Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 1-2000 (1116255), страница 17
Текст из файла (страница 17)
Он вспыхивает к жизни,умерев, словно как вспыхивает к бодрствованию, уснув" (48 (а);216). Смерть одного состояния — момент рождения чего-то другого.Этот парадокс помогает подтвердить идею взаимопревращения тел,65состояний, стихий, в свою очередь питающую идею бесконечности изменений. "Душам смерть — воды рожденье, воде смерть — землирожденье..." (66 (а); 229). Мысль древних о взаимопревращениях,переливах друг в друга противоположных вещей, состояний, стихийГераклит, таким образом, тоже предпочитал зафиксировать в видедиалектического парадокса.
Казалось бы, что может быть несовместимее, чем Солнце и ночь? Если светит Солнце, то это заведомо значит,что нет ночи. Однако и здесь Гераклит заготовил свой парадокс: „Небудь Солнца, мы бы не знали, что такое ночь" (60 (0); 226).Парадоксы, загадки, ирония Гераклита всегда побуждали к спорам и поиску разгадок. Так, эфесский мыслитель изрек, что Солнце,которое "правит космосом", "шириной [всего лишь] в ступню человеческую" (57; 224).
Загадка тут в том, что другие фрагменты изГераклита свидетельствуют о его "почтительном" отношении к Солнцукак главному среди небесных тел. "Солнце же, будучи их эпистатом[распорядителем] и судьей, дабы определять, регулировать, знаменовать и объявлять перемены и времена года, которые все порождают..." (64 (а); 228). Почему же судья, распорядитель, правителькосмоса так иронически "унижен": шириной он всего лишь в человеческую ступню? Через парадокс — Солнце и вознесено над миром,человеком, и приближено к ним — Гераклит утверждает по крайнеймере две важнейшие философские идеи. Во-первых, при всем "привилегированном" положении Солнца в космосе не дано ему нарушитьестественный порядок Вселенной, что, собственно, разъясняет сам Гераклит: Солнце "не преступает положенных границ, ибо если оно<преступит> должные сроки, его разыщут Эринии, <союзницы Правды^' (57; 224.
52; 220). Во-вторых, величина Солнца тут поставленав рамки человеческого видения и наблюдения, субъективных мерокжизнедеятельности человека, борьбы таких противоположностей, какразмышление и чувственное наблюдение. Об этом верно сказал Сенека, комментируя интересующий нас гераклитовский фрагмент: „Хотяразум доказывает, что Солнце больше Земли, взор наш сократил егодо таких размеров, что мудрые мужи утверждали, будто оно величинойв ступню" (57 (d); 225).Аристотель считал, что гераклитовская диалектика оказала огромное влияние на Платона. Трудно не верить Аристотелю — ведь он былучеником Платона. В интеллектуальной судьбе многих последующихфилософов, причем таких несхожих, как Гегель и Ницше, можнообнаружить глубокое воздействие гераклитовских идей и образов.
Итак,непреходящая заслуга Гераклита в том, что он, представив мир множественных, смертных вещей, человеческий мир подвижным, изменчивым,текучим, разделенным на противоположности, в то же время удержал идею единства и закономерного порядка в неизмеримом, всегдазадающем загадки, до конца не познанном и непознаваемом космосе.Иначе обстояло дело в философии элеатов — тоже великой своими открытиями, интеллектуальными новшествами. Именно она вывела античную мысль к одной из самых грандиозных идей — философской идее бытия.
Но не смогла, натолкнувшись на глубочайшие мыслительные трудности противоречия, объединить бытие и движение.3 История философии, кн. 1662. ЭЛЕЙСКАЯ ШКОЛА. ИДЕЯ И ПАРАДОКСЫ БЫТИЯ.ФЕНОМЕН КСЕНОФАНА"Зачинателем элейской школы, — свидетельствует Климент Александрийский, — был Ксенофан Колофонский", который, "по словамАполлодора... родился 50-ю олимпиаду [580-577 гг. до н.э.] и дожилдо времени Дария и Кира". Эту дату рождения Ксенофана подтверждает и Секст Эмпирик (8; 157). Видимо, КсенофанКолофонскийбыл одним из самых известных и влиятельных греческих мудрецовсередины VI в. до н.э. Подобно другим ранним философам, он —фигура почти легендарная.
Но хотя некоторые свидетельства о егожизни и творчестве считаются спорными, есть среди них и такие,которые в согласии и даже единообразии повторяют разные доксографы. Совпадения в их сообщениях позволяют как бы вылепить воображением образ мудреца Ксенофана, и напоминающий ранее обрисованный тип первых философов и отличающийся от него.Ксенофана называют "натурфилософом" (свидетельство Страбона — 20; 159), учеником натурфилософа Архелая (6; 157). Для этогоесть основания, ибо вслед за предшественниками основатель элейскойшколы рассуждал о природе и природном первоначале.
Но еще чащеКсенофана ставят в ряд выдающихся поэтов Древней Греции: как говорил Аристотель, с "Гомером при жизни [соперничал] Сиагр, послесмерти — Ксенофан Колофонский, с Гесиодом при жизни — Керкоп,после смерти — упомянутый Ксенофан" (19; 159). Доксографы высказывали, правда, и сомнения в глубине и яркости поэтического таланта, коим был наделен элейский мудрец, однако характерно, чтоэто делали авторы, порицавшие Ксенофана и его последователей забогоборчество. Например, Филон Александрийский задавал такой гневно-риторический вопрос: „Но почему Эмпедокл, Парменид, Ксенофани хор их подражателей не получили в удел вдохновения от Муз, когдазанимались богословием?" (26; 159).
"Богословие" — это, разумеется, поздний термин, который не передает адекватно ни спецификудревнегреческих размышлений о богах, ни тем более особую направленность мыслей Ксенофана. Ибо основатель элейской школы не простобыл одним из первых мудрецов, более глубоко занявшихся вопросомо богах, созданных греками и другими народами. Он стал философом-богоборцем, чья критика идей о богах была такой остроумной иубедительной, что оставила в веках заметный след. Гераклит, как быон ни боролся с Ксенофаном, в этом отношении шел по его стопам.Вместе с тем, мысль о нетождественности античного богоборчества сатеизмом как раз примером Ксенофана может быть подкреплена ипроиллюстрирована.Прежде всего, элейский мудрец указал на трудности, парадоксы,которые философское учение о первоначале, теперь уже довольно развитое, позволяло ему обнаружить и в обыденных религиозных представлениях, и в "богословских" учениях.
Аристотель, видимо, считая достойными подражания полемические приемы Ксенофана, специально пишет67в своем сочинении «Риторика»: „Другой [риторический топос] основанна том, что если тождественно следствие, то тождественны и посылки,из которых оно вытекает. Примером может служить изречение Ксенофана о том, что как утверждающие, что боги родились, так и утверждающие, что боги умерли, одинаково впадают в нечестие. В обоихслучаях получается, что в какой-то момент богов нет" (12; 158).Основатель элейской школы в самом деле "ловит" своих предшественников, широко разверзнувших теогонические фантазии, на внутреннем противоречии их рассуждений: если Бог — постоянная первооснова и прародитель всего существующего, то сам он не может бытькогда-то, где-то и из чего-то рождающимся, возникающим.Но люди мнят, что боги были рождены,Их же одежду имеют, и голос, и облик [такой же].(14; 171)Однако если боги видятся подобными человеку (антропоморфными), а такими изображали своих божеств и греки, и другие народы, товозникает немало несообразностей.
Человекоподобие так или иначелишает богов и всемогущества, и совершенного разума, и высокойнравственности. Боги в мифологических представлениях оказываются, с одной стороны, причастными ко всему, что стрясается .с людьми,к их действиям, поступкам, а значит, также к проступкам, преступлениям. Секст Эмпирик так передает поэтическое обвинение Ксенофана:Все на богов возвели Гомер с Гесиодом, что толькоУ людей позором считается или пороком:Красть, прелюбы творить и друг друга обманывать [тайно].(11; 171)С другой стороны, и сами боги тогда погрязают во вполне человеческих пороках.Путешествия, ознакомление с пониманием и изображениями божествв других странах, сравнение их с верованиями соотечественников дали Ксенофану материал для весьма крамольных по тем временам утверждений о богах.
Разные народы, заявлял Ксенофан, не просто изображают богов людьми, но живописуют их по своему конкретномуобразу и подобию:Эфиопы... черными и с приплюснутыми носами,Фракийцы — рыжими и голубоглазыми...(16; 171)Ксенофан, по свидетельству Климента Александрийского, зло вышучивал распространенные в его эпоху представления о богах каквредные человеческие суеверия.
Он предлагал вообразить, какими бымогли быть боги у животных, обладай они возможностью мыслить,высказывать свои мысли, создавать образы:Если бы руки имели быки и львы или <кони,>Чтоб рисовать руками, творить изваянья, как люди,Кони б тогда на коней, а быки на быков бы похожих68Образы рисовали богов и тела их ваяли,Точно такими, каков у каждого собственный облик.,(15; 171)Однако борьба против обыденных суеверий и наиболее известныхтеогонии отнюдь не приводила Ксенофана к отрицанию самой идеибожества. Напротив, он стремился очистить эту идею от того, что емуказалось ложным суеверием. Ксенофана правомерно считать однимиз первых в истории европейской мысли изобретателей идеи неантропоморфного, абстрактного, можно даже сказать, "философскогобога".
И если не конкретный результат, к которому пришел Ксенофан, то путь его размышлений; сомнений, аргументации стал впоследствии весьма перспективным. Поэтому критическая ирония богоборца Ксенофана будет одновременно и радовать, и настораживатьболее поздних авторов.Климент Александрийский считает, что Ксенофан Колофонскийприводит хорошие доводы в пользу своего учения о том, что Бог одини бестелесен:[Есть] один [только] бог, меж богов и людей величайший,Не похожий на смертных ни обликом, ни сознаньем...(23; 172)Симпликий свидетельствует, что Бог в изображении Ксенофана:Вечно на месте одном пребывает, не двигаясь вовсе,Переходить то туда, то сюда ему не пристало.(26; 173)Будучи довольно органично и логично связанной с проблемой божества в более узком смысле, рассмотренная полемика одновременноявляется и специфически философской.