Диссертация (1101446), страница 17
Текст из файла (страница 17)
Я любовался ее восточным профилем — и робко пожимал еедрожащие, холодные пальцы» (IV, 111). Красота здесь имеет отчётливо этнический характер, что, однако, никак не принижает ее, она не перестает быть красотой в абсолютном смысле.Ситуативных портретов здесь больше, чем обычно, и они добавляют всеновые и новые подробности. Это, очевидно, вытекает из идеи неисчерпаемойбесконечной красоты девушки, под власть которой попал рассказчик: «Онаостановила на мне свои черные, пронзительные глаза и тотчас же с улыбкой отвернулась и покраснела» (IV, 112).
Затем вводится ещё один портрет с новымидеталями: «По ночам спал я довольно плохо: мне всё мерещились черныевлажные глаза, длинные ресницы; мои губы не могли забыть прикосновеньящеки, гладкой и свежей, как кожица сливы» (IV, 112). Следующий портрет ужедневной: «Я жадно глядел на нее. Днем она показалась мне еще прекраснее. Япомню, меня в особенности поразили янтарный, матовый цвет ее лица и сине-90ватый отлив ее черных волос...
Я нагнулся с лошади и крепко стиснул ее маленькую руку» (IV, 115).Гиршель тоже имеет целый ряд ситуативных портретов, примеров которых мы приводить не будем: все эти портреты, с одной стороны, добавляют новые детали, с другой — постоянно нагнетают ощущение его уродства. Мы видим образ отвратительного, уродливого телом и душой человека: отца, торгующей своей дочерью и за деньги продающего Россию.
Благодаря использованному контрасту между «этнической» красотой Сары и «этническим» же уродством Гершеля, на наш взгляд, Тургенев выводит рассказ за пределы противопоставления русского «прямодушия и благородства» и еврейской «хитрости,подлости и корысти», недостойных, конечно, большого писателя, на символический уровень. В этом плане идеей рассказа оказывается предательство красоты, уродство, торгующее красотой, способно осквернить все святое и ценное.Так портрет обретает именно в прозе Тургенева новое — символическое измерение.«Петушков»Этот рассказ, как мы говорили, присоединившись к немалому количеству исследователей, один из самых «гоголевских» и «достоевских» текстовТургенева.
В нем он стремится усвоить эту все-таки оставшуюся ему чуждуюманеру, включающую в себя и узнаваемые приемы портретных характеристик.Мы не будем останавливаться подробно на тексте, в общем, хорошо разбиравшемся именно в этом аспекте27. Обратим только внимание на то, что, вопрекираспространенным представлениям, Тургенев не просто полностью подражаетГоголю и Достоевскому в этом произведении, но все-таки накладывает их приемы и манеру на свои собственные достижения в области изображения портрета.27Швецова Т.В.
Гоголевские традиции в творчестве И.С. Тургенева // И.С. Тургенев: вчера, сегодня, завтра.Классическое наследие в изменяющейся России / Науч. ред. М.В. Антонова. Орел: Изд-во Орловского гос. унта, 2008. Вып.1. С. 10–17.;также Вороничева О.В. «Ритмические диссонансы» образа приживальщика у Достоевского и Тургенева.- Филологические науки. 2009. № 1. С. 15–22.91Так, с одной стороны, первый обобщающий портрет главного героя выглядит практически как копия с портрета гоголевского Акакия Акакиевича:«Роста был он среднего, несколько сутуловат; лицо имел худое и покрытое веснушками, впрочем, довольно приятное, волосы темно-русые, глаза серые,взгляд робкий; частые морщины покрывали его низкий лоб» (IV, 124).
Легковидеть, что дается портрет именно заурядного, но «приятного» человека. Собственно, этот портрет, в том числе, говорит читателю, что и история этого человека, по имени которого назван рассказ, будет простой и житейской.С другой стороны, используется в духе его собственной манеры ситуативные портреты. Вот, например, ситуативный портрет будущего предмета егострасти, данный еще до того, как будет показан портрет обобщающий: «— Господин!.. — раздался довольно приятный женский голос, — господин!Иван Афанасьевич поднял глаза.
Из форточки булочной выглядываладевушка лет семнадцати и держала в руке булку. Лицо она имела полное, круглое, щеки румяные, глаза карие, небольшие, нос несколько вздернутый, русыеволосы и великолепные плечи. Ее черты выражали доброту, лень и беспечность» (IV, 125). В этом описании можно рассмотреть одновременно использование традиционной для самого Тургенева портретной метонимии и одновременно то, как она видоизменяется под влиянием гоголевско-достоевской манеры.
С одной стороны, говорится о руке, держащей булку, но при этом сама рукане описывается (в отличие от рук, державших книги или цветы, или вышивавших, как это было в поэмах и прозаических произведениях Тургенева). Рукаописывается как бы тем, что она держит не книгу или цветок, а булку. Булкастановится не столько предметом, который позволяет перейти к описанию руки,сколько сама характеризует руку, которая ее держит и подает.Надо признать, однако, что такого собственно тургеневского в «Петушкове» мало.
Зависимость от образцов в портретных характеристиках оченьсильна. Так, разные состояния Петушкова автор стремится передать, преждевсего, через разные костюмы, которые на него надевает слуга: «На другой день,рано поутру, Петушков велел подать себе одеться. Онисим принес ежедневныйсюртук Ивана Афанасьича, сюртук старый, травяного цвета, с огромными полинявшими эполетами.
Петушков долго, молча, поглядел на Онисима, потом92приказал ему достать новый сюртук. Онисим не без удивленья повиновался.Петушков оделся, тщательно натянул на руки замшевые перчатки» (IV, 125). Вдругой раз: «Петушков вышел из задней комнаты в пестром архалуке, с засученными рукавами и с ливером в руках» (IV, 138). Также и в эпилоге положение приживала, которое занял Петушков в доме Василисы, описывается, прежде всего, через одежду: «Лет через десять можно было встретить на улицах городка О...
человека худенького, с красненьким носиком, одетого в старый зеленый сюртучок с плисовым засаленным воротником» (IV, 165). Здесь легко видеть гоголевский по происхождению прием «овеществления» человека, изображения человека через предмет, вещь, говорящий о пошлости, мертвенностидуши, ничтожности его внутреннего мира.Тем не менее, несмотря на то, что сама гоголевская манера оказалась дляТургенева путем скорее тупиковым, не востребованным в его творчестве впоследствии, нельзя не признать, что сама попытка овладеть такой техникой, далавозможность Тургеневу освоить новое измерение портрета — социальное.
Самсюжет основан и на социальной деградации героя, и изменяющемся его портрете, ситуативные описания его внешности позволяют выделить именно эту сторону. В данном случае гоголевское «овеществление» играет важную роль —именно одежда (наряду, конечно, с резкими изменениями внешности, вродекрасного носа или сильной худобы) позволяет отразить социальное положениечеловека.Из проведенного нами анализа можно сделать следующие выводы.Прежде всего, между техникой и видами портретов в поэмах Тургеневаи его повестях нет непроходимой пропасти. Скорее наоборот, мы видим очевидную преемственность: многие приемы, разработанные в стихотворной форме, используются и в прозаических произведениях.
Также сам тип портрета неменяется, сохраняется реалистический его характер. Сама «прозаичность»внешности героев парадоксальным образом задавалась уже в прозе.С другой стороны, безусловно, портрет меняется. Прежде всего, он становится многофункциональным, начинает выполнять сложные задачи, обретаетне только психологическое, но и символическое, идеологическое, социальное и93даже этническое измерение. Те характеристики, которые подчеркивают портретные описания, становятся более сложными и разнообразными.94Глава III. ПейзажРаздел I.
Поэзия1.1. ЛирикаКак писал Ю. Айхенвальд, «патриот русской природы, Тургенев один изпервых открыл и заметил ее скромную красоту»28. Действительно, Тургеневимел уже среди своих современников репутацию непревзойденного пейзажиста,и уже в своих стихотворениях он демонстрирует умение создавать запоминающиеся, выразительные картины природы. Не случайно самым известным егостихотворением стало «Утро туманное, утро седое…» (1843), положенное намузыку и ставшее популярным романсом.
Само умение охарактеризовать богатство природных явлений в одном образе, найдя для этого емкую метафору(«утро седое») говорит о таланте Тургенева-стихотворца. Интересно, чтоИ.С. Аксаков именно это умение позднее будет ставить в заслугу Тютчеву,вспоминая не менее хрестоматийную строку из его стихотворения «Есть в осени первоначальной…» — «Лишь паутины тонкий волос висит на праздной борозде»:«Здесь нельзя уже ничего прибавить; всякая новая черта была бы излишня.