А.Н. Чанышев - Философия Древнего мира (1999) (1116266), страница 173
Текст из файла (страница 173)
Душа телесна, она «тоньше огненного» (57, 8). Но хотя душа и телесна, Сенека, однако, резко противопосгавляет ее телу, говоря, что «тело для духа — бремя и кара» (65, 16).. В «Утешении Марции» Сенека говорит о борьбе души и тела: «Скелет, который ты видишь у нас, мышцы и обтягивающая нх кожа, лицо и послушные руки, равно как и другие члены, которыми мы окружены, — это оковы духа и тьмы. Они подавляют, затемняют, заражают дух, отклоняют его от истины и навязывают ему ложь; с этим отягощающим его телом душе приходится вести настоящую борьбу...» (24, 4).
Сенека допускает две возможности в смерти. Спрашивая: что такое смерть? — он говорит: «...либо конец, либо переселение» (65, 24). И он заявляет; «Я не боюсь перестать быль, ведь зто все равно, что не быть совсем. Я не боюсь переселяться— ведь нигде я не буду в такой тесноте» (65, 24). Однако у Сенеки встречаются многие высказывания, где он вполне определенно говорит о том, что наши души бессмертны, несмотря на то, что они состоят из некоего тончайшей субстанции, которая тоньше огненного вещества.
У Сенеки телесность души каким-то удивительным образом уживается с мыслью об ее бессмертии. Но так или иначе у него есть яркие строки о бессмертии души. Так, например, он пишет все тому же Луцилию в Сицилию следующее: «Этот медлительный смертный век — только пролог к лучшей и долгой жизни. Как девять месяцев прячет нас материнская утроба, приготовляя жить не в ней, а 626 в другом месте, куда мы выходим, по видимости, способные уже и дышать и сушествовать без прежней оболочки, так за весь срок, что простирается от младенчества до старости, мы зреем для нового рождения. Нас ждет новое появление на свет и новый порядок вешей» (102, 23). Душа говорит о себе: «Когда придет последний день и разделит божественное и человеческое, перемешанное сейчас, я (душа.
— А. Ч) оставлю это тело там, где нашла его, и сама вернусь к богам. Я и теперь не чужда им, хоть и держит меня земная темница» (102, 22). Сенека, пытаясь преодолеть естественный страх смерти в себе и у своего корреспондента, страх живучий, несмотря на попытки убедить себя и его в том, что для божественной части нашего «я» смерти нет, как бы чувствуя, что все эти рассуждения не так уж убедительны, применяет другой прием: он дискредитирует жизнь как нечто мало достойное того, чтобы за нее цепляться. Он приводит утешительные слова некоего стоика, возможно, своего учителя Атгала, обращенные к заболевшему и начавшему думать о смерти некоему Туллию Марцеллину: «Перестань-ка, Марцеллин, мучиться так, словно обдумываешь очень важное дело! Жить — дело не такое уж важное; живут и все твои рабы, и животные; важнее умереть честно, мудро и храбро.
Подумай, как давно занимаешься ты одним и тем же: еда, сон, любовь — в этом кругу ты и вертишься» (77, 6). Сенека иронизирует над теми людьми, кто сетует на то, что они не будут жить через тысячу лет, не сетуя при этом на то, что их не было тысячу лет назад, над теми, кто не понимает, что «время и до нас и после нас не наше» (77, 11). Он убеждает, что смерть — вещь обычная, что уже до нас многие умерли и что после нас еше большее количество умрет: «...какая толпа умерших впереди тебя, какая толпа пойдет следом!» (77,13). Хотеть жить — значит знать, как жить.
Но этого никто не знает. Многие говорят„что они хотят жить, потому что не выполнили всех своих обязанностей. Но разве не верно, что «умереть — это одна из налагаемых жизнью обязанностей?» (77, 19). Все новые и новые аргументы выискивает Сенека в пользу смерти в своем 77-м письме к Луцилию, заканчивая это письмо словами; «Жизнь — как пьеса: не важно, длинна ли она, а то, хорошо ли она сыграна» (77, 20). Сенека, как и все стоики, начиная с самоубийцы Зенона из Китиона, допускал добровольное прекращение своей жизни, самоубийство, но при определенных условиях. Так, Сенека пишет Луцилию: «Если тело не годится для своей службы, то почему бы не вывести на волю измученную душу? И может быть, это следует сделать немного раньше должного, чтобы в должный срок не оказаться бессильным это сделать» (58, 34). Вместе с тем Сенека предостерегает против «сладострастной жажды смерти», которая иногда овладевает людьми и становится чуть ли не эпидемией.
Для самоубийства должны быть веские основания, иначе это малодушие и трусость! 627 Праблема рабства. Одним иэ оснований для самоубийства являются не только телесные недуги, особенно если они затрагивают душу, но и рабство. Проблема рабства широко обсуждается Сенекой. Нет, он вовсе не против социального рабства, позорного, но неизбежного явления в древнезападном мире.
Он даже по-своему оправдывает рабство: ведь рабами становятся только те, у кого нет мужества умереть. Он ставит в пример мальчика-спартанца, которого как военнопленного хотели сделать рабом, но который с криком «Я не раб!» разбил себе голову о стену. Сенека, далее, расширительно толкует рабство, растворяя социальное рабство в рабстве бытовом, которое присуще и свободным гражданам. Клк много римлян, находящихся в рабстве у своих страстей и пороков! И как много граждан — рабов жизни, за которую они цепляются всеми правдами и неправдами! Выступая против рабства в жизни, Сенека развенчивал жизнь как высшую ценность и допускал самоубийство.
Сенека говорит также о рабстве перед вещами. Он различает «добровольное» н недобровольное рабство и заявляет, как бы желая смягчить позор социального рабства, что на самом-то деле «нет рабства позорнее добровольного», когда один в рабстве у похоти, другой в рабстве у скупости, третий — у честолюбия, а все в рабстве у страха (см. 47, 17). Что же касается социального рабства, то Сенека угверждает, что рабское состояние раба не распространяется на всю личность раба, что лучшая часть раба якобы свободна от рабства, ибо господину принадлежит только тело раба, а не его дух, который сам себе господин. «Только судьба тела в руках господина, — утверждает римский философ, сам рабовладелец, — его он покупает, его продает; то, что внутри человека, он не может присвоить себе с помощью торговой сделки» («О благодеяниях».
П1, 20, 1). Слабое, конечно„ утешение для раба, толкающее фактически его на отделение своей души от своего тела, т. е. на самоубийство (если продумать рассуждение Сенеки до конца и быть последовательным). В остальном Сенека проповедует по возможности мягкое отношение к рабам. В отличие от Аристотеля, который старался не замечать в рабах людей, Сенека прямо заявляет, что и рабы — люди, требующие к себе хорошего отношения. «Природа научила меня, — делится опытом этот моралист, — приносить пользу людям, рабы они или свободные, вольноотпущенники илн свободнорожденные. Везде, где есть человеческое существо, имеется место для благодеяния» («О счастливой жизни».
24, 3). Сенека утверждает, что все люди, в сущности, равны: «Разве он„кого ты зовешь рабом, не родился от того же семени, не ходит под тем же небом, не дышит. как ты, не живет, как ты, не умирает, как ты?» (47, 1О). Он указывает на случайность рабства, на взаимозаменимость раба и господнию «Равным образом и ты мог бы видеть его свободнорожденным, и он тебя — рабом» (47, 10).
Сенека увещевает Луцилия: «Будь милосерден с рабом...» (47, 12). И это сказано в те 628 времена, когда был принят закон о казни всех рабов в случае убийства одним из них своего господина. Проповедь Сенеки равенства и свободных, и рабов без требования, однако, упразднения самого института социального рабства, растворение социального рабства в рабстве нравственном, в рабстве перед страстями, в моральной низости человека сближает Сенеку с христианством, которое в те уже времена учило о равенстве всех людей перед богом, равенстве во грехе, без требования упразднения социального рабства. Но все же отношение Сенеки к рабам, выраженное в его сочинениях, немного смягчало римские нравы. Вго утверждение, что рабы — люди и что они товарищи по рабству своему господину, коль скоро они все в рабстве у порока, было, конечно, софизмом. Одно дело быть в рабстве у собственного порока, а другое дело быть в рабстве у господина, который волен сделать с тобой, что пожелает (хотя некоторые ограничения в произволе господина по отношению к рабу тогда были).
Этика Сенеки — этика пассивного героизма. Изменить в жизни, в сущности, ничего нельзя. Можно только презирать ее напасти. Величайшее дело в жизни — твердо стоять против ударов судьбы. Но ведь это означает, что судьба активна, а человек пассивен, занимая лишь оборонительную позицию. Нужно господспювать над своими страстями, не быть у них в рабстве.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
