А.Н. Чанышев - Философия Древнего мира (1999) (1116266), страница 171
Текст из файла (страница 171)
Сенека ставит в пример этой хитроумной, но бессильной диалектике воодушевляющие слова спартанского царя Леонида, загородившего со своими тремястами воинов путь персидскому колоссу на глиняных ногах в первой из греко-персидских войн — проход через Фермопилы: «Давайте-ка завтракать, соратники: ведь ужинать мы будем в преисподней1» (82, 21) — или слова римского военного трибуна Квинта Цедиция в первой из Пунических войн, который, посылая солдат пробиться сквозь огромное вражеское войско и захватить некое место, сказал им: «Дойти туда, соратники, необходимо, а вернуться оттуда необходимости нет» (82, 22).
«Видишь, как проста и повелительна добродетель! Кого из смертных, запутав, вы сделаете храбрее, кому поднимете дух? Нет, вы его сломите, ибо меньше всего можно умалять его и насильно занимать хитроумными мелочами тогда, когда готовится нечто великое» (82, 22). Сенека ставит личный жизненный пример философа важнее его учений. Он угверждает„что «и Платон, и Аристотель, и весь сонм мудрецов, которые потом разошлись в разные стороны, больше почерпнули из нравов Сократа, чем из слов его» (6, 6), что Клеанф стал подобием Зенона из Китиона не потому, что слушал его лекции, а потому, что жил вместе с ним (см. 6, 6), что «Метродора и Гермарха, и Полиена сделали великими людьми не уроки Эпикура, а жизнь с ним вместе» (см.
6, 6). Сенека преклоняется перед Катоном Старшим, перед Катоном Младшим, перед мудрым Лелием, перед Сократом и Платоном, Зеноном и Клеанфом именно как перед мудрецами, создателями мудрости, которая учит правильно жить, общество которых, хотя бы заочное, избавляет от пороков.
«Хочешь освободиться от пороков, — сторонись порочных примеров. Скупец, развратитель, жестокий, коварный, — все, что повредили бы тебе, будь они близко,'— в тебе самом. Уйди от них к лучшим, живи с Катонами, с Лелием, с Тубероном, а если тебе по душе греки — побудь с Сократом, с Зеноном.
Один научит тебя умереть, когда это необходимо, другой — раньше, чем будет необходимо. Живи с Хрисиппом, с Посидонием. Они передадут тебе знание божественного и человеческого, они прикажут тебе быть деятельным и не только красно говорить, сыпля словами для удовольствия слушателей, но и закалять душу и быть твердым против угроз. В этой бурной, как море, жизни есть одна пристань: презирать будущие превратности, стоять надежно и открыто, ~рудью встречать 620 удары судьбы, не прячась и не виляя» (104, 21-22). Такова мужественная философия Сенеки! Для него критерий истины — жизнь в соответствии с истиной, «Разве нашу жизнь...
буря не треплет сильнее, чем любую лодку? Нужно не разговаривать, а править. Все, что говорится, чем бахвалятся перед заслушавшейся толпой, — заемное, все это сказано Зеноном, сказано Хрисиппом, Посидонием и огромным отрядом им подобных. А как нынешним доказать, что сказанное подлинно им принадлежит, я тебе открою: пусть поступают, как говорят» (108, 37 — 38) — странный совет человека, который сам сознается в том, что он не поступает, как говорит.
Так или иначе мы видим, что Сенека относится критически к другим философам. Так, изложив учение Платона и Аристотеля о причинах, он замечает, что «в утверждениях Платона и Аристотеля названо либо слишком много, либо слишком мало причин» (65,11). Он претендует на собственные суждения в области философии, скромно говоря о себе: «...я не раб предшественников, а единомышленник» (80, 1). Он высмеивает тех, кто рабски повторяет чужие мысли.
Он пишет Луцилию, что «взрослому и сделавшему успехи стыдно срывать цветочки изречений, опираясь, как на посох, на немногие расхожие мысли, и жить заученным на память. Пусть стоит он на своих ногах и говорит сам, а не запоминает чужое. Стыдно старому или пожилому набираться мудрости из учебника...
Изреки что-нибудь от себя» (33, 7), ведь «одно дело помнить, а другое дело знать» (33, 8). «Истина открыта для всех, ею никто не завладел» (33, 10). Но что значит знать для Сенеки? «Помнить — значит сохранять в памяти порученное тебе другими, — а знать — это значит делать по-своему, не упершись глазами в образец и не оглядываясь всякий раз на учителя» (33, 8). Итак, знать — значит самостоятельно делать. Здесь хорошо виден практицизм римской мудрости, которая никогда не принимала того отвлеченного, созерцательного и бездеятельного характера, какой она имела хотя бы у Аристотеля.
Не можешь изменить порядок вешей — изменяй свое к ним отношение. Из сказанного ясно, что Сенека понимает под философией. Он резко противопоставляет мудросп и философию, с одной стороны, и знание — с другой. Он, правда, не доходит до того, чтобы подобно своему современнику апостолу Павлу противопоставлять философии и знанию как мудрости мира сего мудрость мира иного. Нет, Сенека говорит о мудрости мира сего, когда говорит даже о боге. Для него мудрость — руководство не для того, чтобы попасть в потусторонний рай, а для того, чтобы уцелеть в этом. Отделяют мудрость от знания понимание, что знание делает человека ученее, но не лучше. Быть ученее — не значит быть лучше; «не лучше, а только ученее» (106, 11) становится тот, кто занимается «свободными искусствами», а ведь «вся толпа свободных искусств притязает занять в ней (философии.
— А. Ч.) место» (88, 24). Но «не лучше становится и тот, кто саму философию 62! загромождает ненужностями» (106, 12), «кто занимается словесной игрой, которая уничтожает душу и делает философию не великой, а трудной» (71, 6). Правда, Сенека различает в философии умозрительную и прикладную части, так что «философия и созерцает, и действует» (95, 1О), но здесь он скорее выражает суть греческой философии, чем свои взгляды. Вся его философия — прикладная.
И здесь знания мешают мудрости. Поэтому надо ограничить себя в знании; «стремиться знать больше, чем требуется, зто род невоздержанности» (88, 30). Для мудрости надо много простора в голове, а знание забивает ее пустяками, ведь никакая наука, кроме философии, не исследует добро и зло. Поэтому геометрия — не часть философии (см:. 88, 25). Так называемые «свободные искусства» мешают мудрости, а если уж всерьез говорить о «свободном искусстве», то есть только одно подлинно свободное искусство — то, что дает свободу (88, 2).
Но путь к свободе открывает только философия, мудрость. «Обратись к ней, если хочешь не знать ущерба, быть безмятежным, счастливым и, главное, свободным. Иным способом этого не достичь» (37, 3). А что значит быль свободным? Для Сенеки быль свободным— значит быть свободным от тела.
Философия освобождает душу от тисков тела: «Тело для духа — бремя и кара, она давит его и теснит, держит в оковах, покуда не явится философия и не прикажет ему вольно вздохнуть, созерцая природу, и не отпустит от земного к небесному» (65, 16). Но это уже психофизическая проблема у Сенеки. Об этом далее. Пока же скажем, что искусство мудреца, философа — укрощать беды, делать кроткими страданье, нишету, поношение, темницу, изгнание (85, 41), что истинная цель философии — формировать человеческий характер и делать его способным противостоять всем ударам судьбы. «Философия... выковывает и закаляет душу, подчиняет жизнь порядку, управляет поступками, указывает, что следует делать и от чего воздерживаться, сидит у руля и направляет среди пучин путь гонимых волнами. Без нее нет в жизни бесстрашия и уверенности: ведь каждый час случается так много, что нам требуется совет, которого можно спросить только у нее» (16, 16).
Сенека различает три рода людей: тех, кто еще не овладел мудростью, но подогрел к ней вплотную; тех, кто избавился от наибольших зол души и от страстей, но так, что его безопасность еще ненадежна; тех, кто изжил множество тяжких пороков, но все же еще не все (см:. 75, 8). Размышления Сенеки о знании (науках) и мудрости значимы и для наших дней. В нашем мире все больше знаний и все меньше мудрости, т.
е. умения применять эти знания на благо людям. Знания и связанная с ними техника вовсе не рассматриваются с точки зрения добра и зла для человека, они обрашаются против человека, не говоря уже о военной технике, которая прямо направлена на причинение наибольшего вреда противнику. Вся »22 современная техника вредна человечеству. Как бумеранг она поражает и тех, что ее применяет. Говоря о философии, Сенека различает в ней в качестве ее предметного содержания природу, нравы и разум (88, 23 — 25).
Так что предметом его философии является и природа, иначе он не написал бы свои «Естественные вопросы». Сенека повторяет деление философии на этику, логику и физику, которую произвели греческие стоики, деление, восходящее к Платону, но без слова «логика» (у Платона была «диалектика»). Знание природы стоикам необходимо, ибо ведь их главное этическое требование — жить в согласии с природой.