Диссертация (1145092), страница 42
Текст из файла (страница 42)
Уильям Макнил уподобляет макропаразитизм и его меняющиеся модели микропаразитизму иэволюции отношений паразит-хозяин (McNeill, 1982, рр.vii-viii).Макропаразитизм может носить острый или хронический характер. В первом случае ограбляемый социум остается без средств существования. Такая форма отношений оказывается краткосрочной, напоминающей эпидемическуювспышку заболевания в девственной популяции. Эпидемия губит большую частьнаселения и лишает болезнетворный микроорганизм дальнейшей возможностисуществования. Со временем, когда популяция приобретает иммунитет, и болезньпереходит в разряд эндемичных, между паразитом и хозяином устанавливаютсядолгосрочные отношения, терпимые для обеих сторон. Параллельной эволюциейпри макропаразитизме является наложение дани на подчиненное общество илиустановление натуральных выплат и денежных налогов в пределах одного общества. Дань, натуральные выплаты и налоги, – суть, формы перераспределенияприбавочного продукта между обществами или между разными социальнымигруппами и институтами одного общества.То, что кочевники и их степные империи существовали за счет макропаразитизма, несомненно.
Разнятся оценки этих отношений. Считая кочевников «варварами», опасными для цивилизации, Фернан Бродель, заключает, что в целомречь идет об исключительном случае длительного паразитизма (Бродель, 2006,с.64, 66). Ж.О. Артыкбаев, полемизируя со знаменитым историком, считает, чтостепные общества – древние и средневековые – появились как органический симбиоз кочевников с земледельческо-городскими регионами. В этой целостной эт-193носоциальной системе, включавшей как кочевой, так и оседлый элементы, якобысуществовало межрегиональное разделение труда (Артыкбаев, 2005, с.192, 240241).
Он сравнивает кочевников с санитарами, которые уничтожали больные организмы (общества и цивилизации, оказавшиеся в ситуации кризиса – Е.Н.). «Кочевники, как волчья стая, преследующая стадо сайгаков, добивали слабых и старых, освобождая путь молодым и способным» (там же, с.252).Мы не можем не согласиться с Броделем, что по длительности это исключительный случай макропаразитизма. Но он едва ли был «почти абсурдным».Прав и Артыкбаев, указывая на межрегиональный масштаб отношений кочевников и земледельцев. В его трактовке эти отношения были позитивными для обеихсторон. Причем они характеризуются автором то как симбиоз, то как хищничество.В экологии симбиоз означает «жить вместе».
Часто он трактуется гораздошире, чем взаимовыгодное сосуществование организмов. Хотя традиционно заэтим термином закрепился положительный тип отношений. Хищничество и паразитизм в экологической литературе описываются знаковой парой «+ –». Один изпартнеров испытывает негативное влияние со стороны другого. Одум пишет, чтов эволюционной перспективе такие отношения иногда оказывают позитивныйэффект (Одум, 1986, Т.2, с.87).
Так что в терминологических упражненияхАртыкбаева нет особых противоречий. Другое дело, что он настойчиво избегаетслова «паразитизм», вероятно, полагая, что хищничество – более «благородный»тип отношений.Еще один прием, используемый этим автором, – расширение хозяйственнокультурной системы до включения в нее оседлой земледельческой периферии Великой степи. (Причем у Артыкбаева Великая степь предстает не только географическим, но и социополитическим центром.) Но даже если поступить таким образом и не противопоставлять пастухов-скотоводов и оседлых земледельцев внутриэтой системы, мы все равно будем иметь дело с макропаразитизмом.
Внутренним.На наш взгляд, объединение кочевников и земледельцев в единую хозяйственно-культурную систему искусственно. Еще древние греки, имевшие дело со194скифами и сарматами – в том числе и в качестве торговых партнеров, – чувствовали, что обитатели степей принадлежат чуждому миру, дикому и угрожающему(см., например, Геродот, 1993, Кн.IV: 46, с.198-199; Кардини, 2007, 196).
Ничто неизменилось и в Средние века. Так что перед нами классический пример устойчивого внешнего макропаразитизма.Существуя в условиях экономики прожиточного минимума, окруженныеземледельческими обществами с более высоким производственным потенциалом,кочевники должны были прибегнуть к внешнему макропаразитизму.
Возможность эксплуатировать соседей открылась с одомашниванием лошади. Довольнопоздно в истории доместикации животных (Шнирельман, 1980, с.5), но сравнительно рано в человеческой истории. Со временем лошадь станет главным экосистемным партнером человека в степях Евразии. Она дала кочевникам быстроту ивнезапность – громадное преимущество перед оседлыми соседями. Превосходство кочевников просуществовало почти до середины второго тысячелетия нашейэры, сломленное затем техническим прогрессом Запада и основательно подточенное до этого демографическим бедствием в степи, порожденным эпидемиями неизвестной здесь прежде чумы (McNeill, 1976, с.191-192).Макропаразитизм, как и микропаразитизм, многолик. Мы полагаем, чтоможно выстроить континуум форм макропаразитизма или перераспределенияпищи и других жизненных благ между разными социальными группами одногообщества, между разными обществами и даже между человеком и другими биологическими видами.
Именно в таком ключе паразитизм описывается в фундаментальной экологической литературе (Одум, 1986, Т.2, с.118). Макнилы – отец исын – пишут о паразитировании человека на биосфере (McNeill, McNeill, 2003,р.285). Явный намек на такой тип отношений мы встречаем и в отечественной литературе (см., например, Дольник, 1994, с.173). Эдвард Хаймс, анализируя земледельческие практики, говорил о человеке как о болезни почвы (Hyams, 1952,р.75). О возможности рассматривать человека как экологического паразита пишети Фернандез-Арместо (Fernández-Armesto, 2001, р.80).195Все ранние земледельческие цивилизации построены на основах макропаразитизма. В них пища и другие блага насильственно перераспределяются в пользуправящей элиты.
Во всех земледельческих обществах многие жили главным образом для того, чтобы кормить немногих. Внутренний макропаразитизм процветал ив индустриальную эпоху. В истории нередки случаи, когда власть имущие относились к собственному населению как к рабам-чужеземцам, обирая производителей настолько, что те балансировали на грани выживания. Подобное перераспределение средств существования лишало само общество потенциала для развития.Города долгое время паразитировали на деревне, стягивая прибавочный продукт иприбавочное население. Лишь сравнительно недавно распределение экономических и социальных функций между городом и деревней стало более симметричным.Надгосударственный или межрегиональный макропаразитизм в человеческой истории встречался многократно.
Иногда он принимал острые формы, как вслучае войн, когда у побежденных изымалось все, а сами они уничтожались илипогибали, лишенные средств существования и средств производства. В хронической форме внешний макропаразитизм мог быть продолжительным феноменом.На наш взгляд, интересный пример такого рода являет Древняя Греция.Когда эгейский регион в I тыс. до н.э. пошел по пути аграрной специализации, выращивая у себя оливу и виноград, возникла система обмена продуктамимежду экономически дифференцированными территориями.
Для развития греческой цивилизации потребовалось специфическая организация «варварских» обществ, обеспечивающих для обмена прибавочный продукт зерна, металлов, древесины и рабов. Средиземноморский макропаразитизм, обретший корпоративнуюформу, сделал возможным существование демократических государств, где греческие крестьяне были полноправной частью общества. Роль исключенных иугнетаемых была определена далеким варварам.Степняки удовлетворяли свои потребности в недостающей продукции путем широкомасштабной внешней экспансии. Внешнеэксплуататорская деятельность принимала многообразные формы: периодические набеги, регулярный гра-196беж, данничество, война и прямое завоевание, контроль над торговыми маршрутами.
А.М. Хазанов классифицирует их как пути адаптации кочевников к внешнему миру, благодаря контактам с которым кочевники остались кочевниками(Khazanov, 1984, рр.157-158). Главным способом получения прибавочного продукта у них была война, а не колонизация и торговля. Рядовые номады, составлявшие основу воинских формирований кочевников, не эксплуатировались (Крадин, 1993, с.197), то есть были экономически самостоятельным эквивалентом свободных граждан Греции.Макропаразитизм кочевников евразийских степей был менее завуалировани нередко принимал острые формы, болезненные для ограбляемых обществ. Однако в экологическом отношении он является почти полным аналогом средиземноморского варианта: использование человеческих конвертеров энергии путемэксплуатации чужеземного населения.
Но социально-экономические последствиядвух вариантов внешнего макропаразитизма оказались совершенно разными.Возможно, поэтому между ними никогда не проводилось параллели.Средиземноморская макропаразитическая модель, сформировавшаяся вусловиях экологического дисбаланса, стала мощной основой для развития греческой цивилизации. Макропаразитизм греков вылился в торговлю и колонизацию,которые неизменно подтягивали вовлеченные в связи народы до более высокогоуровня развития, вовлекали их в орбиту цивилизованного существования. То есть,одновременно происходило повышение уровня развития и выравнивание на обширной территории.Внешний макропаразитизм кочевников евразийских степей имел иные результаты.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
