Автореферат (1102081), страница 6
Текст из файла (страница 6)
Кроме того, в этом же стихотворении «Братья писатели»Маяковский указывает на ржанье души «в кабинете кабака», которое сходнос есенинской метафорикой («ржанье бурь», кабак «Луна»), которая, как мывыяснили, связана с обрядовой действительностью.В четвертом параграфе – «Фольклорная традиция в позднемтворчестве В.В. Маяковского: постановка вопроса. Поэмы "150000000" и"Про это"» – говорится о фольклорной традиции в двух поздних поэмахМаяковского.Герой поэмы «150000000», человек-конь, человек-Иван, являетсясобирательным фольклорным образом (былинная и сказочная традиции).
Онпредставляет собой архетип демиурга-трикстера, так как является вестником«Страшной бури на Тихом океане»:«Страшная буря на Тихом океане.Сошли с ума муссоны и пассаты.На Чикагском побережье выловлены рыбы.Очень странные.В шерстях.Носатые».[II, 139 – 140]Фольклору известен сюжет о переправе культурного героя в телерыбы35. Этот случай связан с поглотителем, из которого добываются всепервые вещи.
«Русская сказка знает перенос героя в рыбе»36, который можетозначать встречу с умершими, первопредками. В.Я. Пропп связываетгенетически этот обряд с первой ступенью змееборства, а значит, можно 34Подробнее о метафизическом, сакральном значении волос в фольклоре в статье см.: Гаген-Торн Н.И.Магическое значение волос и головного убора в свадебных обрядах Восточной Европы // Советскаяэтнография. 1933. №5 – 6. С.
76 – 87.35Е.М. Мелетинский описывает прямое воплощение данного сюжета в алтайском эпосе. Мелетинский Е.М.Происхождение героического эпоса… С. 280.36Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. С. 316. 29поставить вопрос о поглощении тотемного зверя и о поглощении тотемнымзверем. Маяковский «не следует» за фольклором, а трансформируетфольклорную традицию таким образом, что Иван лишь сравнивается срыбой:«Насчет рыб ложь.Рыбак спьяну местный.Муссоны и пассаты на месте.Но буря есть.Даже еще страшней.Причины неизвестны».[II, 140]В данном случае оказывается продуктивным обращение к грузинскомуфольклору, в котором отмечается исследователями «культ рыбы». Так,Е.Б.
Вирсаладзе пишет о животных-тотемах, которые в Грузии могут бытьпредставлены матерью рыб37. Здесь можно говорить как о «биографическоммоменте» – Маяковский провел в Грузии свои детские годы. Однако надоотметить, что грузинский детский фольклор, без сомнения, известный поэту,сохранил в себе элементы обрядово-календарной поэзии с обращением кприроде, светилам, животным38, – следовательно, и типология культурнаглядно демонстрирует поглощение зверем-тотемом и приобщение кзнаниям предков через этот акт. Исследуя внутренние формы фольклоризмав поэтике, мы заметили, что не всегда стоит возлагать надежды на«биографический комментарий», на знание поэтом источника, однако все жестоит отметить, что Маяковский был знаком с фольклором, и с русским, и сгрузинским, с детских лет39.Иван по прибытию в Чикаго «распадается» на сотни тысяч человек ивещей: 37Вирсаладзе Е.Б.
Народные традиции охоты в Грузии // Вирсаладзе Е.Б. Грузинский охотничий миф ипоэзия. М.: Наука, 1976. С. 35.38Исследователи, пишущие на эту тему, обращаются к обрядовым текстам и параллельно к детским стихам,показывая тесную связь между ними, выявляя формы культов жертвоприношения, «ритуалов величания»солнца в детском фольклоре. Объясняется это тем, что в «Грузии с давних пор существовали обрядовыеритуалы, активными участниками которых были дети». См.: Зандукели П.З. Грузинский детский фольклор:автореф.
дисс. … докт. филол. наук: 10.01.09. Тбилиси, 1995. С. 20.39Маяковская Л. Детство Владимира Маяковского // Маяковский в Грузии. Тбилиси: Заря Востока, 1936. С.64, 76. 30Сабля взвизгнула.От плечаи внизна четыре версты прорез.Встал Вильсон и ждет –кровь должна б,а изранывдругчеловек полез.[II, 150 – 151]И дело здесь не только в переосмыслении греческого мифа о «Троянскомконе»40 – это один, первый, план данного образа – а в «поглощении» этимконем Ивана и, наоборот, коня Иваном:О горе!Прислали из северной Троиначиненного бунтом человека-коня![II, 151]Реконструкция древних тотемических верований, обращение в этом случае ксказке позволяет иначе прокомментировать образ Ивана, который являетсястержнеобразующим для поэмы.Травестийный мотив, инвертированная реальность, оборачиваниезверем характерны и для поэмы «Про это».
В первую очередь, обращает насебя внимание то, что лирический герой «размедвеживается»:Вчера человек –единым махомклыками свой размедведил вид я!Косматый.Шерстью свисает рубаха.[IV, 146]Для чего нужен именно такой образ, сравнение себя с медведем? Вэтом случае вспоминается не только травестирование себя то Знакомой, тоКаменной бабой (трагедия «Владимир Маяковский), то шутом (поэма«Облако в штанах»), то Иваном-конем (поэма «150000000»), но и есенинский«Пугачев» с уподоблением главного героя медведю. 40Кстати именно деревянный конь связан с переходной обрядностью и экстатическими состояниями.
См.:Wolfram R. Robin Hood und Hobby Horse // Wienen Prühistorische Zeitschrift. 1932, vol. 19, S. 357. 31Как известно, медведь, по славянским представлениям, связан нетолько с брачной, свадебной символикой, но и с календарным циклом.Думается, что в поэтике Маяковского проявлена именно эта традиция.Обращение к фольклору, к тотемическим временам, приводит поэта и егонового героя (ведь Маяковский создавал нового героя!) к космическомуобновлению человека, страны (как в поэме «150000000»), Вселенной. Можетбыть, текст Маяковского не имеет прямой переклички с есенинским«Пугачевым», но оба поэта интуитивно обратились к одному и тому жеархетипу, животному-тотему, связанному со знаниями первопредков.
Можносказать, что и в такой форме выразилось сопротивление «будничной чуши»,мещанству, против которого особенно активно выступал Маяковский впоследние годы творчества41. Травестирование себя зверем, медведем,собакой, быком (стихотворение «Ко всему») – закономерный элементпоэтики Маяковского.Мы выявили механизмы функционирования фольклорной традиции вранних и двух поздних поэмах Маяковского.
В таком контексте поэмы нетолько не противопоставляются друг другу, но скорее объединенывнутренним сюжетом, связанным с одним обрядовым комплексом.Постановка вопроса о фольклорной традиции в позднем творчестве поэтазначительноконтекстомосложняется,времениобусловливаетсянаписанияпоэм,социально-историческимоднакопристальныйанализ,извлечение архетипического смысла произведений помогает снять ужеизлишний«социальныйналет»,частичноразрешитьмногиеспорыотносительно творчества Маяковского и рассмотреть его в принципиальноновом контексте, русской литературы и фольклора. 41Одной из причин, из-за которой не приняли поэму «Про это» критики и коллеги по цеху, была причинаоткрытой борьбы поэта с мещанским взглядом на искусство. Подробнее об этом в указанной статьеЗ.С.
Паперного. 32Пятый параграф – «К вопросу об источниках фольклоризмаВ. Маяковского:"заговорныйуниверсум"»–посвященвыявлениюисточников фольклоризма в поэтике Маяковского.В ходе исследования мы уже указывали на некоторые возможныеисточникифольклоризмапоэта,однаконамеренноонихнераспространялись – это связано с первостепенно значимым изучениемлатентных форм фольклоризма, трансформации фольклорной традиции,дожанровых образований. После проведенного тщательного анализа раннихи поздних поэм можно сказать о том, что Маяковский был главным образомопосредованно знаком с фольклорной традицией – через грузинскуюлитературу и фольклор и, вероятно, через сотворчество с коллегами по цеху,по группе «Гилея».Так, связь с заговорами нашла отражение в поэме Ш.
Руставели«Витязь в тигровой шкуре»42, конечно же, хорошо известной не толькогрузинским поэтам, но и любому образованному человеку. Кроме того,архитектониказаговорапостроенанаабракадабре,предшествующейосновному тексту. Абракадабра обычно включена в эпический зачин. Заумьфутуристов отчасти восходит именно к такому языку, на что, по крайнеймере, указывал в своей статье Асатиани43.В поэме «Облако в штанах» герой переодевает себя облаком,представляет солнце моноклем в глазу, выходит в мир, невероятно себянарядив:Хотите –буду от мяса бешеный,– и, как небо, меняя тона –хотите –буду безукоризненно нежный,не мужчина, а – облако в штанах![I, 180] 42Гагулашвили И.Ш.
К вопросу заговоров в грузинской художественной литературе // Гагулашвили И.Ш.Грузинская магическая поэзия. Тбилиси: Изд-во Тбилисского университета, 1983. С. 31.43Никольская Т.Л. Рецепция идей ОПОЯЗа в Грузии // Никольская Т.Л. Авангард и окрестности. СПб.: Издво Ивана Лимбаха, 2002. С. 154. 33Такую систему метафор, как нам кажется, можно воспринимать через миф ипоэтику заговорной формулы «небесного одевания» -– оптика лирическогогероя меняется: от бытового к иерофаническому, космогоническому.
Тело вэтом случае становится некой мировой моделью. Отметим, что в грузинскихсказках распространен образ Ивана-Зари, героя, наделенного силами неба,героя-богатыря: «Под утро, на заре, родился третий сын, назвали его ИванЗаря»44.О религиозных интенциях, игровом коде, даже о символистскойтрадиции в поэтике Маяковского45 достаточно много написано, однаковопрос о фольклоризме остается спорным, требующим максимальнойаргументации. Однако если говорить хотя бы об авангарде, то, думается,звездныйязыкХлебникова,заумьфутуристов,лучистаяживописьМ.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
