Автореферат (1102081), страница 5
Текст из файла (страница 5)
«Вертеп кукольный» в «Бродячей собаке» (1913 год) // Уварова И.П. Вертеп: мистерияРождества. М.: Прогресс-Традиция, 2012. С. 279.29Там же. С. 286.30Гирин Ю.Н. Диалектика авангарда // Литературная классика в диалоге культур. Выпуск 1. М.: ИМЛИ РАН,2008. С.
144. 23Нового человека, наделяя его космической силой (Цветаева), архаическимимифологическими чертами (Хлебников).В модели Нового человека скрыта глубинная фольклорная традиция:представленияогерое-богатыре,наделенномневероятнойсилой,приобщенном к космическим, сферическим знаниям (былина «Про ВасильяБуслаева»).
Так, в поэме Маяковского «Человек» изображен герой,достигающий неба:… если каждое движение мое –огромное,необъяснимое чудо.[I, 247]В лирическом цикле Цветаевой «Провода»: «Были взмахи – больше рук».Модель Нового человека в поэтике Маяковского обусловленатравестийным мотивом:Вот и сегодня –выйду сквозь город,душуна копьях домовоставляя за клоком клок.Рядом луна пойдет –туда,где небосвод распорот.Поравняется,на секунду примерит мой котелок.[I, 170]В этом отрывке важно не только отречение от плоти – «выйду сквозь город»,но и мотив отрубленной головы, сопряженный с лунарным мифом, которыйне заметен на первый взгляд.
Голова подменяется луной, а луна связана сженским архетипом, таким образом, травестийное начало в поэме выраженов инвертированной действительности, обрядовой ситуации.А.М. Панченко и И.П. Смирнов отмечают, что «момент перерождения,регенерации – смерти старого и обновления – одна из центральныхзначимостей в художественном мире ранних поэм и трагедии Маяковского. 24Преображение символизируется у него особыми знаками, среди которыхвыделяется травестийный мотив – мотив смены одежд»31.В поэме Маяковского «Человек» в скрытой форме представлен мотивотрубленнойголовы,включенныйвобрядовыйкомплекс–мирпервопредков, разговор живого с мертвецом.
Об этом говорит следующаястрочка:Череп блестит,Хоть надень его на́ ноги…[I, 255]Трансформация антропокосмической модели, характерная для творчестваЕсенина («голова моя машет ушами…ей на шее ноги маячить большеневмочь»), образ «сада черепов» из маленькой поэмы «Кобыльи корабли», впоэме Маяковского связана, во-первых, с мотивом отрубленной головы, вовторых, с рождением нового Человека:… третий – сияньем неведомымкакого-то,только чтомною творимого имени.[I, 255]Сложность поэтики Маяковского состоит в том, что его образ«рассеян», разобран в тексте, образ требует соединения деталей; такрождается, например, архетип Солнца. Так, учитываем то, что рука, пальцыназваны «пятилучием»:В каждойдивитесь пятилучию.Называется «Руки».[I, 247]Рука воспринимается через солярную символику; здесь же возникаетмотив отрубленной головы – «череп, хоть одень его на ноги», «склониласьруке» – голова уже целует руку – волосики (здесь пальцы, так как руки ввиде пятилучия) – солнце.
Значит, можно говорить о солнцепричащении и вцелом о солярном орнаменте. 31Панченко А.М., Смирнов И.П. Метафорические архетипы в русской средневековой словесности и в поэзииначала XX в. // ТОДРЛ XXVI.
Древнерусская литература и русская культура XVIII – XX вв. М.: Наука, 1971.С. 37. 25В. Маяковский, В. Хлебников, С. Есенин, М. Цветаева представили всвоем творчестве модель нового человека, в котором могла бы воплотитьсяновая эра со своей философией. Если у В. Хлебникова это выражено вполнеконкретно – в будетлянстве (создание человека радостного и здорового вфутуризме – статья «Будетляне» 1914 г.), если у С.А. Есенина это выражено внациональной аксиологии и «крестьянине», как бытийной единице народа[V, 205], если у М.И. Цветаевой это выражено в Психейности, в крылатойнатуре человека, то Маяковский выбирает синтез «грубой плоти» и полногоотказа от нее («выйду сквозь город»).
Этот синтез проявлен в поэзии черезсложное взаимодействие авангардистских представлений о языке, о новомчеловеке, концепции бытия и в то же время архаики, «первобытного слова»:«Россия – Война, это лучшее, из того, что мыслится, а наряднейшую одеждуэтой мысли дали мы <…> Это та литература, которая, имея в своих рядахХлебникова,Крученых,вытекаланеизподражаниявышедшиму«культурных» наций книгам, а из светлого русла родного, первобытногослова, из безымянной русской песни» [I, 318, 320].В третьем параграфе – «Феномен трикстера и обрядоваяреальность в поэмах В. Маяковского» – внимание сосредоточено навыявлении погребально-обрядового комплекса в поэмах, связанного сфигурой трикстера.Герой поэмы «Облако в штанах» хочет «кроить» мир кастетом:Сегоднянадокастетомкроиться миру в черепе![I, 187]Заметим, что мир представляется в виде головы, значит, и в этом случаеможно говорить о мотиве отрубленной головы в трансформированном виде.Кроме того, герой, ломающий мир, не просто бунтарь, а «площадной», шут:смотрите, как развлекаюсья– 26площаднойсутенер и карточный шулер!……………………………….Невероятно себя нарядив,пойду по земле,чтоб нравился и жегся,а впередина цепочке Наполеона поведу, как мопса.[I, 187]Скоморохи «водили козу», медведицу и прочих животных – они былиузнаваемы уже по этому одному признаку32, а герой поэмы «Облако вштанах» «на цепочке Наполеона поведет, как мопса», при этом «невероятносебя нарядив».
Антиповедение героя связано с выходом в антимир, вкотором происходит смена ценностей.В трагедии «Владимир Маяковский» травестийное начало связано сосменой пола, значит, можно говорить об идее перехода в другой образ,характерной для скоморошин. Однако скоморошеская традиция в поэтикеМаяковского обусловлена не только травестией, но и сюжетикой обмираний:герой его ранних поэм «слеп», «нем», сам себя хоронит:Глаза слепые,голос нем…………………….Небо какое теперь?Звезде какой?Тысячью церквейподо мнойзатянули тянет мир:«Со святыми упокой!»[I, 257][I, 272]Важность подобной характеристики состоит в том, что в фольклорнойпогребальной традиции покойника характеризуют как незрячее существо:«<…> в момент смерти с его зрением происходят явные изменения,наступает, если можно так сказать, смена «виденья», он теряет способность 32«Русский скоморох на миниатюрах рукописей (в заглавных буквах) играет на гуслях, водит зверей,борется, трубит в трубу, позже — водит медведя, фиглярствует и т.
д.», — писал А.И. Никифоров». См.:Власова З.И. Скоморохи и фольклор. СПб.: Алетейя, 2001. С. 144. 27видеть как живые»33. Кроме того, в непосредственной связи с процессомотделения души от тела, путешествия в другом мире находится архетип окна(ср.: поэма «Черный человек»). В части поэмы под заголовком «Маяковскийвекам» герой оказывается пролетающим мимо окон:Глаза пролетают оконные соты,и тяжко,и чуждо,и мёрзко в июле им.Витрины и окна тушитгород.[I, 267]На скоморошечью космогонию, причастность героя к «веселому хаосу»в поэтике как Есенина, так и Маяковского указывает ещё одна, частоповторяющаясядеталь,связаннаяс«непричесаннойголовой».УМаяковского в стихотворении 1917 г.:Под копны волос проникнет ли удар?Мысльодна под волосища вложена:«Причесываться? Зачем же?!На время не стоит труда,а вечнопричесанным бытьневозможно».[I, 133]Здесь, думается, проявился не только перифраз стихов Лермонтова, но такжепоэтическая реакция на есенинское «я нарочно иду нечесаным», как и встихотворении на смерть поэта:К старым днямчтоб ветромотносилотолькопутаницу волос.[VII, 105] 33Никитина А.В.
Свечи в обрядах смерти // Никитина А.В. Свеча в обрядах перехода. СПб.: Филологическийфакультет СПбГУ, 2008. С. 16. 28В фольклоре волосы связаны с двойником человека, с выходом виномир34, а если Есенин и Маяковский часто указывает на «пупутаницуволос», а в поэтике Есенина голова вообще сравнивается с парусом, челном,птицей, керосиновой лампой, значит, эту метафору в контексте логикифольклора можно воспринять как приобщение человека, вернее его alter ego,к веселому хаосу.