Диссертация (1144891), страница 54
Текст из файла (страница 54)
Богатырева и Д. Шлапентоха, представляются намдостоверными и засуживающими одобрения.Турецкие исследователи Я. Сары и С. Йигит и их американский коллегаР. Музалевский рассуждают о взаимодействии Киргизии с Россией и США.Я. Сары и С. Йигит изучают эволюцию отношений Бишкека с Москвой иВашингтоном. Они отмечают, что после распада СССР Киргизия стремилась утвердиться в качестве суверенного государства, ориентируясь при этом на поддержкуРоссии.
Однако до 1994 г. Москва игнорировала страны Центральной Азии, и ее помощь Бишкеку в самый трудный для него период оказалась минимальной, что вынудило его искать альтернативных партнеров. В середине 1990-х гг. Россия взяла курсна возвращение в данный регион, рассматривая его как исторически обусловленноепродолжение своей территории на юг. Это вызвало у Киргизии серьезные опасения,и она начала дистанцироваться от Москвы, активизировав диалог с США и Китаем.В конце 1990-х гг.
в России разразился экономический кризис, и Бишкек заявил обокончательном переходе своей дипломатии к принципам многовекторности. Послеразмещения в Киргизии военной базы НАТО, степень российского влияния на неестала снижаться, что привело к охлаждению ее отношений с Москвой.
Однако после«Революции тюльпанов» и событий в Андижане влияние России в ЦентральнойАзии вновь возросло, при этом наиболее жесткую политику она стала проводитьв отношении Киргизии ― слабейшего государства региона509. Что касается сотрудничества с США, то оно по-прежнему воспринималось Бишкеком как источник пополнения его бюджета и как некая альтернатива его взаимодействию с Россией510.Приведенные выводы являются вполне корректными и довольно точно воспроизводят характер киргизско-российских и киргизско-американских отношений.Р. Музалевский несколько преувеличивает роль Вашингтона во внешней политике Бишкека. Он утверждает, что у киргизской дипломатии есть две надежныеопоры: сотрудничество с Россией и США, — что на практике проявляется в наличииShlapentokh D.
Kyrgyzstan between China and Russia // Central Asia — Caucasus Analyst. 2013. № 8. Р. 15–17.Sarı Y. Foreign Policy of Kyrgyzstan under Askar Akayev and Kurmanbek Bakiyev // Perceptions. 2012. № 3.Р. 131–150.510Sarı Y., Yiğit S. Foreign policy re-orientation & political symbolism in Kyrgyzstan // Central Asia — CaucasusAnalyst. 2006. № 11. Р. 9–10.508509200на территории республики военных баз сразу двух государств. В то же время, эксперт критикует руководство Киргизии за непоследовательность и предупреждает,что в будущем оно может утратить доверие своих партнеров511.
С последним тезисом мы считаем необходимым согласиться.Довольно небольшое распространение в современной историографии получили работы, посвященные различным аспектам внешней политики Туркмении.Крупнейшим исследованием в данной области является диссертация российского историка Т. А. Джумаева. Опираясь на широкий круг источников и избегаяизлишней эмоциональности, автор изучает внешнюю политику Ашхабада в годыпрезидентства С. А. Ниязова. Он справедливо отмечает, что прежнее руководствореспублики отдавало предпочтение двусторонним формам межгосударственногопартнерства, что проявлялось, в частности, в его взаимодействии с Москвой. Диссертант считает, что вопреки распространенной точке зрения, Россия неизменнооставалась важнейшим партнером Туркмении, при этом Ашхабад выстраивал своюдипломатию с учетом мнения Москвы.
После избрания президентом В. В. Путинастороны перешли к более конструктивному взаимодействию, найдя точки пересечения своих интересов в энергетической сфере. По словам эксперта, с приходом в Центральную Азию США, Россия стала гарантом безопасности Туркмении и подписалас ней в апреле 2003 г. соответствующее соглашение. Тем самым роль Москвы какстратегического партнера Ашхабада еще более возросла, и Туркменистан обрелв лице России прочную внешнеполитическую опору512. На наш взгляд, прозвучавшие выводы отличаются несомненной оригинальностью и научной новизной, но невсегда соответствуют действительности. Например, вряд ли можно говорить о пророссийской ориентации туркменской дипломатии и о выполнении Москвой в 2000е гг.
роли гаранта безопасности Ашхабада.Аналогичной точки зрения придерживается отечественный политологА. А. Куртов. Он утверждает, что, с момента провозглашения независимости Туркмении, Россия являлась ее главным партнером, причем данная тенденция осталасьнеизменной и после смерти С. А. Ниязова. Автор с удовлетворением отмечает, чтоMuzalevsky R. The U.S.-Kyrgyz military center and Kyrgyzstan’s multi-vector foreign policy // Central Asia —Caucasus Analyst.
2010. № 5. Р. 12–14.512Джумаев Т. А. Внешняя политика Туркменистана в 1991–2006 гг. : диссертация … кандидата историческихнаук : 07.00.15. СПб., 2013. 214 с.511201в годы президентства Г. М. Бердымухамедова взаимодействие между нашими странами заметно расширилось и в него стали вовлекаться российские регионы.
Он констатирует, что отношения между Москвой и Ашхабадом продолжили поступательное развитие даже после газового конфликта 2009 г., что свидетельствовало о несомненной заинтересованности сторон в углублении партнерства друг с другом513.В монографии российского историка, публициста М.
С. Демидова основноевнимание уделяется внутриполитическому развитию постсоветской Туркмении. Автор делает акцент на перегибах эпохи С. А. Ниязова и изучает политику Ашхабадав лингвистической сфере и в области образования. Он отмечает, что в 1990-е —начале 2000-х гг.
туркменское руководство проводило политику дерусификации республики, «старшей сестрой» которой была объявлена этнически родственная ей Турция. На этом фоне Россия оставалась важным партнером Ашхабада, однако он последовательно предпринимал шаги для ослабления своей зависимости от Москвы514.Данные тезисы представляются нам более объективными, чем оценки, прозвучавшие в двух предыдущих работах.Туркменский юрист Е. А. Кепбанов рассуждает о роли постоянного нейтралитета во внешней политике Ашхабада. Он утверждает, что после принятия данногостатуса Туркмения была вынуждена прекратить военно-политическое сотрудничество с Россией515. На наш взгляд, с юридической точки зрения, представленные тезисы являются вполне корректными, однако в политическом плане автор нарушаетпоследовательность событий: принятие Ашхабадом нейтрального статуса являлосьне причиной, а следствием его стремления свести к минимуму контакты с Москвой.Г.
Платер-Зиберк изучает внешнюю политику Туркмении в годы президентства Г. М. Бердымухамедова. Он отмечает, что, как и прежде, главным партнеромреспублики оставалась Москва, поскольку туркменская политическая элита получила образование в российских вузах и была тесно связана с нашей страной, и ниодно другое государство не знало Ашхабад так хорошо, как Россия. Автор полагает,что основные проблемы двустороннего сотрудничества были вызваны характеромроссийской дипломатии: Москва не видела в Ашхабаде равного партнера и вела себяКуртов А. А. Трансформация внешней политики Туркменистана при новом руководстве страны // Внешниесвязи стран Прикаспия в условиях глобального кризиса и интересы России / Отв.
ред. Г. И. Чуфрин. М., 2010.С. 52–89.514Демидов М. С. Постсоветский Туркменистан. М., 2002. 224 с.515Кепбанов Е. А. Нейтральный Туркменистан: подходы к региональной безопасности // Концепции и подходы к региональной безопасности… С. 54–68.513202по отношению к нему надменно; стремясь к максимизации собственных выгод, онаигнорировала интересы Туркмении, что зачастую приводило к конфликтам междуними516. Очевидно, что эксперт расставляет несколько неверные акценты, посколькуответственность за пробуксовывание двусторонних отношений традиционно лежалана Ашхабаде.Канадский политолог Р.
М. Катлер и его чешский коллега С. Хорак анализируют вопросы энергетического сотрудничества между Москвой и Ашхабадом.Р. М. Катлер справедливо утверждает, что дальнейшая диверсификация Туркмениеймаршрутов экспорта своих углеводородов будет способствовать уменьшению степени ее зависимости от России517. С. Хорак полагает, что газовый кризис 2009 г. подорвал доверие Г. М.
Бердымухамедова к Москве и подкрепил его решимость переориентировать свою дипломатию на развитие сотрудничества с Пекином518. Данныйтезис представляется нам сомнительным: на самом деле, виновником указанногокризиса в большей степени являлась Туркмения, и он стал не причиной, а следствиемпринятия ее руководством решения о переориентации своей энергетической политики на сотрудничество с КНР.В рассматриваемый период крайне узким оставался круг исследований, посвященных российскому направлению внешней политики Республики Таджикистан.Наиболее фундаментальным трудом в данной области представляется монография государственного деятеля, советника президента Таджикистана по внешнейполитике З.
Ш. Сайидзода. Данная работа производит неоднозначное впечатление.С одной стороны, ее отличают особая масштабность и опора на широкую источниковую базу. С другой стороны, автор не выходит за рамки официальных оценок изучаемых вопросов, что придает его суждениям излишнюю тенденциозность. Исследователь характеризует российско-таджикские отношения как сугубо доверительные, взаимовыгодные и лишенные серьезных противоречий. Москву он называетглавным стратегическим партнером и союзником Душанбе, к которому руководствои население республики испытывают особые симпатии.
По словам исследователя,развитие российско-таджикских отношений неизменно шло по восходящей. ЕслиPlater-Zyberk H. Turkmenistan — slowly in the right direction // Defence Academy of the United Kingdom: Advanced Research and Assessment Group, Central Asian Series. 2007. № 30. 27 р.517Cutler R. M. Turkmenistan diversifies gas export routes // Central Asia — Caucasus Analyst. 2010. № 13.Р. 9–11; Cutler R. M. Turkmenistan confirms export shift away from Russia // Central Asia — Caucasus Analyst.2010.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
