Диссертация (1098035), страница 28
Текст из файла (страница 28)
480 Ср.: Святополк-Мирский Д.П История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. London, 1992. Перевод с англ. Р.Зерновой. (D.S.Mirsky. Contemporary Russian Literature, London. 1926). С. 775.
он был полон каким-то напряжением» 481. В этом утверждении Лежнев ссылается на своего прямого предшественника Эренбурга, который первым дал сходную характеристику стихотворениям «Сестры моей жизни». Однако напряженность и новизну поэтического мира Пастернака Лежнев предлагает не ставить в прямую зависимость от революционности, качества, поэту не свойственного.
Вывод Лежнева следующий: Пастернак – подлинный поэт, глубоко чувствующий, владеющий высоким мастерством, не равнодушный к миру, но тематически ограничивший себя любовью и искусством. Он пытается выйти на новый уровень, вырваться из пут камерной лирики. Однако
«перейти от камерной установки к социальной – никому не удается сразу. Особенно Пастернаку – поэту честному до конца, который может или писать искренно на все 100%, или вовсе не писать. Но зато люди такого склада, ступивши на новый путь, доходят по нему до конца» 482. Первым, еще несовершенным, шагом на этом пути Лежнев считает начатую Пастернаком поэму о 1905 годе.
Статья Лежнева подвела важные итоги критических высказываний о поэзии Пастернака в советской журналистике за 1922-26 гг. Лежнев представлял собой «среднюю линию», в своих литературных предпочтениях он был далек как от оголтелого большевизма Г.Лелевича или В.Перцова, так и от интеллигентской критики С.Парнок или Ю.Тынянова. Возможно поэтому, оценки Лежнева представляют наибольший интерес. С одной стороны, в его статье прозвучало уже укоренившееся в советской критике определение статуса Пастернака как поэта, далекого от современности, игнорирующего ее проблематику, замкнутого в своем узком кругу тем и ассоциаций. Однако в отличие от Перцова, категорически вычеркивающего Пастернака из списка актуальных поэтов, Лежнев предлагает ждать от него поэтической
481 Лежнев А.З. Борис Пастернак// Красная новь, 1926. №8. С.219.
482 Там же. С. 219.
продукции с новым социальным расширением. С другой стороны, сделаны выводы о мастерстве Пастернака и его виртуозном владении словом, образом, строением фразы, не отказано ему и в звании «подлинного поэта», которому подражает молодое поколение. Правда, уже как общее место повторяется тезис о трудности стихов Пастернака и не предназначенности их для читателя (Пастернак – поэт для поэтов), сделана попытка научным образом выявить причины этой трудности, без огульного отрицания поэзии Пастернака как непригодной для широкой народной массы. Несмотря на сложность этой поэзии, сказано о ее притягательной силе, об обаянии Пастернака, заключающемся в его специфическом – обновляющем – взгляде на мир. Проведены ведущие в историю литературы линии, связывающие Пастернака с поэтами-предшественниками (Тютчев и Фет). Казалось бы, окончательно выяснены отношения между Пастернаком и футуризмом, оказавшиеся в целом формальными. Перед Пастернаком, делающим заметный шаг в сторону социализации, выстроена перспектива в будущее. Лежнев в жанре критической статьи выразил общую установку той партийной группировки, которая стояла на позиции привлечения попутчиков к общему делу социалистического строительства. Эту позицию отчетливо обозначил Н.И.Бухарин: «Должны мы сказать или нет, что мы заинтересованы в таких вопросах, как вопрос о выработке нового стиля, как вопрос о сожительстве этих стилей, о возможности многообразия, или о возможности построения синтетической формы или нет? Заинтересованы, или нет? Заинтересованы. Но можем ли мы здесь дать исчерпывающие директивы? Нет. А если мы руководство здесь непосредственно от Политбюро дать не можем, то как же мы будем форсировать эту выработку? Или вы думаете, что это произойдет путем непорочного зачатия пролетариев? Подумали ли вы об этом? Это может вырасти только в молекулярном процессе, где мы даем широкое поле соревнованию» 483.
483 Бухарин Н.И. Пролетариат и вопросы художественной политики// Красная новь, 1925. №4 (май). С.
Важный вопрос – какой вес имела статья Лежнева, опубликованная в
«Красной нови»? Не была ли она маргинальным высказыванием маргинального критика, никак не сдвигающим чашу весов в пользу Пастернака, раз и навсегда осужденного Лелевичем, Правдухиным, Перцовым? После резолюции ЦК РКП 18 июня 1925 г. «О политике партии в области художественной литературы» 484, ограждавшей «попутчиков» от нападок рапповской критики, не была. Наоборот, именно позиция Лежнева по отношению к Пастернаку в этот период может считаться наиболее популярной и находящей одобрение в самых высоких инстанциях. Травля поэта временно прекратилась на самом разгоне, Пастернаку была предоставлена возможность исправиться. Условно говоря, его творческие планы совпали с позицией критики.
271. О взаимоотношениях Бухарина и Пастернака см.: Флейшман Л.С. Борис Пастернк и литературное движение 1930-х годов. С.
484 Постановление Политбюро ЦК РКП (б) «О политике партии в области художественной литературы»// Власть и художественная интеллигенция. Документы 1917-1953. М., 2002. С. 53-57.
Отментим, что в материалах совещания при Отделе печати ЦК РКП (б) 9 мая 1924 г., посвященном вопросу о политике партии в области художетсвенной литературы имя Пастернака почти не
упоминалось. Центральными фигурантами обсуждения со стороны «попутчиков» стали И.Эренбург,
Б.Пильняк, Вс.Иванов, А.Толстой. О Пастернаке вспомнил только Троцикй, назвав его наряду с Маяковским учителем молодых пролетарских поэтов, и А.Воронский в списке «попутчиков», которым предоставляет слово его журнал (К вопросу о политике РКП (б) в художественной литературе. М., 1924. С. 59, 8).
Глава 3. Эпос, внушенный временем
-
Изменение перспективы: начало эпоса
Поэму, задуманную с чисто практическими целями, Пастернак с самого начала ценил невысоко: «Я работал и работаю над поэмой о 1905 годе, – писал поэт, отвечая на анкетный вопрос. – Вернее сказать, это не поэма, а просто хроника 1905 года в стихотворной форме» 485. Однако двигала пером Пастернака, конечно, не только задача творчески выжить в условиях жесткого диктата революционной идеологии и прокормить свою семью, была и еще одна причина, по которой Пастернак взялся за эпос о 1905 годе. Эта причина была явственно обозначена им в поэме «Высокая болезнь», посвященной гибели лирики.
В 1926-м году, отвечая на анкету «Ленинградской правды», Пастернак сказал: «Вы говорите, что стихов писать не перестали, хотя их не печатают, изданных же не читают. Ценное наблюдение, хотя не оно меня убеждает в упадке поэзии – мы пишем крупные вещи, тянемся в эпос, а это определенно жанр второй руки. Стихи не заражают больше воздуха, каковы бы ни были их достоинства. Разносящей средой звучания была личность. Старая личность разрушилась, новая не сформировалась. Без резонанса лирика немыслима» 486. Собственно, подступы к эпосу Пастернак делал уже давно, но больше в прозаическом его воплощении. Так, из Берлина он сообщал В.П.Полонскому487: «Занялся развитием одного отрывка, однако эта проба ввела меня в тон брошенной когда-то большой работы (романа). Если за этой небольшой работой сохраню в целости эту загипнотизированность, возьмусь за продолженье романа» 488. Известно о
485 Над чем работают писатели (На литературном посту, 1926, №1)// Пастернак Б.Л. ПСС. Т.5. С.215.
486 Пастернак Б.Л. Ответ на анкету «Ленинградской правды»// Пастернак Б.Л. Полное собрание сочинений в 11 томах. Т.5. С.213.
487 В.П.Полонский (1886-1932) – критик, редактор, журналист. Был редактором журналов «Красная новь» и «Прожектор», главный редактор журналов «Новый мир» (1926—1931), «Печать и революция» (1921— 1929). В конце 1920-х выступал с резкой критикой Лефа, полемика между Полонским и Маяковским задела и Пастернака. В 1927 г. был исключен из ВКП(б) за фракционную деятельность.
488 Письмо В.П.Полонскому от 10 января 1923// Пастернак Б.Л. ПСС. Т.7. С.430.
том, что еще в 1918 г. Пастернак делал попытки писать большую прозу, о которых сообщал С.П.Боброву489, М.И.Цветаевой490 и др. К 1922 г. относятся первые наброски к «Спекторскому», общий замысел которого впоследствии вобрал в себя как прозаические, так и стихотворные части.
Однако историко-революционный эпос Пастернака стоит несколько особняком от этих, дорогих и важных для него замыслов. Это было даже не столько тематическое, сколько родовое встраивание Пастернака в эпоху, эпос вынужденно стал сферой приложения его творческой энергии. В 1927- м г. Пастернак отчитывался: «Больше года я работал над книгой о “1905 год”, которая будет состоять из отдельных эпических отрывков. Эта книга выйдет не раньше весны в ГИЗе. Я считаю, что эпос внушен временем, и потому в книге “1905 год” я перехожу от лирического мышления к эпике, хотя это очень трудно» 491.
Однако по ходу работы поэма о 1905 г., задуманная как исключительно эпическое произведение, стала наполняться органичным для Пастернака лиризмом, расширяться тематически, отпочковывая дополнительные сюжетные ходы (из главы о «Потемкине» фактически вырос «Лейтенант Шмидт»). А после издания книги революционных поэм Пастернак уже смотрел на эту работу принципиально иначе. В письме К.Федину он пояснял свои задачи так: «Когда я писал 905-й год, то на эту относительную пошлятину я шел сознательно из добровольной идеальной сделки с временем. <…> Мне хотелось дать в неразрывно-сосватанном виде то, что не только поссорено у нас, но ссора чего возведена чуть ли не в главную заслугу эпохи. Мне хотелось связать то, что ославлено и осмеяно (и прирожденно дорого мне) с тем, что мне чуждо, для того, чтобы, поклоняясь своим догматам, современник был вынужден, того не замечая,
489 Письмо С.П.Боброву от 16…17 июля 1918// Б.Пастернак и С.Бобров: Письма четырех десятилетий (Публикация М.А.Рашковской). Stanford, 1996. С.120.
490 Письмо М.И.Цветаевой Пастернаку от 29 июня 1922// Цветаева М.И., Пастернак Б.Л. Души начинают видеть: Письма 1922-1936 годов. С.14.
491 Пастернак Б.Л. Писатели о себе// Там же. С.215.
принять и мои идеалы» 492. Так изначально чуждый Пастернаку замысел постепенно встраивался в его творческую систему, обрастал личным отношением, оформлялся в глубокую идею. «Мои идеалы» обозначали прежде всего неприятие практики насилия, охотно применяемой властью по отношению к гражданам страны. Отчасти поэтому героем поэмы был избран не И.П.Каляев, убийца в.к. Сергея Александровича, а «враг кровопролитья» Шмидт.
Стоит подчеркнуть, что, вопреки расхожему мнению, Пастернак обратился к революционной теме вовсе не под влиянием ЛЕФа493. Наоборот, именно к 1927 г. между Пастернаком и ЛЕФом созрела ситуация острого конфликта, которая вскоре привела к разрыву. В начале 1928 г. Пастернак писал в анкете для сборника «Наши Современники», так и не увидевшего свет: «С “Лефом” никогда ничего не имел общего <…> Леф удручал и отталкивал меня своей избыточной советскостью. Т.е. угнетающим сервилизмом. Т.е. склонностью к буйствам с официальным мандатом на буйство в руках» 494. В письме М.И.Цветаевой он описал свои взаимоотношения с Лефом гораздо доверительнее: «Я никогда не понимал его пустоты, возведенной в перл созданья, канонизованное бездушье и скудоумье его меня угнетали. Я как-то терпел соотнесенность с ним, потому что это чувство ведь ничем и не выделялось из того океана терпенья, в котором приходилось захлебываться. Потом этот журнал благополучно кончился, и я об его конце не тужил. Теперь, скажем, в самые последние годы, мыслимое, слыханное, человеческое возродилось, но конечно в узко бытовых, абсолютно посредственных, вторично-рядовых
492 Письмо К.Федину 6 декабря 1928 года// Там же. Т.8. С.268-269.
493 Эту версию излагает в своих мемуарах В.А.Катанян: «Пастернак сотрудничал в “Лефе” и “Новом Лефе” – до середины 1927 года. И вряд ли случайно, что “Девятьсот пятый год” и “Лейтенант Шмидт” относятся именно к этому времени. “На этой вещи учиться надо, -- говорил Маяковский о “Шмидте”. – Это тоже завоевание Лефа”. Помню, как в начале 1927 года на одном из лефовских собраний Борис
Леонидович появился с пачкой книг, которые он отнес в каюту Осипа Максимовича. – Вот! У него был
довольный вид, как у студента, который, закончив семестр, может подальше отодвинуть книги, те, что больше не понадобятся. Это были разные материалы о 1905 годе, начиная с писем П.П.Шмидта…» (Катанян В.А.Распечатанная бутылка. Нижний Новгород, 1999. С.122).
494 Пастернак Б.Л. Анкета издания «Наши современники»// Пастернак Б.Л. ПСС. Т.5. С.218-219.
формах, заливающих журналы и разговоры какой-то мозговиной обезглавленного сознанья. Зимой стал снова собираться Леф. <…> Была у меня какая-то смутная надежда, что М<аяковский> наконец что-то скажет, а я прокричу или даже изойду правдой, и – нас закроют или еще что- нибудь, не все ли равно. Вместо этого вышли брошюрки такого охолощенного убожества, такой охранительной низости, вперемешку с легализованным сквернословьем495 (т.е. с фрондой, аппелирующей против большинства... к начальству), что в сравнении с этим даже казенная жвачка, в которой терминология давно заменила всякий смысл (хотя бы и духовно чуждый мне), показалась более близкой и приемлемой, и более благородной, нежели такое полуполицейское отщепенчество» 496. Вскоре после этого, 4 апреля 1928 г. произошел и разрыв личных отношений Пастернака с Маяковским497, который, несмотря на хвалебный тон своих публичных выступлений, фактически революционных поэм Пастернака не принял. В «Людях и положениях» Пастернак вспоминал об этом: «Он не любил “Девятьсот пятого года” и “Лейтенанта Шмидта” и писание их считал ошибкою. Ему нравились две книги: “Поверх барьеров” и ”Сестра моя жизнь”» 498.