социальной философии понятиемкак “humanitas” (человечность).
Вопрос о значении трудов римского1См. Derrida J. Politiques de l’amitié. P., 1994. Английский перевод: Derrida J. Politicsof Friendship. L.; N.Y., 1997.2См. напр.: Allan G., Adams R. The Sociology of Friendship // 21st Century Sociology: aReference Handbook / Ed. by C.D. Bryant, D.L. Peck. Vol II. Thousand Oaks, 2007. P.123–131; Greco S., Holmes M., McKenzie J.
Friendship and Happiness from a Sociological173мыслителя для развития гуманистических идей в эпоху Возрождения(начиная с «отца гуманизма» Петрарки, который настолько искренне иглубоко восхищался Цицероном, что даже писал ему восторженныеписьмав«загробныймир»1)достаточнохорошоисследованвзарубежной литературе2. В. Звиревич в монографии «Цицерон какфилософ» приводит достаточно подробный обзор морально-этическихвзглядоворатора,атакжеключевыхисследованийнатемуцицероновского гуманизма3. На наш взгляд, вопрос о трактовке термина“humanitas” в большей степени лежит в предметной плоскостиэтической философии, а потому – выходит за рамки предметнойобласти данного диссертационного исследования.
Отметим лишь, чтобольшинство высказываний Цицерона (в особенности – в его позднихпроизведениях)огуманном,доброжелательномидружескомотношении к другим людям, самопожертвовании и добродетельности вцелом вполне характерны для уже рассмотренной выше «коллективнойориентации» типичного представителя традиционного общества.Наоснованиипроведенногоанализаможетсложитьсявпечатление, что отношение Цицерона к личности не выходит за рамкиколективистской идеологии Аристотеля и Платона, отражающихPerspective // Friendship and Happiness Across the Life-Span and Cultures / Ed. byMelikşah, D.
Sage. 2015. P. 19–35.1Gersh S., Roest B. Medieval and Renaissance Humanism: Rhetoric, Representation, andReform. Leiden, 2003. Р. 96.2См. напр.: Hayes G. Cicero’s Humanism Today // CJ. 1939. Vol. 34. No. 5. Р. 283–290;Zerba M. The Frauds of Humanism: Cicero, Machiavelli, and the Rhetoric of Imposture //Rhetorica. 2004. Vol. 22.
No. 3. Р. 215–240; Meador P.A. Rhetoric and Humanism inCicero // Philosophy & Rhetoric. 1970. No. 3. Р. 1–12; Rüegg W. Cicero in Mittelalter undHumanismus // Lexikon des Mittelalters. 1983. No. 2. S. 2063–2077; Hunt H.A. TheHumanism of Cicero. Melbourne, 1954.3Звиревич В.Т. Цицерон – философ, историк философии. Свердловск, 1988. С. 79–85.174традиционалистскуюсистемуродовыхобщественныхотношений.Значит ли это, что Н.Б. Фюстель де Куланж (опиравшийся в своеманализе на выводы Б.
Констана) был прав, утверждая, что человек вантичномполисе,будучиполностьюпоглощенгражданскимколлективом, не только не имел индивидуальной свободы, но «не имело ней даже и понятия»1? Более пристальный научный анализ позднихработ Цицерона показывает, что это утверждение, вероятно, не вполнеприменимо к мировоззрению рассматриваемого автора.Помимо вполне характерного для античной мысли обожествленияобщественного организма в работах римского мыслителя мы находимнемало высказываний, имеющих своей целью скрытую полемику срадикальнымколлективизмом Платона иАристотеля. Пафоснаяриторика о примате общественных интересов над частными сочетается уЦицерона с подспудным, но вполне очевидным стремлением киндивидуализму и личной свободе.
Попытаемся обосновать данныйтезис.В “De finibus bonorum et malorum” Цицерон уподобляет обществотеатру, который, «хотя он и предназначен для всех», тем не менее,«каждое место в нем принадлежит тому, кто его занял, так и в городе, ив целом мире, хотя они и общи для всех, однако право не препятствуеткаждому владеть своей собственностью»2. Примечательно, что здесьЦицеронотождествляетсоциальныесвязисгражданскимправоотношениями: человек владеет частью коллективной социальнойреальноститакпроистекающимже,изкаконвладеетобщественного.личнымОтсюдажеимуществом,проистекаетиполитическая сущность человека, и вполне логичное для мудреца1Фюстель де Куланж Н.Д.
Гражданская община древнего мира… С. 253.2Cic. Fin., III, 67: …sed quem ad modum, theatrum cum commune sit, recte tamen dicipotest eius esse eum locum, quem quisque occuparit, sic in urbe mundove communi nonadversatur ius, quo minus suum quidque cuiusque sit.175гражданина желание не только участвовать в общественной жизни, но изанять достойное высокое место в социальной иерархии сообразносвоим талантам (Cic. Fin., III, 68). Важно отметить, что в этом диалогеЦицерон почти не упоминает о дикости первых людей, изначальнонаходящихся в состоянии вечной войны друг с другом.
Напротив, онотмечает, что человеку от природы присуща «любовь к познанию»,«чувство стыда и совестливости»1, и именно это становится решающимфактором для формирования первичных социальных объединений(Ibid.). Иными словами, природная нравственность и совестливостьвыделяют его из числа диких зверей и поднимают над животныммиром.
Наконец, в заключительной книге трактата Цицерон прямоговорит о любви как ключевой составляющей социальных отношений.Любовь рождается из отношения родителей к их детям, затем –распространяется на соседей, сограждан и в итоге – «на весьчеловеческий род» (gentis humanae) (Cic.
Fin., V, 65). Это и есть высшаядобродетель,делающаявозможнымсовместноесуществованиевобществе и государстве, поскольку «нет ничего более замечательного иболее важного, чем объединение людей друг с другом в некоесообщество, взаимополезный обмен и сама любовь, объединяющая родчеловеческий» (ipsa caritas generis humani)2. Отметим, однако, чтопомимо идеалистического представления о значении абстрактной«любви» для социальных взаимодействий, Цицерон также не забываетупомянуть и о границах для нравственности. В своей следующей работе,«Тускуланские беседы», мыслитель определяет для любви вполне1Cic. Fin., IV, 18: quodque hoc solum animal natum est pudoris ac verecundiae particepsappetensque coniunctiorum hominum ad societatem animadvertentesque in omnibusrebus.2Cic.
Fin., IV, 18 : …nihil est tam illustre nec quod latius pateat quam coniunctio interhomines hominum et quasi quaedam societas et communicatio utilitatum et ipsa caritasgeneris humani.176конкретные пределы, за которые, по его мнению, она не должнараспространяться.
Самым важным фактором здесь являются личныеинтересы индивида, препятствующие его полному растворению всоциуме. Высказав вполне гуманистическую идею о том, что близкогочеловека следует любить так же, как самого себя, Цицерон немедленнодобавляет: «…но уж о большем и речи быть не может. Даже в дружбе неприходится этого желать, — чтобы друг меня или я друга любили болеесамих себя. Будь это так, все в жизни бы перемешалось, и всеобязанности людские перепутались бы»1 (Пер.
М.Л. Гаспарова). Вданном высказывании индивидуализм и своеобразный «разумныйэгоизм» Цицерона, на наш взгляд, проявляются особенно ярко.Цицерон убежден, что по своей природе человек вовсе не являетсяагрессивнымсуществом,напротив,вдушекаждогозаложенонравственное гуманное начало: «…по самой природе своей мыстремимся и влечемся к нравственности; и если мы заметим ее светвпереди, то уже ничто не убавит нашей готовности все снести и стерпетьради нее»2. Мыслитель считает, что в душе каждого человека отприроды посеяны «врожденные семена добродетелей, и если дать имразвиться, природа сама поведет нас к счастью»3.
Что же мешаетполноценному развитию в человеке этого природного и естественногонравственного начала? Этот вопрос разрешается Цицероном вполне вдухе индивидуализма – главным препятствием на пути к саморазвитию1Cic. Tusc., III, 73: Praeclarum illud est et, si quaeris, rectum quoque et verum, ut eos, quinobis carissimi esse debeant, aeque ac nosmet ipsos amemus; ut vero plus, fieri nullo pactopotest.