Диссертация (1098035), страница 31

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 31)

⁵²⁶ Полонский В. Концы и начала: заметки о реконструктивном периоде советской литературы// Новый мир, 1931, №1. С.129.

поэтическом сознании в одно целое – задача особого и необходимого исследования. Необходимого потому, что Сельвинский не простой подражатель, работающий поочередно то под одного, то под другого поэта. Он нашел некоторое среднее, какую-то равнодействующую – явление чрезвычайно любопытное, указывающее на то, что Маяковский и Пастернак совершили такую работу над структурой поэтического образа и выражения, которую уже можно вынести за скобки и определить, как общее достояние эпохи. Основным в этой работе является вовлечение в область поэзии всего жизненного материала, намеренно прозаические сдвиги, смелость и новизна поэтического синтаксиса и рифмы» ⁵²⁷. В самом общем виде Локс определяет здесь те преобразования в поэзии, которые были намечены и проведены в ней всем футуристическим сообществом. Такая объединительная тенденция шла вразрез с ведущими направлениями современной критики и, главное, с внутренним осмыслением собственной позиции Пастернаком.

Обсуждая творческие установки И.Сельвинского, на ту же тему высказался человек, во многом определявший лицо критики середины 1920-х годов, соратник В.П.Полонского, перевалец А.Лежнев. С 1927 по 1930 гг. он опубликовал несколько статей, в которых так или иначе разговор заходил о Пастернаке. Прежде всего Лежнева, как и Полонского, волновал вопрос принадлежности Пастернака к футуризму. Уже в своей аналитической статье 1926 года Лежнев то и дело подчеркивал отдельность, особенность творческих находок Пастернака, теперь, во время журнальных боев с ЛЕФом, этот вопрос приобрел новую остроту:

«Пастернак – футурист. Но для того, чтобы судить о нем, нет прямой необходимости рассматривать его непременно в связи с футуризмом. Связь его со школой рыхла, и, может быть, именно ее рыхлость и позволила Пастернаку сделаться в такой мере центром притяжения современной

⁵²⁷ Локс К. Эпопея Сельвинского (Илья Сельвинский. Уляляевщина. Изд. Круг. 1927. Стр. 147)// Красная новь, 1927, №3. С.234-236.

лирики. Новатор, он лишен острых углов школы, он выступает перед поэтами не как теоретик или вождь, но как поэт. В его новаторстве нет полемического жала и мессианических претензий, свойственных почти каждой школе, – и в этом, отчасти, причина его притягательности для представителей самых различных направлений. Пастернак на отлете от футуризма» ⁵²⁸. Анализировать творчество Пастернака без его связи с футуризмом, по мнению, Лежнева возможно, чего нельзя утверждать по отношению к Маяковскому. Разговор о футуризме естественно приводит критика к сопоставлению Пастернака с главной фигурой футуризма. С точки зрения Лежнева, два эти поэта попеременно определяют современный литературный процесс: «Маяковский, конечно, не только поэт, он вождь, глашатай, даже теоретик школы. Этим он коренным образом отличается от Пастернака. Перед нами не только две разных индивидуальности, но два принципиально различных типа поэтов. Эпоха, в зависимости от своих требований, ставит то одного, то другого в главный фокус литературы. Когда время ломки искусства, требующее острого, отрицающего, декларативного и теоретизирующего новаторства, выдвигает вперед футуризм и его знаменосца Маяковского, Пастернак остается в тени, ценимый немногими. Острый период ломки проходит, но вкус к новаторству еще сохраняется. Оно только меняет свой характер: становясь из отрицающего и декларативного – органическим и практическим. Футуризм уходит постепенно в тень. В полосу света вступает Пастернак» ⁵²⁹.

Более узко – о Пастернаке и ЛЕФе как современном лице футуризма Лежнев высказался в известной статье «Дело о трупе». Поскольку ЛЕФ состоит фактически из двух поэтов – утерявшего былую творческую энергию Маяковского и его подражателя Асеева, то неудивительно, что

⁵²⁸ Лежнев А. Илья Сельвинский и конструктивизм// Печать и революция, 1927. №1. С.81-82.

⁵²⁹ Там же. С. 82.

ЛЕФу приходится прибегать к блеску заемных светил⁵³⁰. «Так с огромной только натяжкой можно назвать лефовцем Пастернака. Связь последнего с футуризмом была рыхлой и непрочной. В поэзии Пастернака звучали несвойственные футуризму мотивы, в его творчестве, обремененном грузом культуры, сохранились все нити преемственности и традиций. В дальнейшем развитии пути Лефа и Пастернака все больше расходились. И сейчас их отношения сводятся к тому, что этот большой поэт позволяет терпеливо использовать свое имя ставшей ему чуждой школе» ⁵³¹. Ситуация позволяла Лежневу говорить так о Пастернаке в 5-м номере «Красной нови», поскольку свое устное заявление о выходе из ЛЕФа поэт сделал на майском заседании 1927 г. Именно использование имени станет вскоре причиной резкой отповеди, прозвучавшей в письме Пастернака редакции

«Нового Лефа»: «Несмотря на мое устное заявление о выходе из Лефа, сделанное на одном из майских собраний, продолжается печатание моего имени в списке сотрудников» ⁵³². Лежнев здесь несколько кривит душой – на сотрудничество Пастернака с Лефом указывало прежде всего даже не использование имени, а публикация в первом номере журнала за 1927 год отрывка «14 ноября» из «Лейтенанта Шмидта» ⁵³³. Правда, это была последняя пастернаковская публикация в Лефе. Этим фактом и пользуется Лежнев: «Единственное, что в “Лефе” действительно заслуживает внимания, это – прекрасный отрывок из поэмы Пастернака “Лейтенант Шмидт”. Но мы уже выше указали, что лефовцем Пастернака считать нельзя, – так что и эта единственная вещь не может быть поставлена в актив группы» ⁵³⁴.

⁵³⁰ В 1928 г. о футуризме, Маяковском и Асееве Лежнев выскажется еще более определенно:

«Виртуозные стихи Асеева (искусственно газированные воды) не могут возместить того ущерба, который создался для этой группы приостановкой поэтического развития Маяковского (неизбежное следствие исчерпанности футуризма)». (Лежнев А. Русская художественная литература революционного десятилетия// Сибирские огни. Новосибирск, январь-февраль, 1928. С.214).

⁵³¹ Лежнев А. «Дело о трупе»// Красная Новь, 1927. №5. С.221.

⁵³² Редакционному коллективу «Лефа» от 26 июля 1927// Пастернак Б.Л. ПСС. Т.5. С.217.

⁵³³ Пастернак Б. 14 ноября: (Из поэмы "Лейтенант Шмидт") // Новый Леф, 1927, №1. С.24-25.

⁵³⁴ Лежнев А. «Дело о трупе»// Красная Новь, 1927. №5. С. 230.

В июле, когда окончательный разрыв между Пастернаком и Лефом произошел, в «Печати и революции» Лежнев опубликовал обзорную сорокастраничную статью «Художественная литература». В ней иерархия современной поэзии выглядит уже иначе, чем в начале 1927 г. – Пастернак оказывается в ее безусловном центре: «Только один поэт, связанный с футуризмом, не только не склонился к закату, но сумел вырасти, увеличить свою притягательную силу, стать – в известном смысле – центром современной поэзии. Это – Пастернак. Он не поэт для широких читательских кругов. Его затрудненную и сложную поэзию будут всегда любить сравнительно немногие. Но в поэзии его влияние огромно и превосходит влияние и Маяковского и Есенина» ⁵³⁵. Как видим, в характеристике Пастернака Лежнев не отходит от своих прежних позиций: усложненная поэзия, поэт не для читателя, а для внутреннего пользования, огромное влияние на Антокольского, Петровского, Сельвинского, Тихонова, целый ряд пролетарских поэтов. Критик также не отказывается от своего найденного еще в 1926 г. сравнения Пастернака с Тютчевым как лирика замкнутого, одинокого, субъективного, но при этом мощного новатора. «Строение по ассоциациям, затрудненный их ход (обусловленный их «странностью» и пропуском ассоциативных звеньев), помещение рядом понятий, находящихся в разных смысловых плоскостях, особенности ритма и рифмовки» ⁵³⁶, – все это уже было подробно описано Лежневым в статье о Пастернаке. Камерность Пастернака критик все еще считает самым большим недостатком его поэзии. Даже появление революционных поэм ситуации не изменяет: «”Общественность” ворвалась широким потоком в творчество Пастернака. <…> Многое у него чрезвычайно удачно, но лирик, субъективный и композиционно- растрепанный, чересчур чувствуется в его эпических полотнах» ⁵³⁷. В 1930 г. в своем знаменитом «Разговоре в сердцах», обнажающем кризис

⁵³⁵ Лежнев А. Художественная литература// Печать и революция, 1927, №7. С.116.

⁵³⁶ Там же.

⁵³⁷ Там же. С. 117.

современной поэзии, Лежнев вернется к теме пастернаковского эпоса и скажет о нем более оптимистично: «Его “1905 год”, протянутый в современность, как рука для пожатья, не останется ли одинокой страницей без продолжения?⁵³⁸ Куда пойдет развитие его творчества: по выбитым ли следам “Сестры моей жизни” или по нерасчищенному еще, смелому и трудному пути “Лейтенанта Шмидта”? Не знаю и не берусь угадать. Но и теперь этот порывистый схоласт и анатом ощущений, самый своевольный и методический из лириков, строящий свои стихи по тайному коду ему одному известного контрапункта, этот человек, воскрешающий в наши дни анархический образ традиционного поэта, сов семи его противоречиями и эмоциональной интуитивностью, куда привлекательнее наших версификаторов, с их обдуманной и расчисленной стихотворной продукцией. От тех заведомо нечего ждать. Творчество же Пастернака, переключившись, способно стать большой движущей силой» ⁵³⁹. Если стремления группы Полонского в течение 1927 г. были направлены на то, чтобы отколоть Пастернака от Лефа и футуризма и указание на Пастернака как на первого поэта современности могло быть только полемическим ходом, то к 1930 г., когда был написан «Разговор в сердцах», эта проблематика окончательно потеряла актуальность. Тем не менее Лежнев по-прежнему ставит Пастернака в центр литературного процесса и с ним одним связывает надежды на будущее советской поэзии.

1. Вне полемики. И.Н. Розанов⁵⁴⁰

⁵³⁸ Ср. с употребленным А.Селивановским в феврале 1930 г. (I областная конференция МАПП) выражением: «Сейчас он протягивает своей поэмой “Лейтенант Шмидт” и “1905 год” руку к современности, но настоящего рукопожатия Пастернака мы еще не ощущаем» (Селивановский А. Пролетарская поэзия на переломе// На литературном посту. 1930, №5\6. С.7).

⁵³⁹ Лежнев А. Разговор в сердцах. М., 1930. С.52-53.

⁵⁴⁰ И.Н.Розанов (1874-1959) – историк литературы, библиограф, книговед. Учился на историко- филологическом факультете Московского университета, там же познакомился с Брюсовым. Был оставлен при кафедре русской литературы. Преподавал, работал в Историческом музее, автор книги

«Литературные репутации» (1928). Занимался, в основном, литературными связями пушкинской эпохи. Однако как критик писал и о современности.

К периоду, когда революционные поэмы Пастернака еще не увидели свет в своем полном и окончательном виде, относится любопытная статья И.Н.Розанова «Пастернак и Маяковский», напечатанная в альманахе

«Родной язык в школе» и уже самим этим фактом, несмотря на свое название, поставленная вне все еще острой журнальной полемики о футуризме. И.Н.Розанов и вообще был человеком, во многом стоящим вне бурлящего литературного процесса, ученый, библиофил, историк русской литературы, он относился к родственному Пастернаку кругу той интеллигенции, за принадлежность к которой его строго судили пролетарские критики. Общность мировосприятия, образования (Розанов заканчивал тот же историко-филологический факультет Московского университета, на котором десятилетием позже учился Пастернак), социального круга и вкусовых предпочтений делают статью Розанова совершенно особенным явлением в критике конца 1920-х гг. В письме к М.Цветаевой Пастернак отметил оба эти качества розановской статьи. Он писал, что его «растрогала статья И.Розанова в периодическом сборнике “Родной язык в школе” своей живостью, непосредственностью, биографическим правдоподобием и пр. И хорошей, благородной наивностью среднего, одинокого человека, беззаветно любящего поэзию и до последней простоты знающего ее» ⁵⁴¹. Говоря о наивности Розанова, Пастернак имел в виду как раз его отрешенность от журнальной борьбы вокруг Лефа, достигшей своего апогея в 1927 г. По времени выхода в свет статьи и по избранной им тематике находясь фактически на пике этой полемики, Розанов ее словно не замечает. «Маяковский и Пастернак – футуристы, или сейчас, согласно их новой формации, – лефовцы» ⁵⁴², – пишет он в тот момент, когда Пастернак окончательно порывает свои связи с ЛЕФом. Или: «Если Маяковского сейчас и хвалят, то больше за старые,

⁵⁴¹ Письмо М.И. Цветаевой от 25 февраля 1928// Цветаева М.И., Пастернак Б.Л. Души начинают видеть: Письма 1922-1936 годов. С.471.

⁵⁴² Розанов И. Маяковский и Пастернак: Из цикла «Современные лирики»// Родной язык в школе: научно- педагогический сборник. Работник просвещения. 1927. Кн. 5. С.124.

дооктябрьские его вещи» ⁵⁴³, – в то время, как разгромная статья активного участника литературно-критических боев Полонского «Блеф продолжается» ⁵⁴⁴ была направлена в особенности против раннего творчества Маяковского.

В сопоставлении двух поэтов И.Н.Розанов отталкивается от общих посылок, много раз повторенных критиками разных направлений: Маяковский и Пастернак – два крупнейших поэта современности, на них ориентируются и у них учатся многие поэты, уже завоевавшие авторитет (приводится внушительный список имен от Брюсова до Тихонова), однако это не означает популярности у широкого читателя. Как правило, публика считает их стихи «надуманными, вычурными и непонятными». Оба поэта ассоциируются с футуризмом, что автоматически означает затрудненность понимания. Маяковский – поэт улиц и площадей, Пастернак – комнатный поэт, выросший в интеллигентной среде. Стремление Маяковского к ярким новаторским ходам (например, деление стихотворной строки) никогда не находило отклика у Пастернака, который чужд всякого эпатажа. Движение Маяковского и Пастернака разнонаправленное: если Маяковский движется к закату, то Пастернак наоборот только сейчас входит в силу. Во многом это объясняется его поздним стартом. На этом сравнение Маяковского и Пастернака заканчивается, и дальше Розанов обращается почти исключительно к творчеству Пастернака.

Характеристики

Список файлов диссертации