Диссертация (1137551), страница 30
Текст из файла (страница 30)
Однако общий характер письма Батая в раннийпериод явно тяготеет в сторону художественности и поэтичности. Местострогих доказательств в нём занимают сильные метафоры и образы (большойпалец ноги как доказательство укорененности человека в «низкой материи»201,фантазия о «пинеальном глазе», который раскроется у человека на новом этапеэволюции и будет всегда устремлен прямо на солнце202). Таким образом, мыможем говорить о том, что направленность мышления, обнаруживаемая во«Внутреннем опыте», в целом характерна для раннего периода.Bataille G. L'Expérience intérieure. P.
53. (Перевод приводится по Батай Ж. Внутренний опыт. С. 81).Bataille G. Le gros orteil // Bataille G. Œuvres complètes I. Paris : Gallimard, 1970. PP. 200-205.202Bataille G. L'oeil pinéal // Bataille G. Œuvres complètes II. Paris : Gallimard, 1970. PP. 21-41.149200201Время окончания второй мировой войны знаменует значительнуюперемену в творчестве Батая.
Возможно, осознав тщетность резких иэкспрессивных выпадов в адрес общепринятой морали и идеалистическихпредставлений об искусстве, характерных для его литературных произведений истатей, напечатанных, к примеру, в журнале «Documents»203, а также мифорелигиозно-социологических попыток изменить общественную структуру204, впоздний период Батай отходит от эссеистической манеры письма и стремится кмаксимально строгому и обоснованному изложению своих идей со множествомссылок на труды по этнологии, философии, социологии и политологии. Впоздних работах он приходит к признанию необходимости рациональногомышления для создания полноценной концепции устройства феноменов,относящихся к гетерогенной области социума, поскольку они существуют не ввакууме, а, так или иначе, соотносятся с упорядоченными социальнымиформами, с гомогенной областью.
Не отрицая всецело своих прежнихпретензий к философии, Батай признает, пусть и ограниченную, но все жепозитивную роль философского и научного мышления и пытается выстроитьсвоеобразный диалог между поэтическим и философским языками.Интерес Батая к получению относительно строгого знания об областигетерогенного путем синтеза научно обоснованных фактов и мистического не-знания, зачатки которого проявлялись в идее гетерологии как науки об ином,получает в поздних работах новое развитие. Французский философ стольистово старается приблизить свое размышление к строго-научному, что поройего попытки выглядят абсурдно. По словам Зенкина, «писатель берется заклассическиеакадемическиепредметы:политическуюэкономию,антропологию, историю религии.
Он не просто демонстрирует широчайшуюосведомленность в этих несхожих материях: он озабочен логическойстрогостью своих выводов, обставляет оговорками каждый концептуальныйПриведенная выше статья о большом пальце была опубликована именно в этом журнале.В качестве примера таких попыток можно привести антифашистское движение «Контратака» и тайноесообщество «Ацефал», которые Батай возглавлял в 1935-1936 и 1937 гг.
соответственно.150203204шаг, стараясь избегать незаметной подмены терминов, которая по-французскиназывается glissement, «соскальзывание», – хотя этим словом (и самимприемом) он часто пользовался в своих мистических и литературныхсочинениях. В некоторых текстах, таких как «Эротика» (1957), бесконечныеоговорки и уточнения принимают поистине обсессивный характер»205.Разумеется, Батай не становится в одночасье академическим философомили этнографом. Его по-прежнему интересуют такие маргинальные темы каксмерть, эротика, жертвоприношение, непроизводительная трата и другие.Однако теперь он пытается подходить к ним не только с точки зрениявнутреннего опыта, раскрывающегося в поэтическом озарении, но и с точкизрения объективного наблюдателя. Таким образом, в работах позднего периодаБатай отдает должное философии и науке, пытаясь не просто подорвать еёдискурс изнутри, но и создать некую жизнеспособную альтернативуфилософскому дискурсу за счет его конструктивной критики и включениянаиболее сильных моментов этого дискурса в собственную концепцию.
Именнов этот период внутренний опыт становится частью особой исследовательскойметодологии, базовые положения которой мы описали, говоря о гетерологии.Внутренний опыт в поздних работах описывается Батаем не только как частьгетерогенного, но и как инструмент, который позволяет исследовать иописывать сферу гетерогенного, скрытую от разума.Таким образом, на позднем этапе творчества Батай отказывается отрадикальной критики философского и научного познания. Понимая, что чистосубъективный опыт практически непередаваем от одного субъекта к другому, аесли и передаваем, то лишь в сильно искаженном виде, Батай отказывается отрадикального отрицания философских и научных способов мышления ипознания и встает на позицию принятия научных данных и строгогорассуждения, позволяющих обобщать и структурировать внутренний опыт.205Зенкин С.
Сакральная социология Ж. Батая. С. 8.151Здесь мы вплотную подходим к изменению роли внутреннего опыта вмыслиБатая,вызваннойосознаниемнеобходимостидополнитьопытчеловеческой субъективности и ее преодоления объективными научнымиданными и фактами. Далее мы подробно рассмотрим то место, котороевнутренний опыт занимает в таких поздних работах Батая, как «Суверенность»,«Эротика» и «Теория религии».§2.
Внутренний опыт как способ познания гетерогеннойреальности.2.1. Внутренний опыт как источник аксиоматики в «Теории религии».В «Теории религии» Батай уже на первых страницах вводит указанноевыше разделение на поэтический и научный способы восприятия и анализа:«Между абсурдностью вещей, рассматриваемых вне человеческого взгляда, иабсурдностью вещей среди которых присутствует зверь, разница лишь одна:первая поначалу сулит нам упростить мир до объекта точных наук, тогда каквторая отдает нас во власть затягивающего искушения поэзией, ибо зверь – непросто вещь, он для нас не замкнуто-непроницаем»206.Важно понимать, что, по Батаю, опыт животной жизни абсолютнозапределен лишь для ясного сознания и строгой рассудочной деятельности, в товремя как поэтическая сила воображения дает человеку шанс приоткрытьнепроницаемую завесу животного восприятия.
Не менее важно и то, что Батай ссамого начала не позволяет себе слишком сильно увлечься химерамивоображения, которые дают иллюзию возможности познания тех областей, кудадоступ человеку принципиально закрыт. Он осознает, что творческую силувоображения можно использовать лишь в определенных контекстах, иограничивая себя внешними фактами, которые предоставляет нам наука.Применительно к вживанию в восприятие животного Батай пишет: «И если206Bataille G. Théorie de la religion.
P. 293. (Перевод приводится по Батай Ж. Теория религии. С. 57).152ныне в состоянии умственного смятения, с животной тупостью созерцая такоеотсутствие видения, я начну говорить: “Не было ни видения, ни вообще ничего– одно лишь пустое упоение, которое ограничивали, придавая ему некуюплотность,тревога,страданиеисмерть...”–тоэтобудетпростозлоупотребление силой поэзии, подмена незнания и ничтожества каким-тонеотчетливым озарением»207. Сделав такую оговорку, Батай, руководствуясьвнутренним опытом, все же описывает переживание животным «встречи» сокружающимегомиром.Существованиезверявсецелообусловленоинстинктами, поэтому он не имеет представления о протяженности времени,событиях, происходящих в настоящем, прошлом и будущем, для него естьтолько текущий момент, который всецело заполнен тем или иным внешнимраздражителем (добыча, самка и т.п.).
Поскольку зверь не способенвоспринимать окружающий мир дифференцированно, как мир отдельныхобъектов,онданемувкачествемиранепрерывности:сплошного,безостановочного потока переживаний, в котором нет пауз или отсрочек.Человек выделяет себя из этой непрерывности, создавая и применяяорудие труда, которое полагается в качестве внешнего объекта. Трудоваядеятельностьпредполагаетотсрочкунепосредственногоудовлетворенияжеланий и отношение к объекту труда как к средству, которое позволяетдостичь неких целей в будущем.
Поэтому, по мысли Батая, труд становитсяпричиной того, что человек начинает выделять себя из непрерывности, где нетразделения на прошлое и будущее, а также относиться к объектам окружающегомира как отдельным от него самого. Орудие труда, будучи создано самимчеловеком, воспринимается им как внешний по отношению к нему объект,который используется как средство и не имеет никакой ценности сам по себе.Постепенно подобное отношение экстраполируется на весь внешний мир исамого субъекта (отныне обретшего способность смотреть на себя со стороны,то есть как на объект). Однако эта экстраполяция очевидным образом207Ibid.
P. 293. (Там же. С.57).153оказывается ложной и неполной, поскольку, в отличие от орудий труда,животные и другие элементы живой и неживой природы не находятся вбезраздельной власти человека, и он неспособен познать их исчерпывающимобразом.Витогевсознаниипервобытногочеловекаодновременноприсутствуют обе точки зрения на окружающую реальность и свое место в ней:субъективная (весь окружающий мир непрерывен со мною самим, каждый егообъект и мир в целом я наделяю атрибутами мышления и способностидействовать, которыми я наделяю сам себя; он предстает как цельное инераздельное мыслящее и способное чувствовать единство, поскольку я не всостоянии окончательно отделить себя от того, что меня окружает – здесь мывидим следы животного происхождения человека) и объективная (я как субъектчетко отделен от окружающего меня мира объектов, не имеющих своей воли исознания, и других субъектов, которые обладают сознанием и волей, ноотличны от меня).
Отчетливый мир профанных объектов представляет теперьдлячеловекаместобезопасногопребывания.Зонаимманентностисакрализуется, вызывая амбивалентные чувства притягательности, отторженияи ужаса.С момента распада мира на гомогенный (профанный) и гетерогенный(сакральный) самым сильным и неистребимым желанием человека, подспуднонаправляющим его историческое развитие, становится желание вернуться внепрерывность, сокровенное сердце бытия, где оно дано как неразделенный инепрерывный поток переживаний. Именно в этом желании Батай видит сутьрелигии и религиозного чувства. Однако полный возврат к непрерывностиозначал бы совершенную утрату человеческого облика.