Л.Г. Лойцянский - Из моих воспоминаний записки профессора-политехника (1124032), страница 24
Текст из файла (страница 24)
Л. Повха, бригадой, состоявшей из специально приглашенного опытного инженера М. л. Каспарова, доцента кафедры В. В. Богдановой и аспиранта Ш. И. Мелиховицкого. Испытания моделей гидротурбин на воздушном стенде подтвердили широкую возможность исследоеания и других водных процессов при помощи воздушных потоков. Были проведены продувки в аэродинамической трубе «сдвоенных» моделей судов, подаодныхлодок, изучены явления глиссирования пластины на границе воздушной струи а камере Эйфеля, а впоследствии осуществлено взаимодействие корабельного винта с корпусом судна и даже испытание рыболоеных тралов, эксплуатацию которых, по свидетельству заказчика, удалось на основании этих исследований значительно улучшить. В этих работах были заняты инженеры — выпускники нашей специальности; П. И.
Третьяков, Г. В. Смирнов, С. Н. Кононов и В. Д. Каюдин. Еще до образования кафедры гидроаэродинамики я, в связи с вопросами гидротехники, занялся внутренней задачей турбулентного движения жидкости в трубах. Применяемая тогда для расчета этих движений теория «пути смешения. Прандтля совершенно не учитывала влияния вязкости жидкости на чисто турбулентное трение, выражаемое формулой Прандля. Эффект вязкости ограничивался так называемым «вязким подслоем» на поверхности трубы, и движение в нем грубо сращивалось с чисто турбулентным ядром потока. Для расчета сопротивления труб такой подход был вполне удовлетворительным, но он не был пригоден для пограничного слоя.
Осноаьн ваясь на идее приближенного подобия относительных осредненных скоростей движения в тонких слоях, на которые разбивалось течение в пограничном слое, я предложил полуэмпирическую теорию взаимодействия ламинарных, чисто вязких, и турбулентных, по Прандтлю независящих от вязкости, движений. Этим достигались непрерывные переходы от ламинарного движения в вязком подслое к турбулентному а ядре потока, что позволило впервые создать теорию «переходного» участка в пристенной области потока.
Идея подобия деижений в тонких слоях потока получила затем свое дальнейшее развитие и была расширена на случай труб с шероховатой поверхностью, 1 О2 л. г. пой цянский Иэмоилвоспоминвний а также применена для изучения влияния шероховатости поверхности лопаток рабочего колеса турбины, зависящей от степени их обработки, на коэффициент полезного действия турбины.
К этому времени относятся таске работы по методам приближенного расчета ламинарных пограничных слоев. Я остановился на простейшем «однопараметрическом» методе, который содержал существенную модернизацию метода Кармана. Прежде всего был выбран основной параметр, в отличие от «карманов- ского», содержащий «толщину потери импульса». Для определения зависимости этого неизвестного параметра от продольной координаты, интегральное условие Кармана при помощи преобразования аффинного подобия было приведено к обыкновенному нелинейному дифференциальному уравнению первого порядка со слабой нелинейностью, позволяющей приближенно представить ее двучленом и свести таким образом решение к простой квадратуре.
В двух работах этот метод был применен к плоскому и осесимметричному ламинарным пограничным слоям. Была сделана также попытка отказаться от применения интегрального условия Кармана, заменив его условием минимума в вариационном принципе механики Журдена. Такой подход оказался возможным, но приобрел скорее методическое, чем прикладное значение. В начале сороковых годов в моей первой монографии излагались идеи теории пограничного слоя и прикладной «полузмпирической» теории турбулентности. В ней обобщались также результаты экспериментальных работ по определению турбулентных пульсаций и коэффициентов корреляции между ними с помощью различных методов, как механических (крыльчатые анемометры), так и электрических (термоанемометры).
В 1939 году была опубликована моя статья, в которой устанавливалось существование «инварианта турбулентности», сохраняющего свою величину в процессе вырождения однородной и изотропной турбулентности. Поводом к написанию этой статьи послужило появление в работе Кармана и Хоуарта нелинейного параболического дифференциального уравнения, описывающего изменение «двухточечного момента корреляции» пульсаций скорости в однородном и изотропном турбулентном потоке. Несмотря на то, что уравнение Кармана-Хоуарта являлось «незамкнутым» и содержало, наряду 10З Резолюция Серго Орджоникидзе с моментом второго порядка, момент третьего порядка, мне удалось показать, что инвариант существует в условиях стремления к нулю момента третьего порядка и еще одной корреляции, что соотаетствоаало заключительному этапу вырождения турбулентности. Появление упомянутой моей работы вызвало большой интерес в широких кругах аэродинамиков и способствовало оживлению исследований, относящихся к более общему вопросу о вырождении турбулентности.
На эту статью появились ссылки а монографиях А. С. Монина и А. М. Яглома, И. О. Хинце, Л. Д. Ландау и Е, М. Лифшица, а ее критика и дальнейшее развитие содержались в статьях Л. И. Седова и А. И. Корнеева, а также в зарубежных обзорах. Академик А. Н. Колмогоров испольэовал «инвариант» в своих исследованиях по турбулентности. После 1975 года, когда я ушел от заведования, коллектив кафедры продолжая свою плодотворную работу под руководством моего ученика, выпускника кафедры, профессора Юрия Викторовича Лапина. РЕЗОЛЮЦИЯ СЕРГО ОРДЖОНИ1»ИДЗЕ Среди жестоких репрессий сталинского лихолетья сравнительно скромное место уделялось минимальной мере наказания — «проработке».
Ей подвергались счастливчики, не попавшие а когти органов ГПУ, по доносам, направленным а более мирные советские учреждения или на имя крупных революционных деятелей, не имевших прямую связь с органами ГПУ. Зти доносы передавали в парткомы предприятий. Создавались специальные комиссии, в которых велась «проработка». Заключалась она в длительных допросах, долженствовавших установить степень приверженности испытуемого к советской власти и марксистской идеологии, Практически все сводилось к составлению протоколов допросов и к выводу комиссии о достаточной лояльности подеергнутого «проработке».
Я испытал на себе эту унизительную для достоинстеа человека процедуру и считаю небезынтересным рассказать об обстоятельствах, связавших меня с именем Серго Орджоникидзе, Напомню читателю, что в 1935 году я организовал кафедру гидроаэродинамики на физико-механическом факультете Ленинградского политехнического института и стал ее заведующим, Вокруг кафедры и состоящей при ней аэродинамической лаборатории образовался коллектив способной молодежи, 1 04 л.г пойцянский Иэмоихвоспоммнанид выполнявший исследовательские работы по заданию промышленности и фундаментальные теоретические исследования. При кафедре имелась аспирантура. В эту, к тому времени хорошо себя зарекомендовавшую, творческую среду случайно затесался оказавшийся мало пригодным для этой цели аспирант Ж., явно не желавший напряженно трудиться и предпочитавший более легкие пути продвижения в жизни.
Оценив обстановку недоверия к ученым и вообще интеллигенции, он составил на меня донос и послал его на имя наркома С. Орджоникидзе. Мне стал известен факт доноса, и я, как это было широко принято в то время, заранее приготовил узелок с самым необходимым и был счастлив по утрам просыпаться в своей постели. Клеветническое письмо Ж. вскоре вернулось к ректору института, и он показал его мне. Я убедился, что содержание доноса соответствовало убогости мысли доносчика. В этом письме я обвинялся в следующих «преступленияхж ео-первых, не пускал в науку кухаркиных детей» (привожу по памяти, но стиль сохраняю), во-вторых, купил для мастерской лаборатории негодный станок и, что самое важное, находился в связи с крупным в то время советским деятелем Г.
Л. Пятаковым, который всего только за несколько недель до того стал одиозной фигурой и был арестован органами ГПУ, Я понятия не имел об этом человеке, подписывавшем мне вызовы в Москву, куда я приезжал в качестве консультанта ЦАГИ. О предыдущих двух пунктах не стоит и говорить, так как классовый состав аспирантов и сотрудников кафедзы ничем не отличался от обычного для того времени, а станок я не покупал — на это не было средств. Особо незатейливой была концовка письма: предлагалось заведующего кафедрой выслать, а его — доносчика — назначить заведующим, Какое счастье, что письмо было адресовано С. Орджоникидзе, известному своей оппозицией сталинскому режиму, честному и благородному человеку. Резолюция была прямой и лаконичной. Она гласила: «убрать дурака», что и было немедленно выполнено. Ж.
был выкинут из состава аспирантуры и из института. Результат был, по тому времени, исключительным. Одного наличия доноса было достаточно для проведения акций против беспартийного профессора. Однако «бдительный ректор есе же отдал меня во власть созданной парткомом комиссии, которая подвергла меня проработке».
Проверяли мою деятельность и, собственно, личность в течение двух недель. Члены комис- 105 Резолюция Серго Орджоникидзе сии и ее председатель прекрасно меня знали, но, «не за совесть, а за страх», писали протоколы, хотя в заключение и признали мою деятельность удовлетворительной, а меня самого лояльным советским гражданином. Подавать на клеветника в суд было совершенно бесполезно. Доносчикам и клеветникам был дан «зеленый свет».
Более того, Ж. подал заявление в секцию научных работников профсоюза с просьбой восстановить его в аспирантуре на моей кафедре. Бывший в то время председателем секции, известный своей гибкостью в оценке творимого в стране беззакония, академик-горняк А. П. Герман встал на сторону клеветника, вызвал меня и стал уговаривать принять Ж. обратно на кафедру, но встретил мой категорический отказ. На этом эпопея окончилась.
Неудивительно, что я сохранил чувство благодарности к светлому образу своего «спасителя» Серго Орджоникидзе. Мне вспоминается прекрасный памятник, установленный на входе в санаторий его имени в Кисловодске. Выполненный во весь рост, памятник этот вполне отвечал внутренней мощи этого незаурядного человека. Волею судеб мне стали известны обстоятельства смерти С.
Орджоникидзе, отличные от циркулирующей сейчас версии, и мне представляется интересным здесь о них рассказать. Летом! 937 года мы с женой отдыхали в санатории «Гаспре» в Кореизе, на южном берегу Крыма. Как обычно, общество отдыхаоцих в санаториях научных работников было разнообразно и привлекательно. На этом фоне особенно выделялся москвич Абрам Владимирович Зискинд'.