Диссертация (1101519), страница 23
Текст из файла (страница 23)
Еще слушая, как Марсийчитает ей «Илиаду», Елена заметила: «it was a good deal more agreeable being anImmortal in Helen’s time than it is now. Do you know what has happened to theImmortal Valerian? Papa told me last evening as a great joke. They have him onshow in Persia, stuffed» (16).
Чучело императора Валериана – символ,раскрывающий истинное лицо римской власти. Мертвый император, набитыйсоломой – это не только месть персов, это насмешка автора над пустойрелигией политиков, провозглашающих самих себя богами. Валериан каксобирательныйобразвсехпоследующихимператоровдействительностановится после смерти божком, но не Богом; ему не поклоняются, авыставляют на посмешище. Как и в ранних романах Во, перед нами предстаетчереда ложных религий и людей, обреченных на деградацию под гнетомсобственных страстей, а Елена, отстраненно и критически смотрящая натворящееся вокруг нее безумие, все дальше отдаляется от мужа, все больше102 разочаровывается.
В Далмации Констанций заводит любовницу, а Еленапостепенно смиряется с разбитыми надеждами и продолжает существование вчужой стране, с чужим по сути человеком, находя радость лишь в воспитаниималенького Константина.Диалог с подругой Кальпурнией рисует возможную линию жизни Елены,если бы она по-настоящему начала довольствоваться тем, что имеет, не ищаничего большего: «’Just at present I’ve got Constantine; but he’ll grow up; theneverything will be over; so much sooner than I ever thought.’ ‘It’s twenty years sinceI left Rome,’ said Helena’s friend; ‘I haven’t seen one of my old friends since; I havegrandchildren whose names I can’t remember. I expect in Rome they all think of meas dead.
Yet here I am well and cheerful, busy all day long, doing no one any harmand some people a little good, with the finest garden on the coast and a collection ofbronzes. Don’t you call that a full life?’ ‘No, Calpurnia, not really,’ said Helena» (5960).
Еще одна модель жизни – спокойное, ни к чему не обязывающее и никогоне обременяющее существование ради самого существования, – отвергается еютак же, как и стремление к власти. И душа ее снова в поиске. Следующейпроверку проходит чрезвычайно популярная на тот момент религия,пришедшая с Востока и захватившая на время внимание Констанция – культМитры непобедимого.Ожидаякаких-либосдвиговвсвоейзастопорившейсякарьере,Констанций начинает посещать таинственные собрания в пещере, куда егоприводят с завязанными глазами и предлагают пройти различные ступенипосвящения.
Довольный тем, что вступил в закрытый тайный культ, оностанавливается на первой ступени и чувствует себя вполне состоявшимся вдуховном плане. Примерно в это же время Константин сообщает матери, что вовремя рыбалки он натолкнулся на тело утонувшей женщины, на шее которойбыла завязана веревка, – утопленницей оказалась любовница Констанция.Нигде в дальнейшем не объясняется, что именно произошло, и был лиКонстанций замешан в этом, но само соположение событий подталкивает кмысли, что, как и религия власти, культ Митры невозможен без жертв.103 В остальном религиозность Констанция проявляется в том, что онотказывается от отдельных продуктов, периодически постится и часто небывает дома.
Елена относится к такой странной перемене спокойно, покаоднажды муж не берет с собой Константина. Когда они возвращаются, онапросит Констанция рассказать, в чем же суть его веры, и после его рассказа оМитре спрашивает: «‘Where did it happen? You say the bull hid in a cave and thenthe world was created out of his blood. Well, where was the cave when there was noearth?’ ‘That’s a very childish question’» (66).Елена не пытается поставить Констанция в тупик, ее действительноинтересует фактическое обоснование его религии.
Елена, уроженка Британии,со скепсисом относится к любой религиозной системе195, не проверенной напрактике, не исходящей из объективного источника. Ее не устраиваеттаинственность, которая привлекает других в восточных культах и философиях.Продолжая разговор с мужем, Елена спрашивает его: «What I want toknow is, do you really believe all this? Believe, I mean, that Mithras killed his bull inthe same way you believe Uncle Claudius beat the Goths?» (67). Констанций непонимает сути ее вопроса, между тем она попадает в самую точку: Констанцийне участвовал в легендарной битве при Нише196, но истово верил в победусвоего дяди-императора над готами, верил и жил этой верой, стремясь достичьтаких же военных и политических высот, и именно в этом была его истинная,практическая религия. Культ Митры же для него – лишь игрушка, которой онзабавляется в ожидании вестей из Рима, специя, придающая некий пряныйпривкус его кислому существованию вдали от большой политики.
Такой жеприправой религия осталась и для многих современников Во. 195Дж. Маккартни пишет о «врожденной невосприимчивости» героини к интеллектуалам,занимающимся пустыми спекуляциями, в чем находит параллель с самим Во. McCartneyJohn. Evelyn Waugh and the Modernist Tradition. New Brunswick: Transaction Publishers, 2004.P. xvi.196 Историки расходятся в точной дате – то ли в 268, то ли в 269 г. иллирийский императорКлавдий, получивший прозвище «Готикус», одержал победу над коалицией готских племенпод Нишем,104 Елена, не видящая смысла во внешней форме, не наполненнойвнутренним содержанием, пытается дойти до сути, но ее вопросы остаются безответа. Утратив мужа, в разлуке с единственным сыном, она, несмотря на всеразочарования и жизненный опыт, кажется невинным ребенком средизапутанного и испорченного мира взрослых, где все является не тем, чемкажется на первый взгляд.
Именно некая «детскость» ее сознания, пытливостьума, прямолинейность и простота восприятия действительности являютсяобъективом, через который автор показывает мир поздней Римской империи.Все это уже позволяет характеризовать «Елену» как условно-историческийроман, играющий с правилами исторического, семейно-психологическогоромана, говорящий столько же о Риме, сколько о современности. Поэтому намкажется спорным мнение Евлалии Гийоме197, настаивающей на том, что в«Елене» преобладает легенда; нам ближе точка зрения Ф. Стоппа, высказаннаяв ранней рецензии на роман в «Манс» еще в 1953 г.: «Для мистера Во, любаякнига о Св.
Елене … должна изображать интимное слияние исторического иличного в уникальном одномоментном деянии, и столь же интимное созвучиесверхъестественного и реального, которые превращают это деяние в чудосвятости»198.Прежде чем привести свою героиню к этому чуду, автор проводит еечерез знакомство со всеми основными разновидностями язычества для того,чтобы череда этих темных культов ярче оттенила истину христианства. Как жеоно представлено в романе?Во готовит читателя к принятию правоты христианства повествовательнои идейно: поначалу подозрительное и далекое, ассоциирующееся с мятежами изаговорами, с кровавыми событиями в далеком Риме, оно постепенновырисовывается все более четко, словно выплывающий из тумана корабль.Первые положительные сведения о христианстве Елена получает отученого Лактанция, учителя ее внука Криспа.
В отличие от вымышленного 197198Guillamet Eulalia Carceller. Op.cit. Pp. 211-212.Цит. по: Evelyn Waugh. The Critical Heritage. P. 326.105 Марсия, Лактанций – исторически существовавший ритор, «христианскийЦицерон», спасающийся в доме Елены от гонений на христиан.
В изображенииВо это дарование меньшего масштаба, чем тот, который находят в немфилологи и историки199, но это очень важный в системе образов персонаж.Восхищение искусством слова Лактанция напоминает отношение самогоИвлина Во к языку и письму как к ремеслу: «He delighted in writing, in thejoinery and embellishment of his sentences, in the consciousness of high rare virtuewhen every word had been used in its purest and most precise sense, in the kittengames of syntax and rhetoric» (79). Словно из уст самого Во звучат иразмышления христианского мыслителя о предназначении писателя. Когда егоукоряют в непоследовательности – считая гонения благом для христиан, сам ондержится от опасности подальше, – Лактанций отвечает: «It needs a specialquality to be a martyr – just as it needs a special quality to be a writer.
Mine is thehumbler role, but one must not think it quite valueless. One might combine twoproverbs and say: ‘Art is long and will prevail’» (80). Бог избирает людей дляопределенного занятия, и именно в избранной самим Богом роли они и могутпослужить Ему. Не людям выбирать, кем им быть и чем служить,мученичеством ли, писательством ли, или чем-то другим.В образе Лактанция затрагивается та же, что в центральном образе, темапредназначения. Ушедший от своего века, от общественной активностиЛактанций посвящает себя писательскому труду, и написанное им будетформировать мышление и мнение тех, кто будет жить спустя много лет. Вобразе Лактанция Во в определенном смысле оправдывает свое собственноепредназначение и его значение для церкви.
Для Во важно было восприниматьсвое творчество не просто как дело жизни или профессию, не каксамореализацию или средство заработка, но как служение, доверенное емуБогом, иначе в его труде не было бы высшего смысла, лишь временное ипреходящее утешение. 199 Froom Leroy. The Prophetic Faith of Our Fathers. Vol.1.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
