Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 1-2000 (1116255), страница 28
Текст из файла (страница 28)
Одной из важнейших функций, впервые закрепляемых за литературнойпродукцией, была функция педагогическая. Осознание ее важности иособенной значимости могло приводить к известной независимости даже от традиционно авторитетных текстов, в том числе от поэм Гомера.И здесь принципиальную роль играл как раз тот факт, что культивирование традиционного эпоса сопровождалось интенсивным самостоятельным творчеством.
Согласно Диогену Лаэртию (VII 6), Пифагор написал три сочинения: «О воспитании», «О государстве»,«О природе» или, по другим источникам, «О вселенной» в гексаметрах, а также «Священное слово», которое начинается так:Юноши, свято блюдите в безмолвии все эти речи...Педагогическая направленность деятельности пифагорейских кружков объясняет постепенный переход от собственно ритуального функционирования создаваемых сакральных текстов к их автономному функционированию в рамках школы в качестве учебных. Именно этот момент отражается в замечании Исократа о Пифагоре (Бузирис 28),который "первым ввел в Элладу философию вообще и в особенностиотличился рвением, с которым подвизался в науке о жертвоприношениях и торжественных богослужениях... все юноши мечтали быть егоучениками, а старшие с большим удовольствием взирали на то, как ихдети учатся у него, нежели то, как они пекутся о домашних делах".Исократ рассуждает об этом несколько иронически, и его ирония имеет современный адрес — Платона; однако его замечание очень хорошоотражает реальную ситуацию постепенного формирования той сферы,а точнее — того института, в котором было естественное место дляавтономного культивирования как философии в широком смысле этого слова, так и для собственно научных занятий.Все эти замечания позволяют понять ту несвойственную для новоевропейской науки стилистику преподнесения математики и другихнаук, характерную, заметим, не только для раннего пифагореизма, нои на протяжении всей античности.
Два способа преподавания в школеПифагора, о которых отчетливо говорит Порфирий («Жизнь Пифагора» 36), — символический и дискурсивный — отражают как раз стремление постепенно, т. е. через усвоение определенной почтенной традиции, подвести ученика к стихии собственно науки, что было совершенно необходимо в силу новизны и непривычности этой области.104Но главное состоит в том, что это было необходимо и для самойэтой новой области незаинтересованной интеллектуальной деятельности: в пифагорейских кружках она находила для себя законное и точноустановленное в иерархии традиционных ценностей место и не нуждалась более в каком-либо дополнительном обосновании.Точно так же, как сочетались аллегорический метод толкованияГомера и начало собственно научных занятий, связанных с изучениемгреческого языка, сочетались между собой символическое толкованиеотдельных чисел и специальная разработка математических проблем.В знаменитой пифагорейской таблице противоположностей, приводимойАристотелем в «Метафизике» (I 5), такие ее элементы, как светтьма, хорошее-дурное, мужское-женское вполне сопоставимы с парами жизнь-смерть, истина-ложь, душа-тело на культовых костяныхтабличках из Ольвии середины V в.; они согласуются с ними, но ужепредполагают самостоятельную, причем специально научную разработку путем добавления к ним таких противоположностей, как прямое-кривое, правое-левое, предел-беспредельное, покоящееся-движущееся, единое-множество, нечет-чет,квадрат-параллелограмм.Аристотель пишет: „Элементами числа они считают чет и нечет, изкоих первый является неопределенным, а второй — определенным;единое состоит у них из того и другого — оно является и четным инечетным, число — из единого, а различные числа...
— это вся вселенная". Этот "научный" подход совершенно соответствует в символическом или аллегорическом изложении тому, что мы находим в «Орфической теогонии», сохраненной на древнейшем папирусе из Дервени. Папирус относится к первой четверти IV в. до н.э., но отражаетзначительно более раннюю традицию: с Зевсом "срослись воедино всебессмертные блаженные боги и богини... и все прочее, что тогда существовало, — всем этим...
стал он один... Зевс стал первым, Зевс —последним... Зевс — глава, Зевс — средина, все произошло от Зевса".Насколько перспективным было такое выделение собственно научных занятий в специальную сферу, показывает пример пифагорейцаГиппаса, достигшего очевидных успехов в специальных исследованиях как математических, так и естественнонаучных. И здесь же происходит неизбежное и закономерное явление: будучи один раз выделенаи оправдана в рамках религиозно-философской школы, наука тут жестремится к обособлению.
Гиппас разгласил учение школы, был изгнан из нее, более того — предан ритуальному погребению. "Послеразглашения, — пишет Ямвлих, — математические науки приумножились, в особенности их продвинули вперед двое: Феодор из Кирены и Гиппократ из Хиоса.
По словам Пифагорейцев, геометрия быларазглашена так: один из пифагорейцев утратил состояние, и послеэтого несчастья ему было разрешено зарабатывать преподаванием геометрии" («О пифагорейской жизни» 88).После того, как подлинный путь развития науки в пифагорейскойшколе был найден, она более не нуждалась для своего существованияи развития в специальном сакрализованном институте, благодаря105которому и внутри которого возникла: сама структура "учитель — предмет исследования —ученик" могла теперь репродуцироваться в самыхразнообразных индивидуальных формах.Таким образом самый этот институт уже получил и свое самостоятельное значение: философия, которая предполагает и вмещает всевиды независимой интеллектуальной деятельности, которая опирается на сакрализованные тексты и культивирует приемы их толкования,впервые осознается здесь же как самостоятельная сфера, состоящая внеразрывной связи с воспитательным аспектом. Это осознание и одновременно создание той исключительной интеллектуальной ниши, которую с этих пор обретает европейская философия, включавшая в себявсе виды научной и педагогической деятельности и прочно связанная скультивированием рефлектированных форм традиционного благочестия, и было главным достижением Пифагора и пифагорейцев.Ксенофан, Гераклит, Парменид, Эмпедокл, ЗенонО том, до какой степени было влиятельно направление, заданноепифагорейцами, мы можем судить, с одной стороны, по Ксенофану иГераклиту, с другой — по Пармениду, Эмпедоклу и Зенону.Ксенофан дает нам первое достоверное свидетельство о Пифагоре(21 В 7 = Diog.
L. VII 36), из которого видно, что с его именем былосвязано учение о метемпсихозе — переселении бессмертной души изодного тела в другое. В то же время по целому ряду свидетельств мыможем судить о том, что деятельность Ксенофана до известной степени строилась в оппозиции к тому, что делали пифагорейцы. Ксенофан — из первых бичевателей Гомера и сокрушителей традиционногоблагочестия, и в этом смысле он поддерживает ионийскую традицию,которой противопоставил себя Пифагор.
Вместе с тем Ксенофан излагает свое учение в гексаметрах, но он — странствующий поэт — несоздает школы. Рационалистическая конструкция единого бога (В 2 3 26), которую он предлагает, неизбежно сочетается у него со скептицизмом в вопросах познания (В 34). Ксенофан хорошо включается вобщую духовную историю своего времени, но сам по себе он не составил не только эпохи, но и направления, хотя доксографическая традиция, стремившаяся по географическому принципу выделить италийскую школу, и называет в числе его учеников Парменида (21 А 2) иЭмпедокла (21 А 5).В отличие от него Гераклит — явственный противник Пифагора.Именно у Гераклита мы находим первое обозначение пифагорейцевкак "философов" (frg. 7 Marcovich) и благодаря ему видим, до какойстепени универсальной была ученость Пифагора: бичуя его многознание (16) и презирая эрудированность (= оснащенность текстами кактрадиционными, так и новыми), Гераклит реагирует именно на этотновый тип интеллектуальной работы, опирающейся на все письменнозафиксированные достижения предшествующей и современной мысли.106В отличие от Пифагора Гераклит отрицает все предшествующие и современные традиции.
"Книга" Гераклита представляет собой ряд изречений на манер мудрецов, и сам Гераклит мыслит себя последниммудрецом, в его время — единственным и потому одиноким.Гераклиту несомненно принадлежит осознание и культивированиеряда мыслительных ходов, воспринятых последующей философией.Прежде всего речь идет о принципе "знать все как одно" (26), недоступном тупому большинству, людям с варварскими душами. Однако всвоем непродуктивном противостоянии всему на свете Гераклит, разумеется, не мог создать школы, хотя у него и были толкователи и последователи: его мудрость остается некультивированным порывом умасильного и глубокого, но ослепленного собственной исключительностью.К самому Гераклиту можно применить его же высказывание: „большинство живет так, как если бы у них был особенный рассудок" (23а).Поэтому первым реальным и плодотворным шагом европейскоймысли на ее собственном пути после Пифагора следует считать Парменида Элейского.
По Диогену Лаэртию (IX 21 = А 1), Парменидучился у Ксенофана, но не стал его последователем, а примкнул кпифагорейцу Аминию, чтил его как учителя, а "после его смерти воздвиг ему усыпальницу как герою". В духе пифагорейского почитаниятрадиционной гексаметрической формы как наиболее пригодной длявыражения богооткровенного учения Парменид пишет поэму, состоящую из введения, в котором как раз и подчеркивает богооткровенныйхарактер своего учения, и двух частей, излагающих путь истины ипуть мнения. Это продуктивное различение двух сфер позволяет вместить все предшествующие устремления греческой мысли в ее подлинном месте: таковым оказывается бытие, впервые представленное уПарменида как собственный и подлинный объект и в то же времясубъект всякого подлинного собственно философствования; однако всеразнообразие рационалистических набросков на бытие человеческоймысли, помраченной небытием, также не остается беспризорным: еговмещает сфера мнения.
Невероятная отчетливость и безусловная ясность противопоставления сферы подлинного бытия, которое есть икоторое тождественно мысли, сфере того, что было и будет, что возникает и исчезает и потому подлежит неизбежно изменчивому мнению, — как раз и очерчивает горизонт философии.С этой точки зрения, т. е. исходя из того, что дальнейшее развитиефилософии идет путем освоения открытого автономного поля мысли иосознания ее горизонта, фигура Эмпедокла оказывается чрезвычайнопоказательной.Прежде всего Эмпедоклом безусловно усвоена основная установкаПарменида: необходимо установить умом сферу пребывающего, некоего единого бытия, которое обеспечивает множественность видимого мира.
Эмпедокл стремится выявить структуру этой исходной и конечной данности, определив ее четыре элемента и две силы, Любовь иНенависть, производящие смешение и разделение элементов. Ничтоне может возникнуть из того, чего нет, поэтому элементы и силы —вечны. Люди же полагают, что может родиться то, чего прежде не было.107Далее, сама форма, в которой Эмпедокл излагает свою концепцию, также инспирирована и освящена пифагорейцами и Парменидом: Эмпедокл пишет гексаметрические поэмы, явно давая понять,что он отваживается высказать не просто свою точку зрения, но богооткровенное знание. В поэме <<О природе» он обращается к Музе изстраны Благочестие и прямо говорит читателю: „Слово, услышанноетобой, — от бога"; и в «Очищениях» он объявляет себя божеством,т.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
