Диссертация (1102167), страница 2

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 2)

¹⁰ Письма В.Я. Брюсова к П.П. Перцову. М., 1927, с. 69.

¹¹ Там же, с. 78.

^{Тогда же, в 90-е гг. начинает формироваться новый литературный лагерь -лагерь модернизма. Его будущий вождь, Валерий Брюсов следит за успехами Мирры Лохвицкой с большим вниманием и - неодобрением: «Не припомню сейчас, где (не то в "Труде", не то в "Русском Обозрении") видел я стихотворение Лохвицкой "Сон", - пишет он в письме П.П. Перцову от 14 июня 1895 г. - "Я была во сне ба­бочкой, а ты мотыльком. Мы обнялись и улетели". При этом достоверно известно, что г-жа Лохвицкая в самом деле во сне этого не видала. Что же остается от всего стихотворения? Выражения: утро, бабочка, розы, "как греза юна", мотылек и лазурь? Дурно то, что составился "поэтический словарь"; комбинируя его слова, получают нечто, что у нас называют стихотворением».9 «Слишком много новизны и слишком много в ней старого»,10 - пишет он Перцову позднее. Новизну он, видимо, склонен объяснять исключительно посторонним влиянием. В письме Перцову от 19 июля 1896 г. Брюсов говорит, что в русской поэзии стала формироваться «школа Бальмон­та», к которой причисляет и Лохвицкую.11 Около двух лет спустя (в январе 1898 г.) в письме Бальмонту он пишет: «Вот новый сборник Мирры Лохвицкой. Согласен, ус­тупаю, — здесь многое недурно. Но вот я, который стихов не пишет, предлагаю на­писать на любую тему стихотворение ничем не отличное от этих, такое, что Вы его признаете не отличающимся, таким же "недурным, хорошим". Все это трафарет, но­вые трафареты поэзии, все те же боги Олимпа, те же Амуры, Псиши, Иовиши, но в новой одежде. Нет, не этого нужно, не этого. Лучше не писать». Бальмонт в это время в полном восторге от поэзии Лохвицкой, его восхищение вполне разделяет и князь А.И. Урусов - знаток и любитель новых французских поэтов. Брюсов же при­знает достоинства Лохвицкой с большой неохотой. Примечательно, что в дневниках он дает ей несколько более высокую оценку, чем в письмах: «Однако ее последние}

13

Валерий Брюсов и его корреспонденты. // Литературное наследство. т. 98. М., 1991. кн. 1., с. 99. «Амуры, Псиши и Иовиши» - это фантазия Брюсова. Образы античной мифологии встречаются у Лохвицкой только в I томе.

¹³ Брюсов В.Я. Дневники. 1891 - 1910. М., 1927, с. 31.

¹⁴ Там же, с. 47.

¹⁵ ОР РГБ, ф. 386, кн. №№ 1548 (т. I), 1192 (т.ІІ), 100 (т.Ш) и 1193 (т. IV).

¹⁶ Надо сказать, что такая оценка личности поэтессы по-своему уникальна: мемуаристы (Вас. Ив.
Немирович-Данченко, И.А. Бунин и др.) единодушно отмечают ее привлекательность и обаяние.

стихи хороши», - записывает он в ноябре 1897 г. Чуть позже, давая шутливую ха­рактеристику современной поэзии в форме библейских пророческих причитаний («Горе тебе, словесность русская!.») он ставит Лохвицкую в ряд с декадентами -Бальмонтом, Гиппиус и др, противопоставляя «своих» «ничтожному стихотворцу Федорову и . Ратгаузу».¹⁴ Творчество ее он изучает довольно серьезно. В его архи­ве сохранились четыре тома стихотворений Лохвицкой (два - с дарственными над­писями поэтессы).¹⁵ Отдельные стихи отмечены подчеркиванием. К стихотворению «В час полуденный» в III томе он даже приписывает строфу от себя. Прочитать ее, к сожалению, невозможно - Брюсов пользуется сокращениями, но известно, что это стихотворение он считал одним из наиболее сильных у Лохвицкой, и с этим, дейст­вительно, трудно поспорить. Судя по дневниковым записям, по-человечески Лох­вицкая ему несимпатична: он излишне придирчив и к ее внешности, и к манере по-ведения.¹⁶ В печати при жизни Лохвицкой появился лишь один отзыв Брюсова - на ее IV том. «Нумерация трех сборников г-жи Лохвицкой может быть изменена без ощутимой разницы. В IV томе ее стихотворений те же темы, те же приемы, та же душа, что и в двух предыдущих. Неужели не скучно поэту повторять самого себя? И какой смысл в этом умножении одинаковых стихов, хотя бы и звучных?» Отзыв довольно странный: в IV томе Лохвицкая как раз декларирует отход от прежних мо­тивов и обращается к религиозно-философской тематике. Естественно, что Брюсову это не близко, но если в чем-то и можно упрекать поэтессу, то уж никак не в самопо­вторении. Однако с легкой руки Брюсова этот тезис надолго утвердился в литерату­роведении. Стилистически в IV томе заметно усиление риторической тенденции, ко­торая как раз близка самому Брюсову - но он почему-то не замечает этого. Ясно, что он хочет сказать: «Не стоит читать, это неинтересно». На смерть Лохвицкой Брюсов не откликнулся никак. В 9-м номере «Весов» за 1905 г. содержится лишь краткое со­общение о ее кончине (одна строка). Несомненно, это выглядело как знак «офици­ального» непризнания. Однако нельзя сказать, что это событие прошло для Брюсова незамеченным. Большой интерес представляет хранящийся в его архиве черновик

18

Аврелий <В.Я. Брюсов>. М.А. Лохвицкая. Стихотворения. Том IV. СПб., 1903 // Новый путь, 1903, № 1, с. 194.

¹⁸ ОР РГБ, ф. 386, К. 37, № 5. - Полную расшифровку см. в Приложении.

некролога Лохвицкой, озаглавленного «Памяти колдуньи». Судя по обилию правки и вариантов, Брюсов тщательно обдумывал эту статью. В первых ее строках он очень точно, и главное, очень нетипично для модернистской критики определяет основной смысл творчества поэтессы: «Творчество Лохвицкой - неизменная, неутолимая тоска по неземному, нездешнему». И именно поиском освобождения от «оков бытия» объ­ясняет ее первоначальное обращение к любовной тематике: «Лохвицкая славила страсть за яркость ее мигов, освобождающих "среди тусклости" жизни... Но уже во II томе ее стихов... начинаются иные пути освобождения». Далее идет откровенная фальсификация. «Иные пути», по Брюсову, ведут на шабаш ведьм и далее в ад, к са­тане. Заканчивается некролог жутковато: «С этого пути нет возврата. Кто перейдет эту черту, тот должен остаться навек в той стране (подчеркнуто автором - Т.А.). Лохвицкая выполнила все, что.» - далее совсем неразборчиво. Стихи, которые он цитирует: «В час полуденный», «Мюргит», «Колдунья», - действительно относятся у Лохвицкой к числу лучших (хотя в отношении содержания его выбор очень тен­денциозен). В контексте всего, что сам Брюсов писал в те годы о «жизнетворчест-ве» ¹⁹ и при таком понимании окончания земного пути поэтессы, он должен был бы почтить ее память публично, поскольку выходило, что как раз она осуществила его заветные чаяния. Однако почему-то он этого не сделал. Только семь лет спустя в критическом сборнике «Далекие и близкие» он поместил другую заметку о Лохвиц­кой, названную «некрологом». Не исключено, что сделал он это под давлением Бальмонта, в письме писавшего ему: «Невозможно печатать обзор поэтов, в который ты включаешь всякую безымянную дрянь., и не дать характеристики таких истин­ных ярких цветов, как Лохвицкая».²⁰ Вероятно, в первоначальном варианте книги заметки о Лохвицкой не было. Тем не менее, оценка, которую Брюсов дает в ней творчеству поэтессы, довольно высока. По художественности выше всего оценива­ются ее «песни греха и страсти». Заканчивается статья словами: «Для будущей анто­логии русской поэзии можно будет выбрать у Лохвицкой стихотворений 10 - 15 ис­тинно безупречных, но внимательного читателя всегда будет волновать и увлекать

₂₁

внутренняя драма души, запечатленная ею во всей ее поэзии». Собственно говоря, «10 - 15 истинно безупречных стихотворений» в антологии русской поэзии (без ука­зания эпохи) - это то, на что может претендовать лишь первоклассный поэт.

Ср.: «Пусть поэт творит не свои книги, а свою жизнь... На алтарь нашего божества мы бросаем самих себя. Только жреческий нож, рассекающий грудь, дает право на имя поэта» (В .Я. Брюсов. Священная жертва. // Весы, 1905, № 1, с. 29).

20

Валерий Брюсов и его корреспонденты. Там же, с. 229. ²¹ См. Брюсов В.Я. Далекие и близкие, М., 1912, с. 148.

Мы подробно остановились на мнении Брюсова, поскольку именно оно явля­ется наиболее авторитетным из всех. Нельзя не заметить, что в отношении Лохвиц­кой оно далеко не всегда объективно и внутренне противоречиво. На протяжении ХХ в. к нему с равной частотой прибегали и возвышавшие поэтессу, и ниспровер­гавшие ее. Вопрос о причинах этой противоречивости остается открытым - на наш взгляд, она обусловлена не столько объективными свойствами поэзии Лохвицкой, сколько психологическими особенностями самого Брюсова и его литературной политикой.

Разобрав точку зрения Брюсова, об остальных критиках модернистского лаге­ря и близких к нему легко сказать в двух словах. Как и Брюсов, большинство из них признало в Лохвицкой, прежде всего, «эротического поэта». Ее даже называли «Су-ламитой русской поэзии». Именно так воспринимали ее А.Л. Волынский и Н.Я. Абрамович. Многие - Вяч. Иванов, Н. Поярков, К.Д. Бальмонт - высоко стави­ли и отмеченные Брюсовым «колдовские» стихи. В целом оценка творчества поэтес­сы выше у так называемых представителей «массовой» критики - таких, как Н.Я. Абрамович или А.А. Измайлов. «Высокая» модернистская критика относилась к Лохвицкой равнодушно.

Обычно исследователи обращают особое внимание на мнение К.Д. Бальмонта, считая его наиболее лояльным критиком по отношению к женщине, с которой его связывали загадочные романтические отношения и память о которой он хранил всю жизнь. Однако это не так. Как и для прочих модернистов, для Бальмонта Лохвицкая - только «художница вакхических видений, знающая тайны колдовства»: «Область Лохвицкой - слова, в которых чувствуются поцелуи, или жажда их, сновидения, полные девической робости и тонкой женской наблюдательности, и чары колдовст­ва, в которых чувствуется Средневековье».²² Ничего другого он в ней не видел. Его отзывы о ее поэзии последних лет холодны и пристрастны. Через некоторое время после смерти Лохвицкой (не сразу) Бальмонт вновь сделался поклонником ее твор­чества, но по-прежнему воспринимал ее только как «страстную поэтессу».

Дон <К.Д. Бальмонт>. М.А. Лохвицкая. Стихотворения. Том V. // Весы, 1904, № 2, с. 59.

«Песни греха и страсти», а также стилистические изменения в поэзии Лохвиц­кой, понравившиеся модернистам, вызвали возмущение людей консервативно-эстетических взглядов, восторженно принявших ее первые стихи. Так, А.А. Голени-щев-Кутузов в рецензии на III том ее стихотворений констатировал, что ее дарование «искалечено» декадентством. К тому же «глубоко-реакционному течению» одно­значно причислил ее марксистский критик Ф. Маковский, объединив с Бальмон­том, Брюсовым, Сологубом и Гиппиус.

Вне определенной идеологической позиции, но с неизменным гиперкритиче­ским рвением разбирал почти каждый очередной выходивший сборник Лохвицкой критик «Нового времени» В.П. Буренин, сам имевший одиозную репутацию.

Таким образом, к концу жизни Лохвицкая оказалась в изоляции: сторонники «чистого искусства» ее оттолкнули, а «декаденты» в свои ряды не приняли. Это об­стоятельство сыграло роковую роль в ее посмертной литературной судьбе.

Для полноты картины отметим еще одну характеристику, данную Лохвицкой в одном из некрологов; характеристику, не привлекшую к себе особого внимания, но, на наш взгляд, весьма ценную. Она принадлежит поэту и критику А. Курсинскому, который в юности был близок Брюсову, но впоследствии резко с ним разошелся. Как и Брюсов, он видит основное содержание поэзии Лохвицкой в «неизменной, неутолимой тоске по неземному, нездешнему», но направление поиска указывает совершенно противоположное: «Она ободряла нас на пути к вожделенно­му граду, даря нам отражение лучшей, изящной жизни в красоте и свете, к которой так беззаветно стремилась ее душа, белоснежный лебедь, рвущийся "в мир свободы, // Где вторят волнам вздохи бурь, // Где в переменчивые воды // Глядится вечная ла-зурь"».²³

Несмотря на разноречивые суждения, в начале XX века Лохвицкой было отве­дено достаточно почетное место на русском «литературном Олимпе». «Умерла самая видная и, я бы сказал, - единственная, если применять строгую и серьезную точку

₂₄

²³ Кур-ский А. М. А. Лохвицкая // Новости дня. 1905, № 7987.

²⁴ Измайлов А. М. А. Лохвицкая (некролог). // Биржевые ведомости. - 1905, 30 августа (утренний
выпуск).

²⁵ Поселянин Е. Отзвеневшие струны. //Московские ведомости. - 1905, № 253 (15 сентября).

_{зрения, русская поэтесса.» «Она была за последнее десятилетие, несомненно, са­мою крупною величиной среди русских молодых поэтических величин.»} ²⁵ _«С

Миррой Лохвицкой ушла из литературы яркая всенародная поэтесса.» ²⁶ Так пи­сали критики разных направлений сразу после ее смерти. Тогда же, в 1905 г. послед­ний прижизненный сборник Лохвицкой был удостоен Пушкинской премии - в ее биографии уже второй. Некоторые авторы некрологов, напротив, в нарушение зако­нов жанра, сбивались на критику. Вместе с тем раздавались голоса, говорившие о не­дооценке поэзии Лохвицкой и констатировавшие «странную и нечуткую холод-ность»,²⁷ с каким общество отнеслось к ее преждевременной смерти, - холодность, объясняемую отчасти тем, что эта смерть пришлась на исторический момент, когда тревожные события начала первой русской революции занимали всеобщее внимание и поэзия в целом отступила на второй план. Видимо, многие полагали, что слава Лохвицкой будет «возрастать в потомстве»: «Только через несколько лет, когда мы отойдем от нашего пылающего безумием и ужасом времени, мы поймем, что мы по-

₂₈

теряли в Лохвицкой, мы оценим ее сочный, красивый, яркий талант» . Тремя годами позже, в отзыве на изданный родственниками сборник ее последних стихотворений, М.Е. Гершензон утверждал, что: «стихотворения Лохвицкой не были оценены по

₂₉

Галич Леонид <Л.Е. Габрилович>. //Театр и искусство, 1905, № 37 (11 сентября)

Характеристики

Список файлов диссертации