Диссертация (1098185), страница 19
Текст из файла (страница 19)
Так, трагедияСофи, потеря оставленного в сувенирной коробочке хомяка Ульриха, показанакак окончательный разрыв доверительных отношений с отцом; рассказ Сондерсао семейной разобщенности завершается упоминанием о перевернутой коробке изпод апельсинов; невозможность достать заветную коробку с номером 9(«лучший» футбольный игрок из настольной игры) для маленького Бориса,возможно, первый шаг к пониманию невозвратимости иллюзорного мирапрошлого, когда отец казался ему воплощением «супермена», и т.д. Здесьнеобходимо уточнить, что рассказчик романа, пианист Райдер, страдающийамнезией, не в состоянии вспомнить, что Борис его сын. Закономерно, чтомальчик, бегающий вокруг стола, за которым сидят Райдер и так и не узнанная имкак жена Софи, «пинает пустую коробку». Закономерно и то, что несколькимистраницами далее Борис скажет: «Номер Девять слетел с основания.
Со многимиэто случается, но их легко приладить. Я поместил его в специальную коробку исобирался починить, как только мама добудет нужный клей. Я положил его вкоробку – специальную, чтобы не забыть, где он находится. Но коробку мы невзяли»195. Коробка осталась на старой квартире, где когда-то жила семья, теперьне имеющая дома, а лучший игрок номер 9, возможно, сам Райдер – отец,навсегда потерянный для сына. Коробки с личными принадлежностями, коробки седой, все эти вещи, символизирующие счастливое прошлое, оказываютсяутраченными. Любопытно, что в самом конце романа герой попадает в комнату,где обнаруживает большой лист, озаглавленный «Потеряно».Как правило, мотив коробки прочно ассоциируется с темой дома.Находящаяся в пансионе сирота Дженнифер из романа «Когда мы былисиротами» ждет, когда прибудет сундук с безделками, которые связывали ее современем, когда она жила в кругу семьи.
Но грузовая компания присылает письмос извинениями по поводу утери: девочка так и не получает сундука, вещи из195Исигуро К. Безутешные. СПб.: Симпозиум, 2001. С. 58.81которого смогли бы превратить обезличенное пространство пансиона в домашнее.Неудивительно, что мотив коробки с личными вещами возникнет и в романеИсигуро «Не отпускай меня».В ряде случаев коробка выступает и как субститут дома.
Символичнойдеталью становится счастливый выигрыш героини «Там, где в дымке холмы»маленькой Марико в лотерею. Девочка пытает счастье трижды в надеждеполучить корзину для котят, чтобы она стала их домом, но в итоге не менееобрадована коробке для выращивания овощей, в которой можно было быперевезти котят (именно в ней они будут утоплены). Новый английский домрассказчицы Эцуко, в котором для ее дочери-самоубийцы Кайко нашлась почтивсегда закрытая комната, возможно, образный аналог коробки-гроба для котят.Важно и то, что это не настоящий, а временный, «дорожный» дом.
Английскийдом так и не стал своим для Кайко.Выигранная Марико коробка для овощей становится знаком так и неосуществленной заботы, так и не обретенного дома, утрата которого обернуласьсмертью196. Боль от невозвратности былого, страдание, выразившееся в создании«ненадежными рассказчиками» романов Исигуро героев-двойников, в ихспасительной «амнезии», оказывается бременем, ношей, отягощающей жизнькаждого из персонажей произведения. Так, совершенно «закономерно» коробкапреобразуется в ношу, чемодан, груз и т.п.В романе «Безутешные» не только поразительное количество упоминаний очемоданахипереносимыхтяжестях,внемподробнообрисованапрофессиональная группа носильщиков со своей миссией, согласно которойспособность нести бремя (боли) становится формой «профессионального»стоицизма.
В подробно описанном квазиреалистическом танце носильщиков, вовремя которого они сначала манипулируют пустыми коробками, затемчемоданами и, наконец, неподъемными грузами, – символическая трансформацияпамяти в «груз» прошлого.196См. об этом: Shaffer B. Understanding Kazuo Ishiguro. Columbia: University of South Carolina Press, 1998. 141 p.82Обратим внимание на то, что данная ноша связывается с обезличенной,максимально удаленной от эпицентра боли профессиональной миссией. Нестибремя за всех – вот удел героев-профессионалов, стремящихся заглушить своюличную боль.
Носильщик Густав глубоко страдает от вины перед дочерью, скоторой не разговаривает уже много лет. Движимый бременем личной боли отпотери родителей, рассказчик романа «Когда мы были сиротами» КристоферБэнкс становится сыщиком, причем видящим свою миссию в восстановленииединства и гармонии мира. К примеру, его профессионализм оказываетсявостребованным не только в глобальной борьбе с полумифическим ЖелтымЗмием, но и тогда, когда потребовалось разыскать потерянный сундук приемнойдочериДженнифер.Отметим,чтоподобноносильщикуГуставуиз«Безутешных», Бэнкс избирает профессию, связанную с облегчением бременидругих, но до конца спасти мир от страдания ему не удается.
Бэнкс достает изчемоданчика «картонную коробку размером приблизительно с обувную», говоряпри этом: «Жаль только, что не удалось найти больше»197.Однимизвариантовтрансформированнойкоробкистановитсяиупоминание о футляре с лупой, подаренном Бэнксу. Страстное желание героянайти родителей, которые были похищены, лежит на поверхности. Важнейдругое: лупа указывает на неизбежное искажение прошлого и, возможно, насимволическую трансформацию личного мира в профессиональный. Так в рядероманов возникнет, к примеру, ящик или чемоданчик с инструментами.Сознание собственной миссии, возможно, предопределяет и частотноеизображение дворецкого Стивенса из романа «Остаток дня» с подносом в руках.Вполне оправданная с точки зрения сюжета ситуация, впрочем, может бытьрассмотрена и как метафорическая.
Стивенс мыслит свое служение лордуДарлингтону, в доме которого, как ему представляется, вершатся судьбы мира,своего рода причастностью к высокой исторической миссии. Его поднос – тапосильная ноша, которую он несет с достоинством перед миром, стоящим награни197катастрофы.ИсповедьСтивенсапостроенаИсигуро К. Когда мы были сиротами. М.: Издательство АСТ, 2002. С. 152.какоправданиеэтой83профессиональной миссии, ради которой он жертвует всеми душевнымипривязанностями.Примечательнасцена,когдагеройоставляетсвоегоумирающего отца, чтобы спуститься к гостям хозяина с бутылкой портвейна наподносе. Позже он с гордостью вспомнит, что день был связан с «грузомнепредвиденных обстоятельств».В связи с этим другой модификацией темы ноши представляютсяинтересными частые упоминания об униформе, своего рода обезличивающей«защиты» от себя самого и памяти, сведение своего личного страдающего «Я» кпрофессиональному статусу.
Любопытно, что в романе о клонах униформойстановится само тело героев, «отстегивать» (в оригинале – to unzip) от негоорганы представляется им профессиональной миссией.Подобным же образом функционирует и мотив чемодана – ноши,непосильной для одного. Великого пианиста Райдера из романа «Безутешные»более всего волнует, чтобы воображаемый им приезд родителей не обернулсякатастрофой. Он представляет себе родителей в растерянности стоящими стяжелым багажом. Наивысшее успокоение, сопоставимое с катарсическим,Райдер испытывает только тогда, когда слышит выдуманный рассказ МиссШтратман о том, что его родители были избавлены от необходимости неститяжелый багаж.Мотив надежды на разделенную ношу-память о боли прошлого и в эпизоде,когда одной из героинь романа снится сон, как она с мужем распаковываетчемодан: «Да, мы делали это в четыре руки.
Сначала он вынет из чемодана какуюнибудь вещь, потом я. <…> Я испытывала необычайное счастье. Я говорила себе,что скоро это повторится наяву <…>. Но год за годом (я) неизменно терпеланеудачу. Когда наступает время спускаться к завтраку, все привидевшееся во снеуплывает куда-то в прошлое» 198 . Надежда на разделенное с близким бремяпрошлого оказывается иллюзорной. Однако в этом эпизоде важно и другое:героиня мечтает о разделенном опыте воспоминания как о ситуации, приносящей198Исигуро К. Безутешные. СПб.: Симпозиум, 2001.
С. 525.84удовольствие. Неслучайно здесь возникновение темы музыкального исполнения(«в четыре руки»).Так, ситуации максимального эмоционального напряжения, связанные,прежде всего, с болью воспоминаний, которые не желает обнажать рассказчик,болью, прорывающейся не вербальными знаками, а будто бы спонтанновозникающими в памяти образами, во многих романах Исигуро маркированыпоявлением музыкальных мотивов. Рассказчица Эцуко из романа «Там, где вдымке холмы»,недавно пережившая самоубийство дочери, неожиданновспоминает, как почти сорок лет назад в Нагасаки отец ее мужа вздумалпрактиковаться в игре на скрипке. Позже станет ясно: Огата-сан испытываетсложности во взаимоотношениях с сыном. Именно он, образ из прошлого,напоминает Эцуко о том, как сама она предавалась безумной игре на скрипкедолгими ночами. Так отзовется в памяти Эцуко страшная личная катастрофа –потеря семьи во время бомбардировки Нагасаки, о которой упоминается лишьвскользь.В день исчезновения матери рассказчика из романа «Когда мы былисиротами» мальчика выманивают из дома обещанием купить аккордеон;определяющий судьбу разговор с возлюбленной проходит в маленькоммагазинчике, в витрине которого выставлен фонограф.Но эти эпизоды прошлого, всплывающие в сознании рассказчиков, мнимометонимичны.Исполнениемузыки(выражениеподавляемогострадания)становится средством ухода от подлинного источника боли, облегчением.Обиженный внук рассказчика из романа «Художник зыбкого мира» садится узакрытого пианино и начинает водить руками, будто играя.
В романе«Безутешные» все инструменты прекрасно настроены, под их звуки безутешныежители города да сами исполнители находят временное успокоение – катарсис,приносящий облегчение. Воспоминание же о подлинной безмятежностивозникает в романе при мысли о сломанном пианино, а все прочие предметы,связываемые с музыкой (от радио до дирижерской палочки), так или иначе,фигурируют в пронзительном эмоциональном контексте. Идея исполнения85музыки как облегчения боли доводится до гротеска, когда в сюрреалистическомэпизоде «Безутешных» пианино помещается в кабинку уборной.«Исповедальность с лазейкой» находит свое выражение и в характерномприеме двойничества персонажей, которым «перепоручена» часть болезненногоопыта героя.