Диссертация (1098035), страница 29
Текст из файла (страница 29)
Одиночество Пастернака и его единоборство с эпохой, таким образом, предстают перед нами в своем настоящем и пугающем масштабе. В этом сам Пастернак отдавал себе полный и сознательный отчет. В Письме В.П.Полонскому, посвященном разрыву с ЛЕФом, он признавался:
495 Имеются в виду номера журн. «Леф» (1923-1924), а с 1927 – «Новый Леф». Думается, что под
«сквернословьем», которое, конечно, не очевидно, Пастернак мог подразумевать материалы, подобные антилежневской статье Н.Асеева «Собственные поминки» (Новый Леф, 1928, №3. С.37-40). Ее
стилистику демонстрирует, к примеру вступительный абзац: «По лежневским приметам (что думает
тупица, когда ей не спится) - Леф помер. А так как общеизвестно жадное любопытство всякой старухи к свежему покойничку, то и Лежнев поспешил покадить ладаном и пособолезновать семейству. Однако "Дело о трупе" дальше лежневского шамканья не пошло, если не считать столь же поджатых зловещими предчувствиями губ иже во святых отца нашего Полонского, в предчувствии собственного разложения тоже пытавшегося копать могилку для Лефа».
496 Письмо М.И.Цветаевой от 3 мая 1927// Цветаева М.И., Пастернак Б.Л. Души начинают видеть: Письма 1922-1936 годов. С.324-325.
497 См. об этом: Флейшман Л.С. Борис Пастернак в двадцатые годы. С.67-99.
498 Пастернак Б.Л. Люди и положения// Пастернак Б.Л. ПСС. Т.3. С.330.
«Разрыв этот для меня нелегок. Они не хотят понять меня, более того, хотят не понимать. Я останусь еще в большем одиночестве, чем раньше» 499.
Советская критика отнеслась к эпическому эксперименту Пастернака с разной глубиной прочтения, но преимущественно с большим энтузиазмом: наконец-то камерный, погруженный в свои внутренние переживания Пастернак вышел на большую социальную тему. Вспомним, как еще в 1922 г. В.П.Правдухин высказывал робкую надежду, что Пастернак «продвинется дальше и глубже, встанет со своих “социально- поэтических карачек”, выпрямится и запоет во всю естественную силу своих легких…» 500. Борьба за Пастернака стоила свеч, ведь речь шла о центральной фигуре современной поэзии. Однако энтузиазм этот относился только к революционным поэмам. В 1927 г., помимо книги «Девятьсот пятый год», включившей обе поэмы, впервые в советской России Государственным издательством были переизданы «Сестра моя жизнь» и «Темы и вариации» единым сборником под названием «Две книги». Одновременность этих двух выступлений Пастернака в печати вызвала и двустороннюю реакцию критики: эпические поэмы чаще всего рассматривались на фоне лирических книг, которые вновь стали предметом пристального внимания. И наоборот взгляд на поэзию Пастернака обуславливался знанием его новых, эпических текстов. Эта ситуация спровоцировала публикацию больших аналитических статей, посвященных творчеству Пастернака в целом, а также определила стремительно возросшую популярность Пастернака не только в России, но и за рубежом.
-
В.О.Перцов
Первый отзыв на поэму о 1905 годе Пастернак получил от своего самого непримиримого критика – В.О.Перцова. Его статья «Новый Пастернак» была опубликована во втором номере двухнедельного журнала
499 Письмо В.П.Полонскому от 1 июня 1927// Пастернак Б.Л. ПСС. Т.8. С. 41.
500 Правдухин В.П. За новое искусство// Сибирские огни. 1922, № 5. С.177.
«На литературном посту» 501, то есть в самом начале 1927 г. Учитывая, что книга поэм вышла в сентябре, очевидно, что Перцов пользовался для своего анализа журнальными публикациями Пастернака. В журналах публиковались разрозненные главы «1905 года», с полным вариантом критик еще ознакомиться не мог. «Лейтенант Шмидт» в течение 1926 г. был напечатан в «Новом мире» полностью.
Уже по первым строкам статьи становится очевидной цель автора: вписать поэта-индивидуалиста, поэта-лирика, намеренно отгораживающегося от эпохи («ладонью заслонясь»), в контекст актуальной – советской поэзии: «Жизнь раскачала Пастернака. Он поворачивает сейчас под каким-то решительным углом. Смысл тончайших словесных построений Пастернака только сейчас начинает раскрываться. Его поэзия, оснащенная новой и революционной темой, начинает поступать в широкий общественный адрес. Воздержание кончается. Реальный внешний мир революции протиснулся в поэтическое сознание» 502. Отметим попутно стилистические особенности статьи Перцова, многие из которых постепенно становились приметой времени: описывая преодоленное Пастернаком внутреннее сопротивление, критик использует ужасающую своим масштабом физиологическую метафору: огромный внешний мир «протискивается» в узкое творческое сознание поэта – фактически рождение наоборот. Обратим внимание и на кардинальное изменение критического тона Перцова по сравнению с его предыдущей посвященной Пастернаку статьей. Это изменение легко выявляется в их названиях: «Вымышленная фигура» – «Новый Пастернак».
Теперь весь гигантский период творчества Пастернака до написания им революционных поэм Перцов называет подготовительным и
501 Журнал «На литературном посту» (под ред. Л. Авербаха, Ю. Либединского, Б. Волина, Ф. Раскольникова и М. Ольминского), издание группы РАПП, был преемником журнала «На посту», который был закрыт в связи резолюцией о литературе ЦК РКП 1925 года. Об этом журнале Пастернак высказался в одном из писем Цветаевой следующим образом: «…журнал, поставивший себе нечеловеческую цель ругать все человеческое…» (Цветаева М.И., Пастернак Б.Л. Души начинают видеть: Письма 1922-1936 годов. С.355)
502 Перцов В.О. Новый Пастернак// На литературном посту, 1927 №2. С.33.
формальным («чистая техника поэтического слова»). За это время Пастернак «довел до исключительной степени совершенство самосозерцания, технику поэтического самонаблюдения» 503. Революция не затронула поэта-индивидуалиста: «На этом еще не законченном процессе его настигает революция, и он, не глядя на нее, с глазами, по-прежнему вывороченными внутрь, позволяет мастерству резвиться по воле» 504 («Глаза, вывороченные внутрь» – еще одна примета метафорического стиля Перцова). Поэтическое развитие Пастернака критик описывает с помощью производственных метафор: «Согласился ли поэт на уговоры или протесты со стороны? Или производительные силы блистательной поэтической техники разорвали скорлупу лирической темы?» 505; «современность имела право требовать ответа на вопрос: для построения каких орудий делаются эти записи и словесные расчеты? Оправдывает ли полезность таких орудий издержки производства, связанные с необходимой лабораторной разработкой?» 506. В чем же все-таки причина перестройки Пастернака? Как настоящий марксист, Перцов видит ее в объективных общественных обстоятельствах. Мифология этого процесса такова: небольшая интеллигентская аудитория, интересовавшаяся самонаблюдениями Пастернака, была полностью отбита у него революцией. В новых условиях ему надо было бороться за читательский интерес. И Пастернак выбирает правильный путь: самонаблюдение становится наблюдением за реальной жизнью.
Сначала новую технику Пастернак опробует в прозе – и это следующий за лирикой этап становления его как поэта. Однако Перцова не удовлетворяет проза Пастернака, которая еще во многом связана с его прежней манерой письма и полна перекосов и неоправданных лирических приемов. «Так тянулось дело до 1924 года. Сколько требовалось времени,
503 Там же. С.34
504 Там же.
505 Там же. С.33.
506 Там же. С.34
как медленно происходило движение!» 507 – с возмущением восклицает критик.
Первые реальные шаги к новому методу Пастернаком были сделаны в «Спекторском». Ко времени написания статьи Перцова роман еще не был опубликован полностью, он, собственно, не был еще дописан. Критик делает свои выводы по фрагментам будущего романа, появившимся в ленинградском альманахе «Ковш» (1925, №2; 1926, №4). «По напечатанным отрывкам нет возможности судить, справился ли поэт с новой задачей. Важно, однако, не это, – важно то, что в этой вещи Пастернак самим материалом принуждается не записывать, а описывать. Необходимость сообщить читателю факты заявила свои требования с грубой прямолинейностью. Поэт уже не столько выражает себя, сколько изображает других» 508. Собственно, Перцовым изображен переход Пастернака от лирики к эпосу – субъективное отступило перед объективным. Критик выбирает сцены, насыщенные внешними описаниями, больше всего его поражает именно каталог введенных поэтом предметов окружающего мира, достоверность их бытования в поэтическом тексте. Это был третий этап роста Пастернака: «В этом периоде цели пастернаковского наблюдения еще не определились, но оно уже стало явно господствовать, как технический метод» 509. Этот период описывается Перцовым как «наблюдение» и мастерская изобразительность «без определенной социальной цели».
И, наконец, Пастернак взял «прямое обязательство перед современностью» – написать поэму о 1905 годе. Для этого ему пришлось отказаться от прежних методов. «Так называемая “созвучная” тема переносила центр тяжести в плоскость учета воспринимающей среды. О “1905 годе” поэту нельзя было писать “для себя”. Это сырье требовало нового способа обработки. Пастернак должен был принимать в расчет
507 Там же. С.35.
508 Там же.
509 там же. С.36.
аудиторию и опираться на ее текущий опыт. Он должен был воздействовать. Новая поэма приобретала значение экспериментальной работы» 510. Критик отдает себе отчет в том, что перед ним именно эксперимент и трактует его как создание новой техники воздействия на читателя.
Первый опыт, по его мнению, не удался. Напечатанная в «Новом мире» (1926, №2) глава о «Потемкине» оставила читателей равнодушными. Причиной этого был, по словам критика, неверный ракурс, который избрал Пастернак для описания событий – «Мятеж представлен в нем с птичьего полета <...> Эта искусственная точка зрения, конечно, извратила социально нужный дню образ восстания…» 511. Однако, несмотря на очевидный провал замысла, Перцов находит, за что похвалить поэта: «Сейчас Пастернак печатается много, и его новые вещи показывают, что курс на воздействие взят им решительно. Он не ленится переписывать и создавать новые варианты уже напечатанных пьес» 512. Главы «9-е января» (Красная новь, 1925, №2), «Детство» и «Отцы» (Пролетарий, 1926, Кн.1) производят совсем другое впечатление. Это происходит благодаря удачному совмещению привычного для Пастернака метода с его новой целью воздействовать на аудиторию. В этом объединении критик видит залог будущего успеха Пастернака. Оценив главу «Детство» как самое лучшее из созданного Пастернаком, Перцов описывает его новый поэтический метод:
«Замесив внимание читателя на автобиографических фактах, Пастернак расширяющимися кругами захватывает историческую обстановку и вновь, совершенно спокойно, возвращается к себе, как к центру» 513. Естественно, что лиризм, окрашивающий эпические фрагменты поэмы и позволяющий говорить о вечном в рамках временного, представляется критику пережитком, который Пастернаку еще предстоит преодолеть. Лирическую составляющую критик разрешал оставить поэту только как костыли, без
510 Там же.
511 Там же. С.37.
512 Там же.
513 Там же. С.38.
которых он, по своей немощи, пока обойтись не может. И все же этот последний период творческой эволюции Пастернака Перцов считает прогрессивным и определяет его как эмоциональное воздействие на аудиторию, при котором «историческая революционная тема берется под автобиографическим углом» 514.
В перспективе Перцов видит для Пастернака два возможных пути: развитие ранней революционной романтики, к которой у поэта есть внутренняя склонность (ср. сопоставление Лежневым Пастернака с романтиками XIX в.), или использование «суррогатов автобиографического рассказа». Перцов услужливо предлагает разные жанры для творческой переработки: письма, дневник и проч., которые понравились ему в тексте «Лейтенанта Шмидта» – «эта часть удалась гораздо больше объективно-повествовательных эпизодов» 515. Отметим здесь явное внутреннее противоречие: Перцов считает, что лиризм поэмы – это пережиток прежней манеры, от которого Пастернаку необходимо избавиться, однако как лучшие отмечает именно лирические фрагменты
«Лейтенанта Шмидта». Собственные вкусы критика вступают в противоречие с идеологической схемой.