Диссертация (1102191), страница 5
Текст из файла (страница 5)
С личным дневником дело обстоитиначе: в данном случае диарист концентрируется на фактах мира внутреннего,автор личного дневника описывает самого себя, причем обычно это тайная,скрытая сторона его личности.Личные дневники существовали параллельно с мемуарами, однако долгоевремя их было принято считать «паралитературой». Они не предназначались дляпубликации, велись исключительно для себя, не подчинялись никаким жанровымтребованиям, за исключением обычая датировать записи — это роднило их сзаписками очевидца, писавшимися в той же манере.
В качестве твердой формыдневниковая исповедальность закрепляется только в связи с выделениемпознавательной ценности уникальной единичной психологии. Лишь благодаряэтому может возникнуть то, что понимается под традиционным интимнымдневником.Во французской литературе знаковым дневниковым текстом является«Дневник» А.-Ф.
Амьеля («Journal intime», 1882) [98], ставший важным примеромдушевной аналитики как для европейской, так и для общемировой исповедальнойсловесности. После Амьеля личный дневник превращается в отдельный жанр, в товремя как до него записки литераторов воспринимались как дополнение к ихлитературному творчеству. За жанром закрепляется принцип психологическогоинтроспективного самопогружения: с этих пор дневниковое слово становитсясамоценным, превращается в максимально искреннюю аналитическую исповедь,где важны логическая ясность и чистота самоанализа, внимание автора к деталям,самокритичность и правдивость.
По словам Б. Ганебена, «Дневник» Амьеля даетпредставление о «драме человека, вглядывающегося в собственное сознание,которое он каждый день анализирует с невероятной скрупулезностью, непереставая в течение тридцати трех лет» [140, p. 124]. Б. Бувье, один из издателейфрагментов дневника, замечает, что возможность изучать сознание автору далоименноаскетическоесуществование,пристального самоанализа [112].ставшеесвоеобразнымусловием24Данный текст выступает как канонический образец личного дневника,отображающий самоанализ сконцентрированной на самой себе личности.
П.-Ж.Дюфьеф акцентирует, что дневник знаменует «триумф индивида в особой сфере— сфере личного» [134, p. 108]. Диарист всегда сосредоточен на себе, он занимаетпозицию «инфантильного избегания контакта с миром» [134, p. 108]. Более того,жанр навязывает личности пассивность уже благодаря своей структуре: этопассивность «на уровне конструирования текста, не предполагающего какой-либоосознанной реконструкции пережитого, основанного лишь на следованиифактам» [134, p. 108].Важным представляется то, что ситуация создания классического дневникасвязана с отрешенностью, добровольной или вынужденной самоизоляцией.
Э.Марти показывает, что авторское самосознание в дневнике выражается через«противопоставление с внешним миром» [174, p. 17]. Часто автор находится вконфликте с обществом. В качестве причины может выступать политическаямаргинализация (например, в случае А. де Виньи и его «Дневника поэта» [21]).Иногда к аскетизму автора побуждает болезнь: в этом случае ведение дневникапомогает справиться с болью и тревогой путем регистрации и упорядочиванияпереживаний (например, самонаблюдения А.
Доде [127]). Часто темой дневникастановится так называемая «социальная робость» диариста, литературныйинтерес в таком случае представляет само болезненное переживание контакта смиром (таковы дневники Стендаля [210]).В центре внимания любого автора дневника всегда находится собственнаяличность, переживающая некий внутренний конфликт, в дневнике описываются ианализируются неразрешенные проблемы, психологические травмы.
Эти темыраскрываются в тексте как серия обрывочных размышлений, впечатлений,ощущений, сменяющих друг друга настроений, «моментах страдания». Отсюдавытекает и «нарциссизм» пишущего, навязываемое жанром самолюбование:диарист создает в тексте закрытое пространство, где рассказывает о самыхинтимных переживаниях, анализирует мельчайшие факты внутренней жизни,замыкая внимание на самом себе.25Однако в определенной степени дневник родствен и документалистике, онсочетает наблюдения за внешним миром с психологическим самоизучением.Более того, наблюдения даже являются одним из условий самоанализа.
Для тогочтобы понять и описать свои переживания, диарист созерцает себя в реальномвремени и конкретной обстановке. Дюфьеф указывает на то, что уже дневниковоесамоописание Амьеля содержало в себе «экстазы наблюдения» («les extasescontemplatives»), через которые автор стремился к «слиянию со всем, тут жевозвращаясь к самому себе» [134, p. 110].Очевидно наличие связей между дневником и документальными жанрами,так как существуют разнообразные пути для выражения в тексте личного, аведение дневника предполагает не только самоописание, но и регистрациюувиденного в течение дня. Можно согласиться с Г. Л.
Нефагиной, котораяподчеркивает, что дневник является синтетическим жанровым образованием, вкотором соединяется «исторически конкретное и субъективное, личностное» [58,с. 220]: саморефлексия автора дневника, но при этом отражение фактов имоментовдействительности.Вопросопределениястатусадневникапоотношению к другим жанрам все еще остается актуальным.Так, в трактовке М.
М. Бахтина дневниковое самоисследование близко кпрактике «самоотчета-исповеди», связанного с созиданием автором собственнойиндивидуальностивпроцессерефлексии,созданиемпринципиальнобесконечного текста. Однако в дневниках максимально индивидуальныйсамоотчет часто смешивается с биографическим повествованием, в которомпреобладает «самодовление» объективно-фактической истории: «Исповедальныйтон часто врывается в биографическое самодовление жизни и ее выражение вэпоху раннего Возрождения. Но победа остается за биографической ценностью.Такое столкновение, борьбу, компромиссы или победу того или иного начала мынаблюдаем в дневниках нового времени.
Дневники бывают то исповедальными,то биографическими...» [17, с. 131].О. Г. Егоров утверждал, что дневник, пишущийся одновременно спроисходящими событиями, обладает гораздо большей фактографической26точностью,чеммемуары,вкоторыхсобытиявосстанавливаютсяповоспоминаниям, порой искаженным или неполным [30].А.Г.Татарковскийполагал,чтодневникиявляютсячастнойразновидностью мемуарного жанра, указывая на то, что дневник, как и мемуары,обусловлен принципом соответствия исторической правде [86]. Г.
Г. Елизаветинатакже рассматривает дневники в рамках мемуарно-биографических жанров,основу которых составляют «сознание непреходящей ценности рассказа особытиях очевидца и современника и интерес к внутреннему миру человека» [31,с. 3].Некоторыеисследователисклонныкобъединениюдневникасразнообразными близкими к документалистике явлениями. Например, М. Ю.Михеев помещает дневник в пространство фактографической прозы, объединяя сзаписной книжкой, мемуарами и воспоминаниями. По мнению ученого,содержание дневника составляют реальные жизненные факты, которые еще неподвержены художественной обработке, эстетический компонент в дневниках поэтой причине минимально значим [54].
Н. Ю. Донченко говорит о близостиавтобиографических записок, очерков, «хожений», основываясь на общихпринципах структуры повествования, интенциональности и прагматическомподходекизложению,наличиимонологическойформысоскрытымсамодиалогом, а также субъективной интерпретации явлений действительности[27].Интересно, что Ф.
Лежён предлагал выделять особый тип личного дневника— так называемый «дневник-гербарий». Этим термином описывалось явление,когда диарист вкладывает в свой дневник разнообразные элементы из внешнегомира: фотографии, письма, засушенные листья и т.д. Таким образом, в дневник,помимо субъективно-личностного его содержания попадали не только описанияфактов, но и многие документы. Функция такого дневника, как писал Лежён,заключается в том, чтобы «включить внешнее в личное, окружить себя <…>элементами внешнего мира, которые решено сделать знаками собственнойидентичности или этапов личной истории» [163, p.
369].27Возможность изображать внутреннее через факты внешнего мира иприобщаться к социокультурному пространству эпохи делает дневник явлениемисторическим, формой, в которой запечатлеваются знаки времени и чертыпространства той эпохи, в которой существует диарист. Этот же моментодновременно обуславливает неоднозначное отношение между дневниками имемуарами, дневниками и хрониками. Очевидно, что в дневнике присутствуеткомпонент документальности, он может даже становиться историографическимисточником,позволяющимпроводитьисторическиеисследования(«эго-документом»), однако его валидность в этом качестве вызывает сомнения ввидуконцентрации автора на постижении скорее самого себя, чем историческойреальности.В свете этих замечаний обратимся к особо важному для нашегоисследования понятию, предложенному М.
Турнье — «экстимный дневник» («Lejournal extime», 2002) [214]. Под данным термином, составленным по аналогии сличным дневником («le journal intime») понималась особая разновидностьдневникового жанра, сводящаяся к исследованию не собственно внутреннихпереживаний автора, но окружающей его среды; «овнешненный» дневник. Помнению Турнье, эти две формы следует четко разграничивать, так как в первомслучае диарист описывает и анализирует свою личность, доверяет дневнику своисекреты и сомнения, в то время как автор экстимного дневника интегрирует себяв окружающий мир, а не отстраняется от него, поэтому траектория его жизниможет быть описана как центробежное движение, совершаемое путем личныхоткрытий и побед. В своем «Экстимном дневнике» Турнье предлагает читателюотрывки, составленные в журналистском стиле, как короткие репортажи.