Диссертация (1098035), страница 30

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 30)

Выводы Перцова на этот раз звучат оптимистически: за Пастернаком признается возможность эволюции. «Пастернак строит сейчас новое произведение – орудие. В дело идет кое-что из старой розницы мастера. Сейчас Пастернак живая сила, уже не “культурное наследие”, а приближающаяся к строительству революции» ⁵¹⁶. Как разительно это отличается от выводов предыдущей статьи Перцова, в которой, руководствуясь тезисом о ненужности Пастернака, он требовал от читателя игнорировать его творчество, чтобы доставить ему удовольствие «быть непонятым» ⁵¹⁷. И совершенно очевидно, что ходом мысли Перцова двигают не личные или даже групповые предпочтения, а партийная

⁵¹⁴ Там же. С. 38-39.

⁵¹⁵ Там же. С.39.

⁵¹⁶ Там же.

⁵¹⁷ Перцов В.О. Вымышленная фигура// На посту, 1924. №1. С.224.

политике партии в области художественной литературы» 1925 г. , а вторая

– после. Впрочем, Пастернак оказал критику услугу, он предоставил богатый материал для кардинального изменения оценок.

Интересно, что в 1957 г., когда разворачивалась и набирала обороты история с публикацией «Доктора Живаго», В.О.Перцов написал

«Воспоминания», в которых упомянул о Пастернаке в контексте его революционных поэм, осудив свои прежние ошибки в свете новых партийных директив: «В двадцатые годы я писал о Пастернаке не один раз. Когда появилась моя журнальная заметка по поводу поэмы “Девятьсот пятый год” под названием “Новый Пастернак”, один опытный в литературных делах человек заметил мне, что я поторопился. Да, я торопился, вернее, торопил, потому что должное, очень желаемое, принимал за сущее. Когда история властно вторгалась в поэтический мир Пастернака, рождались такие чудесные советские произведения, как “Девятьсот пятый год” и “Лейтенант Шмидт”. Пастернак даже пытался осудить свою “ископаемую” отрешенность от современности, назвав ее “высокой болезнью”. Однако “высокая болезнь” эта - та же “детская болезнь” левизны. “Высокой болезнью”, как лавровым венком, с удовольствием увенчивает себя сегодня любой субъективист-модернист. Это – оправдание идеализма, а не осуждение его. А если говорить о новом в искусстве, то с такой программой, как “высокая болезнь”, художник может двигаться только назад, а не вперед» ⁵¹⁸. «Доктор Живаго» еще не вышел в Италии, но до этого события оставались считанные дни, и опытный критик своим безошибочным чутьем уловил, что и как нужно сейчас сказать о Пастернаке, исказив до неузнаваемости его понимание

«высокой болезни».

⁵¹⁸ Перцов В.О. Искусство революции и «левые»: Из воспоминаний// Литературная газета. 16 ноября 1957.

1. Пастернак и ЛЕФ

Новая поэтическая продукция, предложенная Пастернаком, заставила снова заговорить о нем не одного Перцова. В первом номере журнала

«Октябрь» за 1927 г. появилась статья Н.Асеева «На черта нам стихи?», в которой он коснулся звуковых особенностей поэзии Пастернака, но теперь не на примерах, взятых из его лирического наследия, а на материале

«Спекторского». Как уже отмечалось выше, формальные особенности: метрика, звукопись, рифма – были критическим коньком Асеева. Чем дальше шло время, тем настойчивее предлагал поэтам Асеев сосредоточить свое внимание на обсуждении техники стиха⁵¹⁹.

Асеев в своей статье уже отчетливо отделяет от ЛЕФа Пастернака, проводя линию преемственности между ним и классической западной литературой. Однако пока в оценках Асеева не чувствуется отчуждения -- по-прежнему поэзия Пастернака рассматривается как образец для подражания, как высокая ступень формального совершенства. Подчеркиваем именно это слово – формального. В отличие от своих прежних статей о Пастернаке, где уклон в эту сторону тоже был, но были также и попытки взглянуть на произведение, книгу стихов или даже творчество Пастернака в целом и вывести общие закономерности, теперь Асеев прибегает к анализу микроэлементов текста. Приведя в пример соответствующие стихи, критик восхищается звуковой иллюстрацией мира, которую создает Пастернак: «Звуковой остов их: “трактирный”, “тетерю”, “трескотню”, “раскрывает”, “ковры трясут”, “четвертует”, “вертушек”, “кроит”. То есть звуки “т”, “к”, “р”, в различных комбинациях, воспроизводящие звуковое значение в понятии “треск”» ⁵²⁰. Интересно, что те же самые фрагменты «Спекторского» обратили на себя внимание

⁵¹⁹ Впоследствии на дискуссии ВССП о поэзии в декабре 1931 г. отсутствие у Пастернака интереса к технологии стиха станет поводом резкого выступления Асеева в его адрес.

⁵²⁰ Асеев Н.Н. На черта нам стихи?// Октябрь, 1927. №1. С.153.

Ю.К.Терапиано. Он тоже отметил в своей статье умелую звукопись Пастернака, воссоздающую стук хлопающих дверей⁵²¹. Но у Терапиано была концепция, согласно которой Пастернак – поэт исключительно формального плана, не способный подняться в своей поэзии выше эмпирического опыта. Об изощренном техницизме Пастернака, который становится знаком его сознательного отдаления от реальности, будет говорить в ином, социальном плане, напостовец В.Вешнев, повторивший буквально слова Перцова о лабораторной поэзии Пастернака: «чрезмерный техницизм Пастернака обусловливается чрезмерной сосредоточенностью самонаблюдения, исключительным эгоцентризмом, тщательно защищенным внутренней китайской стеной от всякого движения и веяний внешней среды» ⁵²².

Для Асеева наоборот удачное формальное новаторство Пастернака – знак актуальности и значимости его творчества: «Но и вся поэтическая работа Пастернака, не будучи устремлена в сторону так называемого “прикладничества” – писания агиток, лозунгов, надписей и плакатов и т.д., идет по той же линии утилитарности, сознательного обращения с материалом, экономии в нем и наибольшей “трудной” выразительности, от которой отмахиваются издатели, но которая является основным действенным началом работы всех больших поэтов, начиная с Пушкина» ⁵²³. Итак, Пастернак не с ЛЕФом, но его работа сродни лефовской, это та же линия утилитарности, потому что именно такая звуковая иллюстративность рождает особую выразительность стиха. Здесь лефовец Асеев сближается с напостовцем Перцовым, который настаивал на вполне утилитарном качестве поэзии – ее эффективном воздействии на читательскую аудиторию.

В том же номере журнала «Октябрь» был опубликован еще один материал, касающийся Пастернака – открытое письмо И.С.Гроссмана-

⁵²¹ Терапиано Ю.К. Два начала русской современной поэзии// Новый дом. 1926, №1. С.23.

⁵²² Вешнев В. Чужие зарницы: Н.Ушаков// На литературном посту, 1927. №21. С.55.

⁵²³ Асеев Н.Н. На черта нам стихи?// Октябрь, 1927. №1. С.153.

Рощина, адресованное Асееву. Оппонент выступает против Асеева с рапповских позиций, в духе прежних напостовских публикаций подчеркивает темноту и непонятность пастернаковской поэзии, разорванность его ассоциаций, субъективность мировосприятия и, в конченом итоге, – социальную чужеродность: «Спора нет: и пролетарский поэт может и должен работать при помощи разрыва обычных ассоциаций, но этот разрыв способствует более углубленному пониманию внутренней объективной логики мира и общества. Совсем иное у Пастернака. Мир его

– художественное представление, и он разъединяет и соединяет вещи, как ему заблагорассудится. Можно как-то скомбинировать шахматную ладью и цветущую сирень, лишь бы получилась “звуковая живопись”. С точки зрения понимания объективных процессов творчество Пастернака есть “произвол”, “вдохновенное безумие”, но в этом безумии есть своя система. “Произвол” Пастернака на деле социально детерминирован. Творчество Пастернака питается корнями совершенно иной социальной среды. Я убежден, что такой подход даст возможность уяснить глубже и всесторонне формальную структуру творчества Пастернака» ⁵²⁴. Как видим, ничего нового по сравнению с пролетарской критикой 1924 г. письмо Гроссмана не привнесло. Автор его как будто отстает на полшага от новых тенденций, возможно, потому что был попросту незнаком с публикациями пастернаковского эпоса, или – он все еще связывал Пастернака с ЛЕФом, против литературной политики которого выступал. В любом случае его открытое письмо воспроизводит систему оценок, которая в новых условиях должна была восприниматься как устаревшая. Такого рода явления в литературной критике не редкость, они обусловлены главным свойством этого жанра как части живого литературного процесса, в котором как и в самой литературе не бывает одновременности и сбалансированности, у каждого автора свой темп и свой способ отражения реальности. Там где Перцов успел уловить свежую струю, Гроссман явно отстал.

⁵²⁴ Гроссман-Рощин И.С. Ответ: Открытое письмо тов. Асееву// Там же. С.161.

Противоположную тенденцию безоговорочного принятия пастернаковской поэтики и утверждения Пастернака крупнейшим поэтом современности находим в статьях В.П.Полонского, в это время резко развернутых против Маяковского и ЛЕФа. Мы не будем углубляться в широко известную тему противостояния «Нового мира» с «ЛЕФом» и обсуждать меру участия в ней Пастернака. Все это блестяще сделано Л.С.Флейшманом в его книге «Пастернак в двадцатые годы». Скажем только, что нескрываемое восхищение Полонского Пастернаком было отчасти обусловлено необходимостью противопоставить лефовцам крупную карту, которую они тоже готовы были разыграть. Это, конечно, не отменяет ни искренности Полонского в оценках Пастернака, ни совершенно особых доверительных отношений, сложившихся между ними в этот период. Обрушиваясь с сокрушительной критикой на ЛЕФ, футуристов и Маяковского в статье «Леф или блеф», Полонский писал:

«Пастернак – вот козырь, – но какой же Пастернак футурист! Разве Пастернак одобрит то обличье балагана, которое придает себе “Новый Леф”? – Не верится. В поэзии Пастернака, замечательной по своим формальным достоинствам и внутреннему напряжению, нет ничего от крикливых уличных задворков, от цирка и балагана. Враг шумихи и рекламы, скромнейший и сосредоточенный, один из тончайших мастеров нашего времени, Пастернак и в первые годы футуристических драк не был футуристом, не является им и теперь, когда от разлагающегося трупа футуризма начинает распространяться тлетворный дух» ⁵²⁵. Оставляя в стороне полемический запал Полонского, сосредоточим внимание на цельности той краткой характеристики, которую он дает Пастернаку.

Полонский рассматривает поэзию Пастернака как единый комплекс, не отделяя формы от содержания (внутреннее напряжение и формальные достоинства), ее автора критик видит стоящим особняком в современном литературном процессе, сосредоточенным на своем творческом делании,

⁵²⁵ Полонский В.П. Заметки журналиста: Леф или блеф?// Известия, 1927, 27 февраля, №48 (2982). С.3.

тончайшим мастером. Продолжая воспринимать Пастернака как тончайшего лирика, Полонский осознает его обращение к эпосу как вынужденную временем меру: «Примат личного над общественным свойственен направлениям, связанным с литературой прошлого, сохранившим навыки и установки буржуазной литературы. Примат общественного над личным отличает группировки пролетарские и близкие пролетариату. Нетрудно было бы показать, как борьба этих “концов” и “начал” пронизывает советскую литературу. <…> Насколько диктовка времени категорична и обязательна, можно видеть хотя бы по тому, что такой тонкий и личный лирик, как Борис Пастернак, – едва ли не крупнейший лирик нашего времени, – и тот преодолевает свой органический, индивидуалистический лиризм, обращается к эпическому революционно-общественному материалу и создает вещи такого большого значения, как “Девятьсот пятый год” и “Лейтенант Шмидт”. Именно поэтому на долю лирики выпадают самые серьезные испытания. В эпоху диктатуры “общего” над “личным” лирика уединенной души отступает на далекий план» ⁵²⁶. Чуть позже, когда ЛЕФ перестал быть камнем преткновения, и самого Маяковского уже не было в живых, Полонский включил в свою характеристику Пастернака объективный мотив, связанный с его эпическим творчеством.

Вообще же тема поэтической связи Пастернака с футуризмом и Маяковским в период самого острого разлада их личных отношений чрезвычайно занимает критиков, даже далеких от развернувшейся в прессе полемики и от напряженной закулисной борьбы в сфере культурной политики. Так, К.Г.Локс в своей рецензии на «Улялаевщину» И.Сельвинского пытался примирить две поэтические системы Пастернака и Маяковского в их обоюдном влиянии на Сельвинского: «Как разнородные воздействия этих двух глубоко несхожих поэтов слились в его

Характеристики

Список файлов диссертации