Диссертация (1101749), страница 38
Текст из файла (страница 38)
Костюкович, Эколюбит бросить «реплику в партер» современности, создавая таким образом попэффект. Баудолино использует самые современные выражения: «Un momento,dove sta l’Oriente?» [P. 80] («Минуточку, где тут Восток?») - восклицает он всамый разгар ученых дискуссий о средневековых картах; «il fatto è che…»(«штука в том, что»), «essere al corrente» («быть в курсе») – другие примерыиспользования героем выражений современной разговорной речи359.
Эффектновыглядит игра на исторической омонимии в диалоге Баудолино и Никиты:«…c’è persino gente che per dire che è d’accordo dice: oc.»«Ос?»«Ос.»«Strano. Ma vai avanti» [P. 37]360.Разумеется, провансальское «oc» - далеко не первое, что придет в головусовременному читателю, однако от этого фраза не перестает нормальнофункционировать в средневековом контексте.Фразеологизмы, регионализмы, современные разговорные выраженияприсутствуют не только в первой главе – они рассеяны по всему роману. Болеетого, почти все выражения, заявленные в первой главе, впоследствии повторяютсяв других главах – это очередное указание образцового автора, еще однатекстуальная стратегия. Во-первых, этим подчеркивается континуальностьсознания героя, который, несмотря на свой богатый жизненный опыт, постояннохранит в сознании частичку своего лингвистического детства – так же, как напротяжении всего путешествия носит с собой Грааль, сам того не зная.
Во359 Костюкович Е. Ирония, точность, поп-эффект (к заметке М.Л. Гаспарова о переводе романа У. Эко«Баудолино»). // Новое литературное обозрение. 2004. № 70. C. 301-303.360«… в одной из стран, чтобы выразить согласие, произносят: ок.-Ок?-Ок.-Удивительно. Продолжай же» [C. 38]. 158 вторых, текст задает определенный режим чтения, заставляя постоянновозвращаться мыслью к уже прочитанному – собственно, этой же цели служит исвоеобразное построение первых глав: сначала перед нами предстает манускрипт,побуждая делать предположения относительно того, что все это может означать,затем во второй и третьей главах Баудолино дает свое объяснение, так чточитатель получает возможность проверить собственную догадку – так в«Баудолино»работаетинтерпретативнаятехникаабдукции.Постоянноевозвращение к уже прочитанному, нелинейность чтения – это черты,позволяющие назвать «Баудолино» открытым произведением, по литературномулесу которого можно бродить до бесконечности.Баудолино воплощает в романе идею языковой множественности.
Он нетолько переплавляет знакомые ему с детства диалекты в некую разнороднуюсубстанцию, но обладает еще и способностью говорить на разных иностранныхязыках, «поразительное качество,…которым наделены лишь апостолы» [C. 19]361,восхищается Никита. Умение объясняться на немецком открывает Баудолинодорогу ко двору Фридриха Барбароссы, греческий делает возможным общение свизантийцем Никитой, усвоенный от Абдула провансальский помогает сохранитьжизнь себе и Никите в Константинополе, захваченном крестоносцами. Вдействительности, трактовка этого явления в Средневековье была неоднозначной:«…в эпоху Средневековья полиглоты считались монстрами, поскольку своимсуществованием отрицали языковые различия, возникшие после паденияВавилонской башни. Бытовало мнение, что полиглоты очаровывали людей,говоря на их родном языке, а затем поедали их»362.
К. Фарронато причисляетБаудолино к особому классу чудовищ, называя его лингвистическим монстром.Добавим – еще и стилистическим; Никита в определенный момент сравнивает егос хамелеоном: «Come era stato tenero e pastorale quando aveva raccontato della morte361 Об этом см. также Гл. 2.4, в связи с житийным жанром.362«…polyglots were considered monsters in the Middle Ages, because they negate the distinction that had beenachieved after the fall of the Tower of Babel. It was believed that polyglots lured human beings by speaking theirlanguage and then ate them». / Farronato C. Umberto Eco’s Baudolino and the language of monsters.
// Semiotica.Volume 144 –1/4. 2003. P. 335. 159 di Abdul, così fu epico e maestoso nel riferire di quel guado. Segno… che Baudolinoera come quello strano animale, di cui lui – Niceta – aveva sentito soltanto dire, ma cheforse Baudolino aveva persino visto, detto camaleonte, simile a una piccolissima capra,che cambia colore a seconda del luogo in cui si trova…» [P. 363]363.
Таким образом,Баудолино пополняет ряд чудесных созданий, о которых мы писали в главе 2.2 всвязи с жанром mirabilia.Герой приобретает животные черты, когда, проведя несколько месяцев настолпе, становится грязным, волосатым, покрытым червями, – в «Историиуродства» Эко не обошел вниманием столпников, которым принадлежитопределенный вклад в развитие категории безобразного364. Но, пожалуй, наиболееяркое свидетельство причастности героя к миру монстров – это мертвый ребенок,которого он произвел на свет: «Era un mostricciattolo…come quelli che noiimmaginavamo nella terra del Prete Giovanni. Il viso dagli occhi piccoli, come duefessure di traverso, un petto magro magro con due braccine che sembravano tentacoli dipolpo.
E dal ventre ai piedi era coperto di una peluria bianca, come fosse una pecora»[P. 238]365. Впоследствии Баудолино суждено будет еще раз стать отцом, и этотпервый ребенок, появившийся на свет в реальном мире от реальной женщиныКоландрины, является предвестником и отражением будущего сына, зачатого сполуженщиной-полусатиром Гипатией, которого герой так и не увидит.Семиотический аспект в романе первичен по отношению к материальному инепосредственно связан с ним: лингвистические и дискурсивные особенностиперсонажа способны формировать реальность.
Монстр с семиотической точкизрения демонстрирует аномалии в области формы, его отличает нарушениеодного из основополагающих критериев прекрасного, выработанных ФомойАквинским – integritas, то есть целостности. Точно так же личностная целостность363 «До чего нежными, пасторальными красками он сумел расцветить сцену ухода Абдула, до такой же степениэпично и величественно живописал дерзостную переправу. Вот доказательство,… что Баудолино подобендиковинному животному, о котором ему, Никите, приводилось только слышать рассказы, но Баудолино-то,может, и видывал эту тварь, зовомую хамелеоном, она похожа на маленькую козу и имеет свойство переменятьокрас в зависимости от места…» [C. 370].364См.: История уродства.
/ Под ред. У. Эко. М.: Слово, 2007. C. 56.365«Это был уродик… Как те, которых мы предполагали найти в земле Иоанна. Какие-то щелки вместо глаз,тощая грудка, от плеч отходило что-то вроде спрутовых щупалец. А ноги и живот были покрыты белойшерсткой.
Как у барашка» [C. 247]. 160 Баудолино теряется в обилии языков и стилей: «Niceta guardava il suo leonino (!)interlocutore… e si chiedeva a che razza di creatura si trovasse di fronte, capace di usarela lingua dei bifolchi quando parlava di paesani, e quella dei re quando parlava deimonarchi. Avrà un’anima, si domandava, questo personaggio che sa piegare il proprioracconto a esprimere anime diverse? E se ha anime diverse, per bocca di quale,parlando, mi dirà mai la verità?» [P. 54-55]366. Баудолино иллюстрирует концепциюсмерти субъекта, растворяется в многообразии языков и стилей и определяет своежизненное кредо следующим образом: esistere per raccontare, существовать, чтобырассказывать.Монструозный ребенок является плодом семиотического опыта Баудолино,но у этого опыта, помимо многоязычия, есть еще и другая сторона.
Геройвыступает в романе лжецом, автором огромного числа подделок, и своего сына онназывает «воплощенной ложью природы»: «…avevo vissuto da bugiardo a tal puntoche anche il mio seme aveva prodotto una bugia. Una bugia morta» [P. 238]367. Однакоэто не заставляет Баудолино обуздать собственную фантазию: попыткапроизвести на свет что-то истинное окончилась провалом, а значит, единственноеего предназначение – лгать и заставлять других верить в собственные выдумки,которые приобретают способность трансформироваться в реальность. Проблемулжи, подделок, массовых заблуждений Эко неоднократно поднимает в своихтеоретических работах.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
