Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 1-2000 (1116255), страница 14
Текст из файла (страница 14)
А оно многолико. Невежественны те, кто поддается обманчивому человеческому мнению, кто ленив в размышлении, кто в погоне забогатствами не занимается совершенствованием своей души. Распространенный вид невежества таков: люди верят в то, что им внушают.Гераклит с возмущением говорит о таких людях и противопоставляеттолпе — "наилучших": „Один мне — тьма (десять тысяч.
— Н.М.),если он наилучший" (98; 245).Кого же относит Гераклит к "наилучшим"? "Наилучшие" — какраз те, кто размышление, совершенствование души предпочитает55"скотскому" пресыщению чисто материальными благами. Но "наилучшие" — не просто люди, которые приобретают знания, хотя размышлять, рассуждать, накапливать знания, конечно, очень важно. ДляГераклита уже разумение есть своего рода добродетель. И каждыйчеловек может развить в себе благодетельную способность к размышлению, к познанию самого себя. Следовательно, Гераклиту неверноприписывать мнение, согласно которому люди от рождения или в силу своего происхождения склонны или не склонны, способны или неспособны к размышлению и самопознанию. Нет, такая способность,согласно Гераклиту, в принципе дана всем людям, нужно лишь правильно воспользоваться ею.
Мудрец из Эфеса снова и снова атакуетпагубное, по его мнению, употребление людьми души, дарованной ими доступной совершенствованию.Толпу, по убеждению Гераклита, и составляют люди, которые недали себе труда расстаться с невежеством, легковерием и устремитьсяна путь мудрости. Мудрых людей вообще очень мало — большинствок мудрости так и не приобщается. При этом Гераклит наиболее яростно борется даже не против людей, которые легко верят чьим-то мнениям, — главный удар направлен против тех, кому верит толпа, кто вглазах толпы слывет многознающим. Вот свидетельство Климента Александрийского: „Ионийские Музы [= Гераклит] дословно говорят, чтобольшинство, т.е.
мнимомудрые, «следуют певцам деревенской чернии поют мелодии (номосы) <толпы>, того <не> ведая, что многие —дурны, немногие — хороши»" (101 (Ь); 247). В версии Прокла то жеизречение Гераклита звучит так: „В своем ли он уме? В здравом лирассудке? Они дуреют от песен деревенской черни и берут в учителя толпу, того не ведая, что многие — дурны, немногие — хороши"(101 (а); 246).Своим согражданам Гераклит бросает жесткое обвинение в том,что они не терпят в своем городе "наилучших", т.е. мудрейших идостойнейших людей. "Эфесцы заслуживают того, чтобы их перевешали всех поголовно за то, что изгнали они Гермодора, мужа изних наилучшего, сказавши: «Среди нас никто да не будет наилучшим!А не то быть ему на чужбине и с другими!»" (105 (а); 247).
Поскольку с поведением эфесцев перекликаются действия индивидов и народов, живущих в наши дни, надо полагать, не устарело и страстноеразоблачение Гераклита.В ряд многознающих, но не мудрых включен даже Пифагор, которого Гераклит, не стесняясь в выражениях, называет "мошенником","предводителем мошенников", "изобретателем надувательства" (17,18; 196). Гераклит, таким образом, отваживается выступить противраспространенных в народе способов мысли, против обычного понимания мудрости, а заодно и против высших авторитетов древнегреческой культуры.
Какой же грек не чтил Гесиода или Гомера? Но, вопервых, и мудрые могут ошибаться, почему и не следует создавать чейбы то ни было культ. "Люди были обмануты явлениями,подобноГомеру, даром что тот был мудрее всех эллинов. Ведь и его обманули дети, убивавшие вшей, загадав: <<что видали да поймали, тогонам поубавилось, а чего не видали и не поймали, то нам в прибыток»"56(21; 197). Во-вторых, Гомеру не свойственна мудрость в строгомсмысле слова, мудрость, возникшая уже вместе с философией, а доступно лишь многознание.
И хотя "многого знатоками должны бытьлюбомудрые мужи" (7; 191), истинная мудрость принципиально отличается от многознания. Гераклит изрекает: „Многознание уму ненаучает, а не то научило бы Гесиода и Пифагора, равно как и Ксенофана с Гекатеем" (16 (а); 195).В другом фрагменте из Гераклита читаем: „Гомер стоил того, чтобы его выгнали с состязаний и высекли, да и Архилох (Известныйгреческий эпический поэт. — Н.М.) тоже" (30; 203). Или о Гесиоде:„Учитель большинства — Гесиод: про него думают, что он оченьмного знает — про того, кто не знал [даже] дня и ночи!" (43; 214).Чего же не знал Гесиод? Что день и ночь "суть одно" (там же), т.е. онне знал диалектики, а потому не заслуживает имени мудрого. Темсамым Гераклит четко отвергает мифологически-поэтический способрассуждения.
И когда самого Гераклита упрекают в склонности к образному, символическому языку, который сродни языку мифов, то,видимо, не принимают в расчет неприязнь его к Гесиоду, Гомеру, кдругим поэтам, создателям мифов. А также то, что Гераклит пыталсявыработать пусть и символически-образный, но уже и немифологический стиль размышления и письма. Достается от Гераклита и греческим мистикам.
Вот красноречивое свидетельство Климента Александрийского: „Кому прорицает Гераклит Эфесский? «Бродящим в ночи(магам), вакхантам, менадам, мистам>>. Это им он грозит посмертным воздаянием, им провещает огонь, ибо «нечестиво они посвящаются в то, что считается таинствами у людей»" (87 (а); 240)."Невежеством" у Гераклита объявляется и "почтенная" вера внекоторые религиозные культы. Гераклиту свойственна богоборческаятенденция, воплощающаяся в некоторых его фрагментах. Гераклитразвенчивает дионисийский культ, который был так чтим в Греции,остроумно и метко критикует людей, поддерживающих культ Диониса.Итак, критическая в адрес религии и мифологии, богоборческаятенденция, критика всяких мистерий и культов, т.е.
собственно народного суеверия, — все это характерные отличия философии Гераклита. Он как бы объединяет многие ненавидимые им суеверия всобирательный образ "невежества", которое овладевает легковернойтолпой. И в принципе Гераклит был прав; ведь большинство греков вего время поклонялись богам, отдавая предпочтение то тем, то другимрелигиозным культам. Критика Гераклита в адрес соотечественниковне является, стало быть, беспочвенной: он отважно выступает противвсегреческих предрассудков и невежества.Но, может быть, Гераклит вообще был циником, о которых принято говорить, что у них нет за душой ничего святого? Может быть, онпросто подсмеивался над греками и не хотел ни о чем рассуждатьсерьезно? Иногда Гераклиту приписывают именно такой способ поведения: он-де намеренно развенчивал все то, что грекам было особеннодорого.
Но у Гераклита есть целый ряд фрагментов, в которых обобщегреческих ценностях говорится всерьез. Например, о павших вбою он говорит: „Убитых Аресом боги чтут и люди" (96 (а); 244).57Столь же серьезно и приподнято высказывается Гераклит о "наилучших" людях, достойно встретивших смерть: „Чем доблестнейсмерть, тем лучший удел выпадает на долю [умерших]" (там же).Есть в философии Гераклита, так сказать, ценность всех ценностей,которой он по-настоящему поклоняется.
Речь идет о законе. "Народ, —говорит Гераклит, — должен сражаться за попираемый закон, как застену [города]" (103; 247). Очевидно, имеется в виду не всякий наличный закон какого угодно государства. (Недаром же Гераклит отказался законодательствовать в Эфесе!) Но ценность истинного законадля него — не просто высокая, но абсолютная. Эта мысль встречается позднее у Сократа и Платона.Новое в понимании первоначала (идея огня)Поверхностному наблюдателю может представиться, что Гераклитпросто примыкает к древнегреческим ионийским философам, во всяком случае, встает рядом с Фалесом и Анаксименом. Ведь он тожеутверждает, что первоначало есть одна из материальных стихий, аименно огонь.
Но огонь у Гераклита в еще большей мере символ, чемФалесова вода, огонь есть символ всеобщей стихии, даже стихийности. Как убедительно показано в историко-философской литературе,Гераклит избирает именно огонь, потому что благодаря этому символувозникает образ более живого, динамического первоначала. Предшествующие же философы пришли к тому, что во имя спасения идеипервоначала его нужно объявить не подверженным изменениям.Для Гераклита важно, что избранное им первоначало позволяловыйти к космической целостности мира.
Кстати, здесь он имел всеоснования опереться на предшественников, в частности на Анаксимандра. Последний утверждал, что где-то и когда-то "из первоначальногоогня" рождались светила, планеты. Предполагалось, что из первоогнявозникла и сама Земля."Обращения огня: сначала море; а [обращения] моря — наполовину земля, наполовину — престар [дутель]" — так Климент Александрийский передает мысль Гераклита, комментируя ее: "...под действием управляющего всем логоса и бога огонь превращается черезвоздух в жидкость, как бы семя упорядоченного космоса, которое онназывает морем" (53; 220).
Иными словами, "огненное" первоначалопомогало объяснить и происхождение Вселенной, и постоянное взаимодействие стихий, элементов. В умозрительной догадке древних относительно огня есть нечто, сохранившееся в последующей космогонии,в которой нередко воспроизводилась идея о планетах как остывших —а некогда раскаленных, огненных — телах.Образ огня у Гераклита, как оказалось, был по-своему перспективным.
Но особенно важной была решимость древнего мыслителя истолковать "огненное" начало как космогоническое, космопроизводящее. Огонь в качестве первоначала был по-своему удобен и для того,чтобы получить принцип объяснения не только космогонических, но ивсяких других, а именно, общеприродных явлений. Причем объяснить58их ссылками на чисто природные, материальные основания. Как, скажем, объяснить взаимопревращение стихий? Апелляция к огню илипросто "включение" огня во взаимопревращение материально-телесных процессов позволяет Гераклиту дать довольно убедительные объяснения.Вот, к примеру, один из фрагментов Гераклита, где речь идет обистолковании космических и физических процессов: „Этот космос,один и тот же для всех, не создал никто из богов, никто из людей, ноон всегда был, есть и будет вечно живой огонь, мерно возгорающийся,мерно угасающий" (51; 217).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
