Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 1-2000 (1116255), страница 20
Текст из файла (страница 20)
С. 298299]. Так было или иначе, но об антитиранических настроениях Зенона и его "презрении к сильным мира сего", сродни гераклитовскому,сообщается в ряде свидетельств.. Но все же сведения о жизни Зенона — скорее легенды, о которых до сих пор не прекращаются споры.Посещал ли Зенон Афины, чтобы принять участие в спорах с афинскими мудрецами, или, как утверждает тот же Диоген Лаэртий, онНикогда не покидал родного города? Точно ответить на этот и другиеспорные вопросы пока не представляется возможным.75А вот о приверженности Зенона учению Парменида и о его собственных рассуждениях доксографы сообщают единодушно и достаточноподробно, хотя до нас дошли не тексты приписываемых самому философу сочинений (в словаре Суда приводятся их названия — «Споры»,«Против философов», «Истолкование учений Эмпедокла», «О природе»), а пересказ того, что последующим мыслителям — Аристотелю, Симпликию, Филопону и др.
— казалось в них (или имевшихся ких времени пересказах) самым интересным и важным.Главные философские утверждения Зенона являются своего родаповтором исходных тезисов философии Парменида: Сущее одно, едино, а потому оно непрерывно и неделимо (20а), не имеет частей(20b), неподвижно, бесконечно (20с).
Отсюда, согласно Парменидуи Зенону, следует, что есть только единое и нет многого, есть тольконеделимое и нет деления, есть только неподвижное и нет движения.Можно сразу заметить и возразить, что из характеристик сущего (бытия) как такового не следует то же для обычных тел и состояниймира. Зенон такое возражение предвидит и вовлекает современников,а также и потомков в спор как раз об обычных вещах и состояниях. Вспоре он формулирует уже знакомые нам апории.
О двух из апорий —"Ахиллес и черепаха" и "Стрела" — уже упоминалось. Главный аргумент в пользу того, что Ахиллес не догонит черепаху, типично зеноновский, и он лежит в основании целого ряда парадоксальных рассужденийЗенона. Симпликий, комментируя соответствующий пересказ Аристотеля, так передает этот аргумент: „В самом деле, необходимо, чтобыдогоняющий прежде, нежели он догонит, сначала достиг черты, с которой стартовал убегающий.
Но за то время, пока догоняющий приходитк ней, убегающий продвинется на какое-то расстояние, хоть и меньшее,чем пройденное [за то же время] догоняющим..." (26; 309). Болееобщего характера аргумент — "Дихотомия" — устанавливает: чтобыпройти некоторое расстояние, надо пройти половину, потом половинуполовины и так до бесконечности. Значит, о погоне Ахиллеса за черепахой надо, согласно Зенону, заключить следующее: „И так как всилу бесконечной делимости величин можно брать все меньшее и меньшее расстояние до бесконечности, то Ахиллес не догонит не толькоГектора, но даже черепаху" (26; 309).
Но не думайте, что Зенон оставит быстроногого Ахиллеса столь бессильным, а обыденное сознаниепокинет совершенно обескураженным. Преподав обычному человекулишь один важный урок — надобно не только уметь сомневаться всвоих очевидностях, но и уметь их отстаивать, — Зенон скорее стремится повергнуть в прах тех, против которых с самого начала былозатеяно сложнейшее интеллектуальное разбирательство. А именно: философов, которые диалектически утверждают пусть и противоречивую,но совместимость единого и многого, бесконечного деления и пределовделения, движения и покоя.
Это в них выпущены стрелы апорий,в том числе и стрела так нужного Зенону воображаемого лука. Парменид обругал философов, допускающих возникновение-уничтожениеи единое-многое, "лишенными знанья", людьми "о двух головах", иЗенон, верный ученик, употребляет всю изобретательность своегонезаурядного ума, чтобы доказать, что учитель был совершенно прав.76Ахиллес ведь несомненно догонит черепаху.
Следовательно, не правы те (философы и математики), которые допускают бесконечностьделения. Что именно с быстроногим бегуном и тихоходной черепахойпроисходит в обычной жизни, уже не является предметом рассмотрения. В мысли же "делить" можно как угодно, лишь бы соблюдалисьнекоторые принципы и правила теоретического поиска. В том ''мире"вполне уместна даже смена ролей: "победа" черепахи на агоне! Но втом-то и дело, что э'лейцы постоянно смешивают Ахиллеса и черепахукак образы сущего, реально существующего (и тут вместо Ахиллесаможно поставить любого бегуна, состязающегося с любой черепахой),и их же как ирреальных, чисто идеальных "персонажей" теоретического действа. (Даже и такое смешение по-своему плодотворно, иботеоретическое рассуждение часто — не всегда, однако, — связано скакими-то сущими, существованиями и их моделированием.)Несколько иначе обстоит дело в апории о стреле и в других сложных рассуждениях, касающихся движения.
Поскольку и тут в спорвключена проблема бесконечного — конечного, аргументация снованаправлена против их диалектики и на удержание единого, бесконечного, вечного. Отсюда и общефилософские выводы элеатов,ориентированные сразу против диалектики пифагорейцев, Гераклита,атомистов, Эмпедокла, — выводы, которые мы разбирали только применительно к проблеме сущего и бытия.Парадоксы бытияВспомним, что "раскол" на категории сущего, существования ибытия возник из двойственности учения о первоначале. Как было показано ранее, первоначало и связано с сущими, со сферами сущего, ивыводит к абстрактным проблемам всеобщего. Если иметь в виду вещи природы, человека как природное существо и ставить вопрос об ихсуществовании, разговор о возникновении-уничтожении, частях-целом,конечном-бесконечном вполне имеет смысл.
Но представим, что философское размышление, не переставая относить первоначало к миру,сосредоточивается на логике и сущности самого первоначала. Что естьи как "есть" вода Фалеса или огонь Гераклита? Ясно, что к ним ужене относятся характеристики, справедливые в отношении воды какойто реки или огня какого-либо очага. Да и те объективные всеобщиесвязи мира, те сущие, которые как бы сконцентрированы "за" философскими категориями, принципиально отличны от преходящих, конечныхпредметов, процессов, предметных целостностей.
Бытие в этом двойномтолковании (всеобщая связь и философское ее понимание), действительно, не имеет физических частей, не может быть — в обычном смысле — делимо, подвергнуто конкретному изменению и т. д.Бытие не имеет степеней сравнения, размеров (не может быть"маленьким", "большим", "средним"), качеств (не может быть зеленымили красным) и т.д.
Не очевидно ли это? Философия элеатов подтолкнула к тому, чтобы рядом с очевидностями повседневного чувственнопредметного опыта поставить и очевидности интеллектуального рассуждения и усмотрения. Она стала защищать право ученых и философов77на работу с абстрактными "мирами", которые с точки зрения обыденного сознания могут представляться странными, причудливыми, ирреальными, фантастическими. Но ведь работа эта чем дальше, тембольше превращалась в важнейшую составляющую человеческой культуры, а причудливые "вечные миры" религии, математики и самойфилософии неожиданно оказались для множества людей по крайнеймере не менее нужными и близкими, чем мир вещей природы илиобщественных институтов. Общие и всеобщие идеи (единства, движения, места и времени, делимости сущего, бытия и т.д.) — вот над чемвслед за предшественниками и в остром, ярком споре с ними начинают, но только начинают трудиться элеаты.
И пожалуй, как раз непосредственно от них символическая эстафетная палочка размышленияи спора передается великому Платону. Но мы несколько повременим,с ее передачей, рассказав перед этим еще об одной новаторской реформе, начатой в философии античности.Г л а в а 4 . РОЖДЕНИЕ И РАЗВИТИЕАТОМИСТИЧЕСКИХ ИДЕЙ В ЗАПАДНОЙ ФИЛОСОФИИ(Демокрит и Эпикур)Жизненный путь ДемокритаТочных свидетельств о годах жизни Демокрита нет. Считают, чтоон начал писать примерно в 428 или 425 г.
до н.э. (но вряд ли позже).Полагают, что Демокрит был настоящим долгожителем: умер он, возможно, в 370 г., т.е. уже в другом столетии, прожив более ста лет.Родина его — Абдеры на Фракийском побережье. Во время грекоперсидских войн, когда многие древнегреческие полисы страдали отперсидского нашествия и объединялись в борьбе с ним, абдеряне, решив, что им выгоднее дружить с персами, принялись задабривать их.Жители Абдер боялись в то время не столько персов, сколько властисоседнего греческого острова Фасос. Непосредственно с событиямигреко-персидской войны доксографы связывают и судьбу семьи, изкоторой вышел Демокрит.Когда персидский царь Ксеркс, вторгшийся в Грецию, с большимпозором должен был ретироваться, при его отступлении произошелтакой эпизод: на обратном пути в Персию Ксеркс остановился в Абдерах, где был дружелюбно принят жителями.