Диссертация (1145171), страница 27
Текст из файла (страница 27)
Очевидно, чтоидеализацияигероизацияабстрактнойиндивидуальнойволинаделенного особой полубожественной силой «творца» цивилизацииотражала искреннюю и во многом наивную веру юного Цицерона вовсемогуществопризванный1красноречия.Безусловно,продемонстрироватьчитателюрассмотренныйюношескогоотрывок,сочиненияCic. De inv. I, 2: qui dispersos homines in agros et in tectis silvestribus abditos rationequadam conpulit unum in locum et congregavit et eos in unam quamque rem inducensutilem atque honestam primo propter insolentiam reclamantes, deinde propter rationematque orationem studiosius audientes ex feris et inmanibus mites reddidit et mansuetos.145Цицерона значение ораторского искусства в общественной жизни, якобыпобудившего диких древних людей обратиться к «свету цивилизации», недает ответа на вопрос, как именно возникла речь в первобытным обществе.Выступил ли неназванный magnus vir и в качестве своеобразного«ономатотета» (установителя имен), предварительно обучившего людейязыку, а лишь затем, уже посредством оного, убедившего их внеобходимости соблюдения чужих прав и подчинения закону? Текст “Deinventione”непозволяетнамустановить,насколькоданноепредположение близко к истине.
Неразъясненной остается и вполнеочевидная дилемма: кто именно обучил языку самого «героя» (а такжеоткуда оный появился)?Частично прояснить поднятые вопросы позволяет значительно болеепозднее сочинение Цицерона – речь “Pro Sestio” (56 г. до н.э.), в которой,средипрочего,римскиймыслительвозвращаетсякразвитию«конфликтной» теории социогенеза (Cic. Sest., 91). В первой частифрагмента Цицерон воспроизводит основные тезисы, уже знакомые потексту“Deinventione”.предшествующегоВ течениедлительного«доцивилизационной»периодастадии,времени,человечествонаходилось в рассеянном состоянии.
Обособленные друг от друга люди«кочевали и блуждали» по земле «…и владели лишь тем, что путемнасилия и борьбы, убивая и нанося раны, могли или захватить илиудержать» (Cic. Sest., 91. Пер. В.О. Горенштейна). В следующем отрывкемы, однако, видим несколько измененную трактовку последующихсобытий, отличающуюся гораздо большей философской зрелостью посравнению с юношеской версией из “De inventione”: «…И вот те, которыепервыми проявили выдающуюся доблесть и мудрость, постигли, чточеловек обладает способностью к развитию и прирожденным умом; онисобрали разбредшихся людей в одно место, вывели их из состояния146дикости и направили по пути справедливости и миролюбия»1.
Важноотметить,чтовданномслучаеЦицеронговоритуженеомифологизированном «герое-мудреце», но, очевидно, о множестве людей– своеобразной интеллектуальной элите, двигающей вперед социальныйпрогресс. Прослеживается тенденция перехода мыслителя к идеепостепенной трансформации (эволюции) общества из «дикого» состоянияв более прогрессивное благодаря способности человека к мыслительнойдеятельности,атакже,очевидно–кдеятельностиречевой.Непосредственно о языке в данном фрагменте Цицерон не упоминает, ноданное качество, очевидно, подразумевается – маловероятно, чтопресловутые «мудрецы-интеллектуалы» были в состоянии воздействоватьна диких людей чем-либо, помимо вербальных увещеваний.Следующим этапом развития цивилизации, в соответствии срассматриваемым текстом “Pro Sestio”, становится возникновениепоселений(conventiculum,дословно«сходка,местособрания»),впоследствии получивших название «общин» (civitates nominatae sunt),илишьзатемпоявляютсягорода(urbes).Примечательно,чтогражданские общины в трактовке Цицерона появляются раньше, чемгорода.
В данном случае Цицерон рассматривает появление городов какодин из поздних этапов развития социальной организации большихгрупп людей. Таким образом, в речи “Pro Sestio” Цицерон формулируетсвоеобразнуютеориюсоциальногопрогресса,развитуювегопоследующих произведениях. В том же фрагменте речи Цицеронвпервые говорит об «общеполезном имуществе» (communem utilitatem),необходимость защиты которого от посягательств также являетсяключевой причиной появления государства (Ibid.).
Данный тезисЦицерона представляется чрезвычайно важным. Речь о частной1Cic. De inv. I, 2: qui igitur primi virtute et consilio praestanti exstiterunt, ii perspectogenere humanae docilitatis atque ingeni dissupatos unum in locum congregarunt eosqueex feritate illa ad iustitiam atque ad mansuetudinem transduxerunt.147собственности пока не идет, однако очевидно, что в данном случаеидеализм и излишняя телеологизация в сознании мыслителя уступаютместо сугубо рациональному, прагматичному началу, характерному дляримского адвоката: защита собственности для него становится болеезначимым (а главное – вполне логичным и лишенным какого-либомистицизма) фактором, нежели абстрактное «ораторское искусство»мифическогогероя,якобыобъединившеголюдей.Основнойохранительной мерой, предотвращающей возвращение в изначальноеестественноесостояние«войнывсехпротиввсех»,становитсяформальное право1.Несмотря на то, что идеализированное представление о всемогущейсиле красноречия, якобы поднявшего людей из первобытного состояния иобратившего их к цивилизации, прослеживается и в некоторых болеепоздних сочинениях Цицерона2, вполне зримая наивность и логическаянесостоятельность «мифологической» модели социогенеза, на наш взгляд,постепенно становятся очевидными для Цицерона.
В своем диалоге «Обораторе», написанном в 55 г. до н.э. (то есть хронологически примерно втот же период, когда была произнесена речь в “Pro Sestio”), он, вероятно,следуя известному античному принципу построения диалога in utramquepartem disputare, предлагает читателю сравнить две диаметральнопротивоположныепозиции.Первуюточкузрения,вцеломсоответствующую ранней мифологической трактовке создания общества игосударства одной лишь силою красноречия великого и мудрого мужаоратора, он вкладывает в уста одного из участников диалога – ЛуцияЛициния Красса, политического деятеля и консула 95 г. до н.э., авторитет1Cic. Sest., 92: atque inter hanc vitam perpolitam humanitate et illam immanem nihil taminterest quam ius atque vis. Horum utro uti nolumus, altero est utendum.2См. напр. Cic.
De nat. deor. II, 148: «Оно [красноречие] соединило нас общностьюправа, законов, городской жизни. Оно оторвало нас от грубой и дикой жизни» (haecnos iuris, legum, urbium societate devinxit, haec a vita inmani et fera segregavit).148которого в сфере риторики Цицерон ценил весьма высоко (см. напр. Cic.Brut., 102–103; 144–145; 159–164; 193–198). Красс убежден, что главноеотличие людей от животных заключено в их способности к общению ивзаимодействию с другими людьми с помощью речи: «…В том-то изаключается наше главное преимущество перед дикими зверями, что мыможем говорить друг с другом и выражать свои ощущения словом» (Cic.De orat., I, 32.
Здесь и далее пер. Ф.Ф. Петровского). Из этого он делает, напервый взгляд, достаточно здравый и логичный вывод: раз именно речьотличает людей от животных, следовательно, именно «слово» иобъединило людей в государство, превратив их из одержимых насилиемдиких полуживотных в цивилизованных граждан. «Какая другая силамогла собрать рассеянных людей в одно место или переменить их дикий игрубый образ жизни на этот человечный и гражданственный быт, илиустановить в новосозданных государствах законы, суды и права?»1, –задается полуриторическим вопросомКрасс.
В ответ на это другойучастник диалога – Квинт Муций Сцевола (также политический деятель иколлега Красса по консульству, ученик стоика Панетия, вероятно,введенный Цицероном в диалог в качестве представителя стоическойфилософии) – высмеивает высказанную Крассом точку зрения, сетуя на ееочевидную наивность. По мнению Сцеволы, государства создаются вовсене ораторами, а «мудрыми людьми»: «…Можно ли согласиться с тобой,что когда род человеческий, рассеянный по горам и лесам, затворился вгородах и стенах, то достигнуто это было не убедительными советамимужей благоразумных, а вкрадчивыми словами людей речистых? Можноли согласиться, что и все остальные полезные установления приустройстве или сохранении государств введены не теми, кто мудр и храбр,1Cic.
De orat., I, 33: quae vis alia potuit aut dispersos homines unum in locum congregareaut a fera agrestique vita ad hunc humanum cultum civilemque deducere aut iamconstitutis civitatibus leges, iudicia, iura describere?149а теми, кто речист и красиво говорит?»1 В своих дальнейших рассужденияхСцевола, пытаясь оспорить тезис Красса, приводит многочисленныепримеры из римской истории, настаивая на том, что римляне эпохиранней Республики не имели ни малейшего представления о красноречии:«После изгнания царей разве не видим мы в Риме обилие мысли иотсутствиеслов?»2.Такимобразом,скептикСцевола,резкопротивопоставляя красноречие и философию, настаивает на том, чтопервопричиной возникновения общества была не риторика, но мудрость –т.е.
способность древних людей к разумной деятельности.На наш взгляд, именно на примере проанализированных вышерассуждений из “Pro Sestio” и “De oratore” можно наблюдать постепенноеразочарование переживающего период интеллектуальной зрелостиЦицерона в своих юношеских идеалистических представлениях. Наивнаявера начинающего ритора в могущество красноречия постепенно (и, нанаш взгляд – вполне закономерно) сменяет рациональная убежденностьумудренного жизнью философа в могуществе человеческого разума.Приходится лишь сожалеть, что, вероятно, весьма подробноеизложениеЦицерономпредысторииразвитиячеловечествавдообщественную эпоху в трактате “De re publica” (около 51 г.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
