Диссертация (1101496), страница 9
Текст из файла (страница 9)
ṣodhuka‘голодный’, ṣ dhyat ‘голодает’), принадлежащее В. Махеку [там же], неможет быть признано удовлетворительным ввиду того, что иранскоесоответствие,мл.-авест. š δa-‘голод’,указываетна реконструкциюпалатального гуттурального [EWAia I 1992: 434-435]. Кроме того,древнеиндийский корень скорее связан с хетт. āšt- /тох. Bšt- ‘голод’, тох.
A aṣt,t ‘голод’, вед. já r - ‘голодный (о волке или орле)’ и можетреконструироваться в виде *ĝ -udh- [Seebold 1982-1983: 36].Если приведенная этимология верна, праславянская форма должнапродолжать прототип * o d-. Подобное чередование не мотивировано, нотеоретически возможно. Оно могло бы также доказываться вероятнымикогнатами в литовском –20a d‘болезненный, больной’, skurd s ‘скудный,См. 1.3.3.46бедный, убогий’ [ЭССЯ-8 1981: 112-113]. Тем не менее, несмотря наформальное совпадение др.-инд.
ṣud-r-a- ~ слав. *хud-r-21 ~ лит. sku-r-d s,балтийские лексемы предпочтительнее отделять от рассматриваемыхиндоиранских и славянских когнатов. Дело в том, что прилагательноеa dобразовано от глагола skaud ti ‘болеть’, который сравнивается Э.Френкелем с литовским же sk sti (skund , skundaũ) ‘уставать, заболевать’ и[Fraenkel II 1965: 798], а акцентуация литовских форм предполагаетреконструкцию *dh-, что исключает как связь с греч.
σκυδμαίνω, σκύζομαι‘сердиться’ и σκυθρός ‘сердитый, мрачный, угрюмый’ [Beekes 2010: 1360],так и родство с др.-инд. ṣódat ‘толочь, дробить’ и праслав. *xudъ. Лит.skurd s ‘скудный, бедный, убогий’ также является производным от глаголаrsti ‘нуждаться’, который связывается с лит.rsti < и.-е. *skerdh- сполной ступенью чередования [Fraenkel II 1965: 803, 823; Smoczyńsky 2007:569].Итак, все предполагаемые балтийские когнаты скорее являютсявторичными производными от глагольных корней и не имеют по-настоящемудревних внешних связей.Необходимо коснуться и проблемы акцентуации славянских форм.Рассматриваемаянамипраформаоднозначнореконструируетсясциркумфлексом и акцентной парадигмой c. В этом отношении онанапоминает праформу слов, содержавших и.-е. *dh: ср.
*rûdъ (а. п. c)21В польск. ch d rlawy ‘худощавый’, чешск. сh drlavý ‘то же’, укр. худерлявий,худорлявий ‘худощавый’, худорба ‘худоба’. Особая близость подобных форм c др.-инд.kṣud-r-a- впервые отмечена еще А. А. Потебней [Потебня 1891: 121]; также исследовательполагает, что прилагательное * xъ ‘сухой’ имело o-основу и r-основу в праславянском наосновании польск.ch rlawy ‘сухощавый’, укр. сухорлявий ‘то же’ [там же]. Нампредставляется, что речь идет в лучшем случае об аналогическом влиянии польск.ch d rlawy и родственных форм.
Более того, возможно, что *-r- не было в праформе, априведенные образования являются собственно польскими, чешскими и украинскими (вукраинском они могут быть заимствованы из западнославянских языков).47‘красный, рыжий’ < *(h1)roudh-. В то же время по закону Винтера в подобныхслучаях закономерен акут. Данная метатония, однако, может объяснятьсядействием правила Мейе [Derksen 2008: 206], соответственно, акцентныехарактеристики данного слова не имеют решающего значения дляреконструкции праформы.Более проблемной представляется семантическая реконструкция.В славянских языках засвидетельствовано четыре основных значениядля слов, продолжающих праслав.
*xudъ:1) плохой22, злой, дурной (древнерусский, полабский, современныеюжнославянские и восточнославянские языки);2) худой, тощий, слабый (о теле) (западнославянские языки);3) маленький (старославянский язык);4) бедный, нищий, представитель социальных низов (старославянский,древнерусский, полабский, западнославянские языки)23.Тот факт, что в старославянских памятниках в основном представленыпоследние два значения [ССЯ IV 2006: 803-804], может служить весомымаргументом в пользу родства славянских и индоиранских форм.
Тем неменее, дистрибуция значений в современных славянских языках явноуказывает на первоначальную семантику ‘слабый, худой; плохой, злой’.Такжеподобная реконструкциязначениядляпраславянскогословаподтверждается тем фактом, что уже в старославянском сравнительнаястепень хоуждии употребляется только в значении ‘худший’. Известно такоеупотребление и в других славянских языках, в том числе в русском.Сравнительная степень с подобной семантикой свидетельствует в пользуисконности значений ‘слабый, худой; плохой, злой’.
Употребление же словахоудъ в старославянских памятниках в значениях ‘маленький’ и ‘бедный’22От этого значения развиваются побочные: др.-рус. худыи ‘некрасивый’, совр.рус. худой ‘дырявый’.23При распределении значений мы опирались на данные 8 выпуска ЭССЯ.48может объясняться особенностями перевода с греческого. Особенно вероятноподобное соображение в свете того, что славянское слово обычноиспользуется для перевода таких греческих лексем, как сравнительнаястепень ἐλάσσων ‘меньший’, которая, вообще говоря, может иметь изначение ‘худший’ [LSJ 1996: 528]. В этой связи необходимо отметить, чтодревнерусский язык, напротив, знает в основном 1 и 4-е значения, а 3-е,свойственноестарославянскомуузусу,встречаетсяисключительновкнижных памятниках, язык которых подвержен старославянскому влиянию[Срезневский III 1912: 1417-1419].Теперь при помощи иранских данных следует уточнить семантикудревнеиндийских слов, с которыми обычно связывают праслав.
*x dъ. Стоитотметить, что иранские слова, принадлежащие к семейству глагола ṣódat‘толочь, дробить’, имеют специфическую семантику, которая связана сводой/ жидкостью. Она отражена в иранских производных данного глагола,авест. xšudra-, xšuδra- ‘жидкий; жидкость; семенная жидкость, мужское семя’и xšusta- ‘жидкий, размокший; плавленый (о металле)’ [Bartholomae 1904:555; EWAia I 1992: 439]. Эти данные позволяют говорить о семантическомразвитии ‘дробить’ > ‘делать жидким’ и ‘дробить’ > ‘порция, капля’ >‘маленький, крохотный’. В славянских же языках подобная мотивация непрослеживается.Приэтомкакразвславянскомирядедругихиндоевропейских языков можно найти примечательную семантическуюпараллель: рус.
жидкий также означает ‘тонкий’ в словосочетаниях вроде«жидкая борода»; греч. μανός ‘тонкий’ имеет армянскую параллельanr‘маленький’; наконец, распространенное в индоевропейских языках слово созначением ‘тонкий, редкий’ (лат. rār , лит. rẽta ‘редкий’, рус. редкий, др.инд. v -rala- ‘разрозненный, скудный, редкий’24) [Buck 1949: 890-891]. Чтокасается перехода ‘дробить’ > ‘маленький’ (и наоборот), то он обычен и24Для древнеиндийского слова данная этимология ненадежна, см. [KEWA I 1956:219], где слово признается «необъясненным».49встречается, например, в русском языке: дробить > дробь (или наоборот?),кроха > крошить.Единственная точка соприкосновения в семантике праслав.
*xudъ и др.инд.ṣ drá- – это круг значений, связанный с низким социальным иэкономическим статусом, но это как раз может быть независимым развитиемв славянских и древнеиндийском, поскольку семантические переходы‘маленький’ > ‘бедный’ и ‘плохой, злой’ > ‘бедный’ одинаково тривиальны.Соответственно, праслав. *x dъ стоит переводить как ‘слабый, худой;плохой,злой’.Значение‘маленький’дляст.-слав.хоудъноситисключительно книжный характер, не встречается в других славянскихязыках(кромедревнерусского,гдеонопоявляетсяврезультатестарославянского влияния) и не должно восстанавливаться на праязыковойуровень.
Скорее всего, это же касается и значения ‘бедный, нищий’, котороемогло развиться независимо в различных славянских идиомах. Более того,славянское прилагательное *x dъ необходимо отделять от индоиранскихформ ввиду семантики, ведь они имеют различные первоначальные значения.Таким образом, с семантической точки зрения этимология ПотебниПедерсена представляется неправдоподобной.С семантической точки зрения выглядит более удачной этимологияпраслав. *xudъ, предложенная В. В. Ивановым. Он верно заметил, что«семантическая сторона этой традиционной этимологии сомнительна, как ифонетические соотношения, ей предполагаемые» [Иванов 2008: 545], что изаставило его искать альтернативные возможности для этимологизациипраславянского прилагательного. Исследователь предположил, что x dъможет быть заимствованием из скифского *f d (осет.
fyd / fud ‘плохой, злой,дурной’). Примечательно, что данное осетинское прилагательное имеет такоеже основное значение, как праслав. *xudъ, кроме того, «семантическиеобертоны русск. худой ‘тощий’ сопоставимы с аналогичным значением осет.fyd-xayz ‘дурно выглядящий, истощенный’» и «русская пословица нет худа50без добра близка к осет. fyd, xorz aem ma sdzur ‘ни плохого, ни хорошего емуне говорите’» [там же]. Также сравнительная степень fyddær ‘хуже’ чащеобразуется от этого слова, нежели от иронского ævzær и дигорского læǧ z‘плохой’ [Абаев 1958: 489].Темнеменее,семантическаяблизостьипохожиесловообразовательные модели не отменяют двух проблем фонетическогопорядка.Во-первых, неочевидна фонетическая субституция скиф.
*f > праслав.*x, предполагаемая В. В. Ивановым, поскольку в германских заимствованияхнаблюдается субституция *f > * . Существует два примера, при этом один изних абсолютно надежен: праслав. * o tъ ‘пост (воздержание)’ < прагерм.*fast- ‘то же’ [Pronk-Tiethoff 2013: 142-143] и праслав. *pergynja‘неприступное убежище’ (?) < прагерм. *f rnjō ‘горный хребет’ [там же:158-159]. Что касается второго слова, существуют версии о его исконности вславянских языках [Иванов-Топоров 1974: 6-9], однако предположение озаимствовании из германских с присоединением праславянского суффикса *ynji также выглядит возможным.
В принципе, можно было бы полагать, чтоданные заимствования из германского относятся к другому временномусрезу, а предполагаемая В. В. Ивановым субституция *f > *x происходила впраславянском раньше или позже. С другой стороны, положительныепримеры, которые доказывали бы такую точку зрения, отсутствуют.Праслав.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
