Диссертация (1144891), страница 37
Текст из файла (страница 37)
Данные выводы представляются нам адекватными, с ними следует согласиться.Экономист Н. С. Зиядуллаев, напротив, дает чрезвычайно оптимистичныеоценки российско-узбекского сотрудничества, особенно его состояния в 2000-е гг.Среди основных шагов на пути сближения двух государств автор называет заключение ими договоров о стратегическом партнерстве и союзническом взаимодействии,вступление Узбекистана в ЕврАзЭС и ОДКБ. Высокоэффективным он видит сотрудничество сторон в рамках СНГ322. Очевидно, что Н. С.
Зиядуллаев идеализирует ситуацию и неоправданно преувеличивает масштабы партнерства между Москвой иТашкентом.В статьях Ф. Ф. Толипова, испанского политического деятеля В. АлехандроСанчеса и ирландского политолога М. Фумагалли рассматриваются вопросы военнополитического сотрудничества между Россией и Узбекистаном.Ф. Ф. Толипов полагает, что стремительный переход сторон к уровню стратегического партнерства, а затем и союзнического взаимодействия не отражал изменения природы их отношений и не привел к расширению их контактов в военно-Абдуллаев Е. Ф. Устойчивое неравновесие: отношения с Россией в политике Узбекистана // Международные процессы.
2005. № 2. С. 119–126; Толипов Ф. Ф. Постсоветские Узбекистан и Россия: история повторяется или начинается? // Центральная Азия: актуальные акценты международного сотрудничества: Сб. докладов. М., 2010. С. 80–94.322Зиядуллаев Н. С. Россия ― Узбекистан: стратегическое партнерство и союзнические отношения // Мироваяэкономика и международные отношения.
2006. № 12. C. 92–98.321137политической сфере. По мнению автора, российско-узбекский альянс имел временный и антизападный характер, а его главной задачей являлось обеспечение безопасности Ташкента в условиях его конфронтации с Вашингтоном323. Вместе с тем, эксперт утверждает, что вступление Узбекистана в ОДКБ было важным как для негосамого, так и для данной организации, а его последующее решение о выходе из нееоказалось недальновидным, поскольку отныне безопасность Ташкента не будет полностью гарантирована. На этом фоне автор критикует руководство республики запостоянную смену внешнеполитических ориентиров, полагая, что в современныхусловиях подобная тактика себя не оправдывает324.
Вышеозначенные выводы представляются нам весьма актуальными и заслуживающими одобрения.М. Фумагалли, напротив, считает, что возвращение Ташкента в ОДКБ оказало негативное воздействие на характер российско-узбекских отношений, поскольку у сторон, входящих сразу в несколько международных структур, сталоменьше пространства для маневра. Автор обращает внимание на то, что Россия иУзбекистан по-разному понимают союзнический статус своего взаимодействия искорее обманывают друг друга, чем стремятся к углублению военно-политическогосотрудничества325.
Подобный подход (за исключением тезиса о намерении Москвыи Ташкента ввести друг друга в заблуждение) не вызывает у нас возражений.В. Алехандро Санчес полагает, что главную угрозу безопасности Узбекистана представляет исламский экстремизм. Россию он воспринимает как государство, имеющее большие военные и технические возможности и способное стать силой, которая возьмет на себя миссию главного партнера Ташкента в борьбе с ваххабизмом326. Данные тезисы также выглядят вполне логичными.Узбекские исследователи Е. В.
Абдуллаев, Р. Р. Назаров, В. Р. Алиева,Д. М. Юнусова, Ю. В. Подпоренко рассуждают о положении российских соотечественников и русского языка в Республике Узбекистан.Е. В. Абдуллаев выдвигает идею, что руководство страны не проводило целенаправленной политики по вытеснению русскоязычных граждан, однако онистали жертвами процесса демодернизации республики, в ходе которого произошлоTolipov F.
F. Uzbekistan and Russia: alliance against a mythic threat? // Central Asia — Caucasus Analyst. 2006.№ 1. Р. 3–4.324Tolipov F. F. Uzbekistan without the CSTO // Central Asia — Caucasus Analyst. 2013. № 4. Р. 6–9.325Fumagalli M. Uzbekistan rejoins the CSTO: are Russian-Uzbek relations heading toward mutual entrapment? //Central Asia — Caucasus Analyst.
2006. № 20. Р. 9–10.326Alejandro Sanchez W. A Central Asian security paradigm: Russia and Uzbekistan // Small Wars & Insurgencies.2007. № 1. Р. 113–133.323138восстановление системы общественно-политических отношений, существовавшейв узбекских ханствах до их присоединения к России. Традиционализирующаяся система стала выталкивать наименее интегрированные в нее элементы, каковыми оказались функционеры и предприниматели нетитульной национальности327. На нашвзгляд, подобные выводы отличаются оригинальностью, но не вполне соответствуют действительности, поскольку отказ автора учитывать роль государства в процессе дерусификации Узбекистана является неправомерным.Филологи Р.
Р. Назаров, В. Р. Алиева и Ж. М. Юнусова утверждают, что,вопреки общепринятой точке зрения, русский язык в Узбекистане был и остаетсявторым по степени распространенности. К концу 2000-х гг. на нем говорило большинство граждан, велось преподавание более чем в тысячи школах и практическиво всех вузах республики. Он продолжал играть роль инструмента межнационального общения, и интерес к его изучению проявляли в первую очередь узбеки, длякоторых он оставался «окном в мир». В данной связи авторы подчеркивают, что дляузбекского общества традиционным являлось проявление би- и трилингвизма, приэтом «одноязычной» оставалась лишь его русская часть328.
Указанные тезисы представляются нам корректными, причем экспертов нельзя обвинить ни в излишнем оптимизме, ни в пессимистическом отношении к изучаемым вопросам.Культуролог Ю. В. Подпоренко, напротив, полагает, что степень владениярусским языком в Узбекистане всегда была низкой, и за пределами столицы и рядаобластных центров республики он практически не использовался населением. В тоже время, автор соглашается, что для Узбекистана русский язык является главнымсредством связи с внешним миром, тогда как английский язык остается для большинства граждан бесполезным, поскольку они не могут уехать на заработки в страны Запада. Также эксперт обращает внимание на то, что с конца 1990-х гг.
бóльшуючасть учащихся русских школ республики стали составлять этнические узбеки329.Данные выводы не вызывают у нас сомнений; они отличаются несомненной оригинальностью и высокой степенью новизны.Гораздо меньшее распространение в современной историографии получилиработы, посвященные проблемам российско-туркменского сотрудничества. ПриАбдуллаев Е. В. Русские в Узбекистане 2000-х годов: идентичность в условиях демодернизации // Диаспоры. 2006.
№ 2. С. 6–32.328Назаров Р. Р., Алиева В. Р., Юнусова Ж. М. Русский язык в современном Узбекистане // Русский языкв странах СНГ и Балтии. М., 2007. С. 170–175.329Подпоренко Ю. В. Русский язык в Узбекистане // Этнографическое обозрение. 2008. № 2. С. 19–20.327139этом отечественные исследователи по-прежнему не уделяли данным вопросам должного внимания.Политолог Ю. Е. Федоров анализирует динамику развития двустороннеговзаимодействия после прихода к власти Г.
М. Бердымухамедова. Он отмечает, чтопри новом президенте внешняя политика Туркмении заметно активизировалась, а ееглавной целью стало окончательное преодоление зависимости от России в вопросахгазоэкспорта. В результате отношения между нашими странами стали охлаждаться:в 2008 г. Ашхабад не поддержал действий Москвы против Грузии, в 2009 г.
пошелна коренной пересмотр принципов взаимодействия с ней в энергетической сфере,расширив контакты с Пекином и Тегераном. Дипломатию Туркменистана при новомлидере автор характеризует как многовекторную, впрочем, не испытывая по этомуповоду особой тревоги330. Данные замечания представляются нам логичными и вызывают у нас понимание.Е. Ионова рассуждает о перспективах российско-туркменского сотрудничества. Она утверждает, что, несмотря на газовый конфликт 2009 г., главным направлением взаимодействия сторон в обозримом будущем останется партнерство в сфереэнергетики. При этом автор полагает, что от состояния энергетического диалогаМосквы и Ашхабада по-прежнему будет зависеть весь комплекс их отношений331.На наш взгляд, указанные прогнозы оказались довольно неточными.Заметно больший интерес к указанной проблематике в 2000–2010-е гг.
проявляли зарубежные авторы.Туркменские исследователи Д. Д. Ораздурдыева и Т. Реджепова изучаютпроблемы экономического сотрудничества между Россией и Туркменистаном.В диссертации Д. Д. Ораздурдыевой анализируются общие особенности двусторонних отношений в торгово-экономической сфере. Автор подробно описываетресурсный потенциал Туркменистана, дает характеристику его экономики и общуюоценку его внешнеторговых связей.
В результате она приходит к сомнительному выводу, что на протяжении 1990–2000-х гг. Ашхабад являлся активным участникоминтеграционных процессов на постсоветском пространстве — в частности, последовательно углублял контакты с Москвой. В то же время, диссертантка довольно четкоФедоров Ю. Е. Туркмения: время перемен? // Индекс безопасности. 2009. № 3–4. С. 91–113.Ионова Е. Влияние внешних факторов на отношения России и Туркмении // Россия и новые государстваЕвразии.
2010. № 1. С. 84–89.330331140определяет приоритеты России и Туркмении при развитии двустороннего сотрудничества. К их числу она относит: максимально широкое использование ранее накопленного производственного потенциала; обеспечение взаимного доступа к сырьевым ресурсам двух стран; объединение усилий по созданию и совместному использованию средств транспорта и связи; развитие инвестиционного взаимодействия;определение правового статуса Каспийского моря; реализацию совместных энергетических проектов. Кроме того, автор говорит о необходимости совершенствованияправовой базы российско-туркменских отношений332. В целом, представленная диссертация является самостоятельным и глубоким трудом, опирающимся на солидныйэкономический инструментарий и практически свободным от идеологических перекосов.В другой своей работе Д.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
