Диссертация (1101434), страница 15
Текст из файла (страница 15)
Благое намерение не спасает от начавшейся "открытой вражды" со стороны все тех же автозавистников первого стихотворения. Действия их прежние: завязать морским узлом антенну, вонзить "шило в шины, как кинжал", снять передний мост и т.д. Лейтмотив разрушения все нарастает, возникает образ непобедимого колосса,
к тому же еще и скрытого под шапкой-невидимкой, что передается нагнетением неопределенно-личных предложений (ср. со стих. "Горизонт) , Единственная возможность героя-автомобилиста в этой ситуации - разбить машину, совершить то, к чему стремился герой первой песни, но действия его направлены не на освобождение от власти вещи над собой. Это возможность соединиться с людьми, с прежней своей средой, стать вновь тем, кем был раньше:
"Назад, к моим нетленным пешеходам!
Пусти назад, о, отворись, сезам!
Назад в метро, к полезным переходам!
Разгон, руль влево и - по тормозам!"
Все переплетается в цикле: зависть, вражда и правдоискательство, добро и зло. Действия вроде бы одинаковые приводят к различным результатам, потому и меняются местами даже привычные представления "верх" - "низ" - сквозной мотив поэзии Высоцкого [218, 75-78] .
Необходимо обратить внимание на саркастическую усмешку, завершающую цикл:
"Теперь народом я не ненавидим За то, что у меня автомобиль!"
Вряд ли это указание на обретение искомого единства с "нетленными пешеходами", ибо и раньше подобного слияния не было. Неслучайно упоминается о "глухом неприятье", перешедшем в "открытую вражду", когда герой обзавелся автомобилем. Герой-автомобилист - правдоискатель, могущий даже жизнью рискнуть, чтобы обрести истину, хоть и неутешительную, но он обречен на вечное одиночество. Под маской будничности, повседневности скрыто противопоставление человека и толпы, трагедия беззащитности хоть чем-то выделяющегося человека перед безликой враждебной массой.
Впервые в циклах Высоцкого трагическое сопрягается с комическим, с фарсовыми приемами. Стихотворения противопоставляются друг другу тематически и композиционно, хотя между ними существует и тесная взаимосвязь. Композиция произведения промежуточная между циклами балладного облика и поэмообразной структурой. С одной стороны, два стихотворения цикла связаны между собой согласно логике объективного мира, как могут быть связаны человек и предмет. С другой стороны, эти связи усиливаются: два человека, две машины, два взгляда на вещь, два отношения людей друг к другу и к миру, комическое и трагическое пересекаются в цикле. Ассоциативные отношения становятся более явными. Истории автозавистника и автолюбителя оказываются накрепко переплетенными в цикле, хотя еще не выстраиваются в единую сюжетно-композиционную схему с последовательным развитием действия. Это происходит позднее, в 1975-76 годах, когда создается трагифарсовый цикл "История болезни" .
В этом цикле выявляются наиболее существенные черты поэзии Высоцкого, находят свое новое выражение циклообразующие связи, характерные для всего контекста творчества художника. Он является наиболее показательным для запечатления трагического мироощущения поэта. В "Истории болезни" виден "кристаллообразный рост мысли" (И. Бродский) по отношению к предшествующему творчеству, что совершенно закономерно. Прежде всего, это первое произведение, где не только существуют и взаимодействуют два взгляда, два отношения к миру, как это происходило ранее (см. "Две песни об одном воздушном бое" (1968) , "Песня певца у микрофона", "Песня микрофона" (1971)), но образуется единая сюжетно-композиционная схема с последовательным развитием действия, воспроизводящая поэмообразную структуру [227, 19] (намек на более монументальную
-
113-
форму содержится в самом заглавии - "история"). Поэтому судить об особенностях авторской позиции, ее соотношении с образом лирического героя можно более аргументированно.
Цикл "История болезни" создается в период расцвета таланта Высоцкого. Одновременно с ним написаны "Баллада о детстве", песни к кинофильму "Стрелы Робин Гуда", стихотворения "Гербарий", "Две судьбы" и т.д. Это время относительного благополучия и стабильности личной жизни поэта, его хорошей физической формы. Однако 1975-78 годы - это и начало нового этапа в творчестве Высоцкого, и цикл "История болезни" - его преддверие.
Идейно-эстетическая позиция Высоцкого этого периода достаточно определена, с одной стороны, и нуждается в постоянном подтверждении, с другой. Объясняется это тем, что Высоцкий - художник, вечно утверждающий наличие идеала. Официальная советская аксиологическая система ощущается безусловно недостаточной, абсолютные нравственные ориентиры во многом утеряны. Поэт пишет:
"Все пророки - и Иоанн, и Исаак, и Соломон, и Моисей, и еще кто- то - правы только в одном, что жил Господь, распнули его, воскрес, он и ныне здравствует, царство ему небесное. А все другое - насчет возлюбления ближнего, подставления щек под удары оных, а также "не забижай", "не смотри", "не слушай", "не дыши, когда не просят" и прочая чушь, - все это добавили из устного народного творчества. Да, вот еще! "Не убий". Это правильно. Не надо убить. Убивать жалко, да и не за что! ("Жизнь без сна" (Дельфины и психи) (1968)) [1, 2, 356]. Поэтому путь к идеалу в поэзии Высоцкого
сложен. Художник находит его, очевидно, способом "от противного". Подобный метод может быть весьма продуктивным. А.Ф. Лосев писал: "Чем более нагнетен этот момент (апофатический - НР) в слове, тем оно более охватывает смысловых возможностей, оставаясь по струк-
-
114 -
туре самым обыкновенным словом" [148, 695-696]. Благодаря апофа- тическому моменту в слове возможна логика мифа или символа, что чрезвычайно важно для понимания сущности и значения поэзии Высоцкого в историко-литературном и социальном плане. Поэт идет от ощущения отсутствия идеала в повседневной реальности ("блатные" песни) к осознанию, переосмыслению культурно-исторического опыта прошлого и обретению благодаря этому представлений об абсолюте ("военные", "исторические", философские баллады). В "Истории болезни" поэт находит новое направление трагического пути поисков своего лирического героя.
Необходимо отметить, что некоторые векторы исканий идеала, гармонии в хаосе бытия уже были определены в таких балладах, как "Тот, который не стрелял", "Кони привередливые", "Купола" и др.: обретение себя в мире через осознание Другого рядом с собой, возможность воссоединения с культурной традицией. Так, заглавие произведения относится к тем запрограммированным циклообразующим связям, которые прежде всего дают возможность реконструировать авторский замысел [251, 90]. Заглавие апеллирует как к внетекстовым рядам, так и к тексту произведения. Прежде всего можно попытаться выделить среди внетекстовых рядов бытовые реалии, факты биографии, соотнесенность с которыми позволяет свести к минимуму произвольность толкования смысла заглавия, воспринимающегося в историко-литературном контексте времени.
Скорее всего, поводом для создания цикла стало действительное происшествие в жизни Высоцкого - горловое кровотечение. Сие прискорбное событие в биографии поэта неисповедимыми путями соединилось с "социальным заказом". Реальное происшествие - горловое кровотечение [53, 25-28], а также опыт общения с "домами скорби" ввиду болезни поэта стали поводом для размышлений над всеоб-
-
115 -
щей историей болезни. Приблизительно в одно время с Высоцким многие другие художники пытаются определить диагноз недуга, поразившего страну. Об этом пишет А. И. Солженицын в "Раковом корпусе", И. Бродский сопоставляет Советский Союз с Римской империей периода упадка (см. "Post aetatera nostram", "Император" (1970)). В творчестве же самого Высоцкого мотив истории болезни становится одним из сквозных (см., например, стихотворение:
"А мы живем в мертвящей пустоте, -
Попробуй надави - так брызнет гноем" (1979 или 1980)).
Заглавие "История болезни" ориентирует и на огромный культурно-исторический пласт, представителем которого становятся не только отдельные тексты, но и традиция в целом. Безумие в литературе всегда было источником откровений о человеке, его идеале, его стремлении и его падении, от "Записок сумасшедшего" Н.В. Гоголя до романа Ф.М. Достоевского "Идиот", от булгаковского "Мастера и Маргариты" до "Шагов командора" В. Ерофеева, не говоря уже о западноевропейской литературе XX века с ее исследованием пограничных состояний. Таким образом, цикл Высоцкого невольно становится по отношению к этому типу культуры в позицию взаимодействия, сходства и различия.
Заглавие цикла Высоцкого является также скрепой по отношению к тексту [251, 92]. Оно определяет его трагический пафос, поскольку становится символом всего происходящего в произведении, а также одним из лейтмотивов цикла.
Воплощению авторского замысла соответствует и композиция. Образующие его три баллады могут существовать относительно самостоятельно. Поэтому отдельные песни цикла исполнялись поэтом в концертах изолированно друг от друга, хотя делал он это редко, очевидно, ощущая недостаточность содержания единичного элемента
художественной системы. Стихотворения цикла запечатлевают не отдельные фрагменты действительности, а соединяются в целостное повествование на основе принципа монтажа [211, 90]. Неслучайно, очевидно, упоминание трофейного фильма. Отдельные сцены в цикле строятся по способу кинокадра и даже мультипликационного кадра:
"В глазах - круги, в мозгу - нули, - Проклятый страх, исчезни:
Они же просто завели Историю болезни."
"И врачи, и санитары, и светила все смутились,
Заоконное светило закатилось за спиной,
И очечки на цепочке как бы влагою покрылись,
У отца желтухи щечки вдруг покрылись белизной".
Весь цикл существует в общем "интонационном поле", "вне которого изолированные от контекста стихотворения теряют часть своего эмоционального заряда" [210, 10]. Именно поэтому Высоцкий исполнял в концертах разрозненные баллады, поскольку, соединяясь, они определяли убийственно точный смысл произведения.
Композиционную форму цикла поддерживает его нумерация и графика. Первоначальный вариант (сборник "Не вышел из боя") имеет общее название, стихотворения отделяются одно от другого римскими цифрами. Вариант, приводимый в двухтомнике А. Крылова, не имеет общего названия, заглавие дано каждой песне, но состав цикла постоянен, почти не меняется, за исключением третьей баллады, графическое расположение строф.
Несмотря на то, что отдельные баллады цикла обладают собственным трехчастным строением, все же есть явная завязка всего
-
117 -
произведения в целом (I стихотворение, 1-я строфа) , его кульминация (III стихотворение, 1-3 строфы) , развязка (III, 13-15 строфы) и эпилог (Щ, 16-24). Тем не менее, ясно очерченная композиция каждой баллады неслучайна, поскольку общая композиция цикла строится, помимо принципа монтажа, на приеме ретардации: повторение композиционной структуры в каждой балладе есть воспроизведение общей композиции цикла и наоборот. Более того, повторяемость композиционного строения непосредственно связана с поведением героя, трижды предпринимающего отчаянные попытки спасения. Создаются три круга поведения, заставляющие вспомнить образы круговорота в творчестве Высоцкого (см. также стихотворение "Моя цыганская", анализировавшееся в первой главе).
Возникает ощущение "дурной повторяемости" бытия и благодаря сюжетному параллелизму баллад, образующих цикл. Каждая из баллад имеет свой сюжет, воспроизводящий сюжет произведения в целом. Однако благодаря обилию явных и скрытых цитат в цикле Высоцкого появляются разнородные культурные ассоциации, при взаимодействии которых в рамках цикла как "реминисцентного" текста возникают дополнительные метасюжеты [227, 18] .
В тексте Высоцкого можно найти заимствование гротескно-сатирического плана типа "желтая спина ответила бесстрастно" - прием, имеющий свое начало в творчестве Салтыкова-Щедрина. В качестве примера можно привести также портреты во втором стихотворении цикла, напоминающие портреты в гостиной Собакевича или портрет Маркса в стихотворении "О дряни" Маяковского. Подобные реминисценции в точном смысле этого слова ("воспроизведение фразовой или образной конструкции из другого произведения") [116, 238] очень часто теряют индивидуальный отпечаток, превращаются в единство приема и лишь оттеняют мысль, входящую в систему нового