Диссертация (1145123), страница 66
Текст из файла (страница 66)
II, 7, 1). Цитата из Рим. 8:35имеет такой вид: «Кто, говорит <апостол>, отлучит нас от любви Христовой?Скорбь ли, теснота (pressura, an angustia) ли?» (Tert. Scorp. 13, 4); воригинальном тексте используются слова θλῖψις и στενοχωρία.Мы видим, что у Тертуллиана «недостаток времён (angustiaеtemporum)» оказывается связанным с «грядущим бедствиями (imminentesСр. также: «И те, которые покупают, пусть поступают так, словно невладеющие.Почему так? Ибо <апостол> предпослал <объяснение>, говоря: “Время сжато (tempus incollecto est)”. Итак, если он показывает, что с самими жёнами нужно поступать так, словноих нет, из-за тесноты времён (propter angustias temporum), что <говорить> об ихбесполезных украшениях?» (Tert.
De cult. fem. II, 9, 6).209У Апулея слово pressura употребляется и в значении «теснота, давка» (Apul. Met.III, 2), и в значении «тяжесть» (Apul. Met. VII, 17).208319angustiae)» и мог рассматриваться как находящийся в такой же зависимостиот их умножения, как и те от него.Здесь мы сталкиваемся с примером «лингвистического» влияния натезисы Тертуллиана, не являющимся в его сочинениях единственным.Апологет убеждён, что семенами тел при воскресении станут зубы.
Втрактате «О воскресении плоти» он, упомянув, как мы помним, о сохранениикостей, пишет, что зубы, оставаясь неповреждёнными, являются семенамитела, которое прорастёт из них в воскресение (constat non tantum ossa durare,verum et dentes incorruptos perennare, quae ut semina retinentur fructificaturicorporis in resurrectione)» (Tert.
De res. 42, 8). Тертуллиан не ссылается, как онэто обычно делает, на слова Библии, в которой ничего подобного мы ненаходим (ср. I Кор. 15:42–44 и Иез. 37:7–8, 10). Вырастающие из зубовдракона спарты также не могли быть источником апологета в данном месте.Нам остаётся предположить, что на выбор им зубов как сохраняющейся довсеобщего воскресения субстанции оказало влияние фонетическое сходствомежду греческими словами ὄζος «ветвь, побег», «отрасль, потомок» и ὀδούς«зуб». О гипотетической замене, правда, в других словах, δ на ζ писалПлатон: «<…> А потом вместо йоты начали вставлять эпсилон или эту, авместо дельты — дзету, будто бы ради торжественности» (Plat. Crat. 418с,пер.
Т. В. Васильевой).Отметим,чтоТертуллиансклоненпридаватьзначениетемобъяснениям, которые возможны на материале двух языков.210 ОпровергаяМаркиона, утверждавшего «позорность» Вселенной (mundus), карфагенскийавтор ссылается на то, что она и у греков имеет название украшения иубранства (cui et apud Graecos ornamenti et cultus, non sordium, nomen est)(Adv. Marc. I, 13, 3; курсив наш — А.Б.). Проводя параллель между рядами210Греческое слово θεός «Бог», охарактеризованное Тертуллианом как«собственное имя (nomen istud proprium) Божества, простое и не поддающеесяобъяснению (et simplex nec interpretatorium)» (Ad nat.
II, 4, 6), он рассматривал кактождественное латинскому deus из-за особенностей карфагенского произношения [Braun1962: 30 et n. 1], делавших эти слова похоже звучащими, что подтверждало мнениеапологета о важности учитывания облика слов в двух языках.320εἶδος — εἴδωλον и forma — formula, он настаивает, что любой образ иизображение неизбежно будет называться идолом (omnis forma vel formulaidolum se dici exposcit) (Tert. De idol. 3, 4).Тертуллиана не устраивает объяснение, построенное на фонетическомсходстве слов только одного языке: «Гикесий <…> утверждал, что душа куже родившемуся добавляется из удара холодного воздуха, потому что самонаименованиедушиугрековсоответствуетохлаждению.Неужеливарварские и римские народы иначе одушевляются, так как назвали душуиначе, чем ψυχήν?» (De an. 25, 6).
Размышляя об отождествлении Сатурна иКроноса-Хроноса, апологет вопрошает: «Какой, спрашиваю, принцип этоготолкования? Я хотел бы, чтобы ты объяснил мне. Или это был Сатурн, иливремя (аut Saturnus fuit aut tempus). Каким образом Сатурн, если время? ЕслиСатурн, каким образом время?» (Ad nat. II, 12, 20).УчитываяприведённыепримерыиспользованияТертуллианом«лингвистических» аргументов, можно сделать вывод, что он считалистинными те основанные на «этимологии» объяснения природы вещей,которые были возможны и в греческом и в латинском языках.Поскольку в обоих этих языках значения «недостаток (в том числевремени)» и «бедствия» имеют одни и те же слова или словосочетания, тосвязь «тесноты <времени>», то есть приближения конца света, с несчастиямии хаосом могла быть для Тертуллиана весьма убедительной.
В самом деле,сочетание χρόνος στένος в «Септуагинте» означает «бедственное время» (Иер.37:7/30:7, tempus tribulationis, согласно «Вульгате»), у Менандра –«ограниченное время»; например: «Всегда гони из жизни огорчения – Ведьжизнь так коротка, что скоро кончится (μικρόν τι τὸ βιου καὶ στενὸν ζῶμενχρόνον)» (Men. Fr. 410/340 Körte, пер. О.
Смыки).Употреблённое Павлом причастие συνεσταλμένος (1 Кор. 7:29)встречается у многих греческих авторов, характеризуя как физическисжавшиеся, заключённые в тесные границы объекты, так и запертых где-либоили морально подавленных людей. У Плутарха, например, говорится о321сократившейся способности к прорицанию при сгущении дыхания (Plut.Quaest.
conv. VIII, 10, 3, p. 736b), о запертом в городе Питане Митридате(Plut. Luc. 3, 4), о загнанном в Лаконию Клеомене (Plut. Ag. et Cl. 44, 1), обудручённых и подавленных родственниках уцелевших, но побеждённыхспартанцев (Plut. Ag. 29, 4), о скрывавшемся от врагов жалком и подавленномПомпее (Plut. Pomp.
73, 2), о тоскующем по родине жалком и подавленномЦицероне (Plut. Cic. 32, 5) и т. д.Конечно, «лингвистическое» влияние нельзя считать главным иединственным. На мысль Тертуллиана, рассматривавшего «грядущиебедствия» не столько как симптомы конца света, сколько как единое с нимцелое, оказало влияние его увлечение медициной [Labriolle 1906: 1317–1328],о котором он заявляет сам: «Исследовал я и медицину, сестру, как говорят,философии, также претендующую на знание в этой области. Разве нет? Ведьвследствие её заботы о теле может показаться, что она в большей степени,чем философия, сталкивается с проблемой души» (De an.
2, 6).Тертуллиан, возможно, под влиянием стоических идей, связывалсудьбу мира, а, соответственно, его конец с судьбой и смертью человека:«Ибо если земля должна радоваться или раниться, то это – из-за человека,чтобы он радовался или ранился посредством того, что происходит с егоместопребыванием (ut ille iuvetur sive laedatur per consistorii sui exitus)» (Tert.De res. 26, 3). Отстаивая догмат о воскресении человеческой плоти, онпримеры смерти и воскресения заимствует у природы (Tert. De res. 12, 1–9).Опровергая Варрона, он сравнивает смерть мира и человека: «Следовательно,когда огонь исходит из мира посредством молнии, мир умирает (mundusemoritur)?» (Ad nat. II, 2, 20). Для писателя, так часто сопоставлявшегомакрокосм(Вселенную)имикрокосм(человека)былоестественносопоставлять отсрочку светопреставления (mora finis) с оттягиванием смерти.Интересный пример такого оттягивания находим в при описании казнизлодея: «Убийцу отдают на растерзание разнообразным <…> диким зверям, и322притом живого, мало того, не умирающего легко, так как сделано все, чтобыдля полноты кары отсрочить его конец (curata mora finis)» (De an.
33, 5).Рассуждая так и выстраивая такое соответствие, Тертуллиан «грядущиебедствия (imminentes angustiae)», то есть катаклизмы, упомянутые в НовомЗавете как симптомы конца мира, стал воспринимать как эквивалент людскихболезней (ср.: Мф. 24:8, Мк. 13:8), ускоряющих летальный исход. Великаяскорбь (θλῖψις μεγάλη) из Мф. 24:21 может привести к гибели мира так же,как «сильное сдавливание (ἰσχυρὰ θλῖψις) <бинтом> вызывает боль ивоспаление, а иногда и омертвение на краю конечности» (Galen. In Hipp.
libr.de fract. 37, vol. XVIII 387b).Временное подавление болезни, то есть хаоса в мире, продлевает егосуществование (ea differri), в то время как обратное действие, то есть непредоставление медицинской помощи, усугубляет недуг: «Что ты будешьдумать о таком враче, который поддерживает болезнь, отсрочивая оказаниепомощи (mora praesidii), и продлевает опасность, откладывая назначениелекарства (dilatione remedii), чтобы его лечение оказалось более дорогим ипринесло ему больше славы?» (Adv.
Marc. I, 22, 9). Вероятно, так рассуждалТертуллиан, неоднократно и в различных трудах утверждая, что Римскаяимперия, поддерживая порядок, обеспечивает сохранность мира.211 Врезультате судьба мироздания оказывается зависящей от состояния земныхдел.Итак, Тертуллиан мог истолковать «удерживающего» из 2 Фес. 2:6–7как Римскую державу под влиянием «лингвистического» и «медицинского»факторов.
Связывая между собой (вероятно, из-за обнаруженной им игрыслов) конец света и грядущие страдания и соотнося предваряемоебеспорядками светопреставление с предваряемой болезнями смертьючеловека, он должен был прийти к выводу, что подавление мятежей и211Де Клерк пишет о прочности (the stability) Римской империи как о том, что, помнению Тертуллиана, сдерживает Антихриста [Clercq 1972: 149].323нестроений отодвигает конец мира, как лечение болезни или особый способпытки способны отсрочить смерть.НеоднократноописываемоеТертуллианомблагоденствиеРима,воспринимаемого им как «катехон», заставило карфагенского автора ненадеяться на скорое Второе Пришествие, а создавать произведения израсчёта на их долговременное существование. Об этом свидетельствуюттакие изысканные сочинения как «О душе», «О плаще», которые, будучинаписанными отнюдь не на злобу дня, не могли принадлежать автору,жившему в ожидании скорого уничтожения Вселенной.324ЗаключениеОтличия по объёму, широте охватываемого материала, тематике,количеству привлекаемых источников, их использованию и другимкритериям между сочинениями ранних апологетов и трудами КлиментаАлександрийского и Тертуллиана столь разительны, что требуют осмысленияи объяснения.
Мы, не исключая существования других причин появления нарубеже II–III вв. произведений, подобных трудам карфагенского иалександрийского авторов, предлагаем видеть в этом феномене следствиеосознания ими необходимости увековечить отобранный и переработанный заполтора века материал, существовавший до сих пор в устном предании.212 Доопределённого времени христианские писатели, жившие в ожидании концасвета, не проявляли заинтересованности в публикации того, что получили изуст своих учителей.СпустястолетиеЕвсевийКессарийскийпочувствуетсходноепризвание по увековечиванию уже не мыслей более ранних христианскихбогословов, а самой их жизни, и положит начало просопографическомупериоду в истории патрологии.Решив создавать сочинения, предназначенные остаться в веках,Климент и Тертуллиан должны были усвоить те методы и те приёмы, припомощи которых создавались произведения светской литературы, а крометого, продемонстрировать свою верность античной традиции.