Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 1-2000 (1116255), страница 34
Текст из файла (страница 34)
В границах очерченного выше интеллектуального горизонта находили своеестественное место занятия отдельными науками и их специальнаяразработка. Однако нахождение внутри этого мира естественным жеобразом сужает взгляд: и уже у Аристотеля мы отчетливо наблюдаемэто сужение.Для Аристотеля — как и для Платона — высшее начало есть безусловное благо. Но у Аристотеля — в отличие от Платона — оноперестало быть за пределами ума и бытия. Первое начало есть полнаяосуществленность: это ум, вечно обладающий предметом мысли, т.
е.непрерывно существующий как ум, или бог. Природа этого блага абсолютно постижима: бодрствование, восприятие, мышление — приятнее всего, а именно это и свойственно вечно деятельному уму. Мы —как и весь мир — стремимся к нему, потому что ему так хорошовсегда, как нам — бывает иногда, а может быть, ему и еще лучше.Аристотель прекрасно понимает, что такое первоначало ничего не мо•жет породить, но его это, очевидно, не смущает: когда нечто уже есть,его не нужно порождать, и тревожащий Платона и предшествующихмыслителей вопрос о происхождении мира — не вопрос для Аристотеля. Платон в «Тимее» не дает на этот вопрос прямого ответа: он укрывается за рядом метафор, но вопрос о происхождении этого порядкавещей безусловно существует для него. Для Аристотеля же (Метафизика XII 10) все в мире уже "упорядочено для одной [цели]...
так, какэто бывает в доме". И этот порядок можно изучить и непротиворечивоописать с помощью соответствующих наук.Точно так же вопрос о душе для Аристотеля — предмет исследования специальной рациональной науки, принадлежащей к числу наук оприроде. Вопросы о возникновении души, о душе мира, о наличиидоброй и злой души, т. е. все то, что занимало Платона, — философски нерелевантны для Аристотеля.
О существовании души мы судимпо определенным ее проявлениям (все одушевленные существа находятся в движении и обладают ощущением), которые можно изучить иквалифицировать. Можно описать виды движения (перемещение, превращение, убывание, возрастание) и зафиксировать, что если движение и свойственно душе как таковой, то только привходящим образом.Можно также установить число ощущений, которых может быть ровно столько, сколько их есть (зрение, слух, обоняние, вкус, осязание),и указать на связь души и ума у разумных одушевленных существ.Аристотель, чтобы показать все логические несообразности, вытекающие из признания отдельного существования души от тела, рассуждает следующим образом: предположим, что топор был бы естественным (существующим от природы) телом; тогда его сущностью, безкоторой он не мог бы оставаться самим собой, было бы бытие в качестве топора, — это и было бы его душой, без которой он не был бытопором.
Точно так же сущность живого существа, обладающего органами (органического), его бытие в качестве такового и единство всехего функций и проявлений и есть его душа. Бессмысленно спрашивать, отделен ли отпечаток на воске от воска; поэтому душа — каксовершенная осуществленность живого органического тела — не может существовать без него так же, как живое органическое тело неможет существовать без души. Как благо-ум имманентно миру, такдуша имманентна одушевленному (= живому органическому) телу.Аристотель с такой легкостью уходит от умножения трансцендентных сущностей и отказывается от признания вышебытийного началапотому, что он замечательным образом расширил категориальный126аппарат описания наблюдаемых явлений, которые впервые с такойрешительностью становятся исходной реальностью научного знания.В самом деле, сама механика определения и уяснения сущности любого предмета — той же души, например, — в корне меняется: сущностьесть либо форма, либо материя, либо то, что состоит из того и другого;форма есть осуществленность (энтелехия), материя — возможность.Одушевленное существо состоит из материи и формы, т.
е. из тела идуши. Тело осуществлено в возможности, душа — осуществленностьэтой возможности, или энтелехия некоторого тела. Душа не есть тело,а нечто, принадлежащее определенного рода телу, некое осуществление его возможности быть живым; ясно, что эта возможность телабыть живым не может реализоваться вне тела.Таким образом, с одной стороны, душа как некая самостоятельнаясущность исчезла; но в то же время она оказалась подлинной сущностью одушевленного тела, подробно рассмотренной и описанной. Одушевленные тела могут расти, вожделеть, ощущать, перемещаться, мыслить. Одни живые существа обладают всеми этими способностями,другие — некоторыми или одной.
При внимательном рассмотрениимышления мы обнаруживаем между ним и ощущением еще одну промежуточную способность — воображение. Все это многообразие естественным образом существующих вещей, к числу которых относятся иэлементы, Аристотель объединяет единым понятием природы, которая, вытеснив платоновскую мировую душу, и оказалась принципомдвижения и изменения, но также и покоя — для тех вещей, которымпо природе свойственно покоиться.Абсолютная очевидность того, о чем говорит Аристотель, его умение учесть все уже высказанные точки зрения и предвосхитить всевозможные вопросы, — все это заставляло забывать самые обычные издравые вопросы по их поводу.
Так, Аристотель обращает вниманиена то, что два элемента — земля и вода — естественным образомдвижутся вниз, а два других — воздух и огонь — вверх, но ни одномуиз этих элементов не свойственно непрерывное круговое движение,каким движется небесный свод; следовательно, заключает Аристотель,существует еще один элемент — эфир, которому свойствен именноэтот вид движения. Его мы должны признать первым, самым совершенным и вечным. Аристотель приводит множество логически безупречных, но с физической точки зрения совершенно бессмысленныхдоказательств этого тезиса, как бы не замечая исходной несводимостиописываемой им зримой реальности к нашему способу анализироватьи объяснять ее.Это же наивное стремление овеществить наши рациональные построения проявилось и в том, с какой готовностью Аристотель придает физический смысл геометрическим моделям небесного свода Евдоксаи Каллиппа (Метафизика XII 8).
Безусловный прорыв, осуществленный Аристотелем в рационализации познания, был ошеломляющим идля него, и для многих поколений мыслителей после него, и это рационалистическое ослепление решительно сужало тот интеллектуальныйгоризонт, который принципиально уже был открыт для философии впредшествующий период.127Но этот имманентизм, это стремление не выходить за пределыздешнего мира в рассмотрении трансценденталий, т. е. того, чтонепосредственно не дано нам ни в чувстве, ни в рассудке, и рационализм в интерпретации физических явлений совокупно с твердой уверенностью в том, что данность явленного мира — вечная, безусловнаяи окончательная, — все эти новые установки познания открывали философскому разуму огромный простор в конструировании его основных категорий. Разработанные Аристотелем понятия начала, причины,формы, материи, возможности, действительности и окончательнойосуществленности — энтелехии, движения, места, времени, бесконечности, непрерывности и др.
впервые и навсегда показывают, докакой степени совершенствование понятийного аппарата философиипринадлежит к ее основным заботам.Аристотель закрепляет деление науки на теоретическую и практическую. Ко второй относятся этика и политика. И та и другая связаны с культивированием добродетелей. И хотя для Аристотеля —как и для Платона — воспитание добродетелей связано с представлением о высшем благе, которое постигается некой высшей наукой огосударстве, для него все же бессмысленно искать некое всеобщее высшее благо, а предпочтительнее рассматривать те блага, которые можно реально преследовать в разных видах деятельности.Специальное рассмотрение, на какое стали претендовать в этомсузившемся аристотелевском мире явления природы и факты человеческой деятельности, было продолжено его ближайшими учениками и последователями.Теофраст, приобретший для нужд школы крытую галерею (перипат) с садом, по которой последователи Аристотеля стали называтьсяперипатетиками, был первым после Аристотеля схолархом основанной им школы.
Его лекции пользовались чрезвычайной популярностью. Теофраст занимался отдельными проблемами логики, физики,метафизики, этики, историей законов, риторикой, поэтикой, а такжеботаникой. Ему принадлежит систематическая подборка «Мнений физиков» — доксографический компендий, лежащий в основе наших сведений по истории ранней греческой философии и науки. Огромный корпусего сочинений —так же, как и всех прочих перипатетиков IV—II вв.до н.э., — дошел до нас во фрагментах, об его идеях мы можем судитьблагодаря поздним свидетельствам.Евдем Родосский, Дикеарх и Аристоксен — также непосредственные ученики Аристотеля. Из них первый впоследствии организовал собственную школу на Родосе, специально занимался толкованиемтрактатов учителя, разрабатывал проблемы аристотелевской логики ифизики, а также изучал историю арифметики, геометрии, астрономиии теологии.