Диссертация (1098035), страница 24
Текст из файла (страница 24)
400 Святополк-Мирский Д.П. О консерватизме: Диалог// Благонамеренный, 1926 №2. С.91.
401 «Если поэт тебе труден и все же с ним жаль расстаться, если эта трудность утомляет, но не отталкивает, - перед тобой твой, за тебя запевающий современник» (Асеева Н.Н. Письма о поэзии// Красная новь, 1922, №4. С. 251).
нужен, а не я ему, и поэтому я иду в него, а не жду, пока он ко мне прикотится» 402. Эта очень сильная и трудно опровержимая аргументация естественно вызвала протест в оппозиционной критике. В парижской газете
«Дни» Д.П.Мирскому ответил В.Ф.Ходасевич: «Недавно один критик негодовал на тех, кому досадна невнятность пастернаковской лирики. Критик отчасти, в исходном пункте был прав: поэзия требует от воспринимающего известных усилий. Он должен уметь соучаствовать в творчестве поэта: уметь со-чувствовать: иначе никакое поэтическое произведение до него не дойдет. Но одно дело со-чувствовать, сосуществовать с поэтом, другое – решать крестословицы, чтобы убедиться после трудной работы, что время и усилия потрачены даром, что короткий и бедный смысл не вознаграждает нас за ненужную возню с расшифрованием. Кому охота колоть твердые, но пустые орехи?» 403. Как видим, вопрос о сложности пастернаковского творчества и восприимчивости к нему современников пережил годы критических разборов и, без сомнения, значительно повлиял на творческие установки самого Пастернака. Если Пастернак в 1922 г. хотел, чтобы его стихи «были понятны зырянам», то к 1927 г. он сделал уже вполне ощутимые шаги к
«неслыханной простоте». Свидетельством этому вскоре станут его поэмы. Этот путь, несомненно, продолжался и дальше. Так, мемуаристка фиксирует слова Пастернака, сказанные в 1944 г.: «…Пастернак рассказывал, как работа над прозой и над переводами Шекспира органически привела его к стремлению писать так, чтобы “всем было понятно”. Это была дань эпохе, требовавшей, чтобы поэт обращался к современникам не иначе, как от имени всего народа, и сделавшей массовость главным критерием совершенства. Поэт повторил новоизобретенное слово “доходчивость”, не сходившее с уст критиков» 404.
402 Святополк-Мирский Д.П. О консерватизме: Диалог// Благонамеренный, 1926 №2. С.91-92.
403 Ходасевич В.Ф. Парижский альбом/ Дни, Париж. 13 июня 1926, №1027. С.3.
404 Муравина Н. Житье тошней недуга: Встречи и переписка с Борисом Пастернаком// Пастернаковский сборник: Статьи, публикации и воспоминания. М., 2013. С.289.
Вернемся к историко-литературному труду Святополка-Мирского. По некоторым признакам он сопоставляет поэзию Пастернака с творчеством Джона Донна (вероятнее всего этому сопоставлению мы обязаны читательской аудитории Мирского, адресатами его учебника были прежде всего англичане). Отбрасывая внешние признаки сходства, остановимся на внутренних, которые можно считать описанием индивидуальной манеры Пастернака: сочетание эмоционального напора с редким поэтическим остроумием; введение низких образов вместо стандартного поэтического словаря; отказ от традиционного сладкозвучия, «итальянизированного» звучания стиха. Кроме этого, Пастернак – поэт необычайной страстности, сочетающейся с аналитической остротой видения и новизной выражения.
«Пейзажи и натюрморты Пастернака являются, быть может, главными его открытиями. Они создают у читателя впечатление, что он в первый раз видит мир» 405. О новизне поэтического зрения Пастернака в «Промежутке» подробно говорил Тынянов, это совпадение только подчеркивает значимость выводов Мирского. Как историку литературы ему приходится быть возможно более объективным, что входит в противоречие с критическим анализом, в котором личность автора с его вкусовыми предпочтениями естественно оказывается на первом плане («нигде он не достигает такой силы, как в изумительном цикле стихов (“Темы и вариации”) – “Разрыв” – о разрыве с возлюбленной. По эмоциональной и ритмической силе эти девять стихотворений не имеют себе равных в современной русской поэзии»).
Важный пункт статьи о Пастернаке – признание его генетической связи с футуризмом, в особенности в стремлении к преобразованию языка.
«Отличие подчеркивается его аполитичностью и отсутствием “зауми”» 406. И еще одно существенное замечание – непонятность Пастернака для поверхностного читателя «идет от того, что поэт видит и понимает
405 Святополк-Мирский Д.П История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. London, 1992. Перевод с англ. Р.Зерновой. С. 776 (D.S.Mirsky. Contemporary Russian Literature, London. 1926)
406 Там же.
виденное по-новому; читателю, чтобы понять поэта, нужен не какой- нибудь особый ключ, а только внимание» 407. Д.П.Святополк-Мирский категорически снимает обвинения в намеренной затрудненности пастернаковской поэзии, представляющей собой недоступный для понимания шифр.
-
В.Ф. Ходасевич и другие
Очевидно, однако, что далеко не все эмигранты были согласны со Д.П.Святополком-Мирским в трактовке творчества Пастернака, и оппонентом выступал далеко не только один В.Ф.Ходасевич. Так, вскоре после выхода в свет «Истории русской литературы» в парижской газете
«Последние новости» была опубликована заметка с подписью Dioneo. Ее автором был родной дядя В.Б.Шкловского, критик и публицист И.В.Шкловский. Заметка называлась «Он изрядно подшутил» и посвящалась публикациям Мирского о русской литературе на английском языке. Основной удар критик обрушивает как раз на пастернаковский материал: «Кн. С.-Мирский, конечно, согласится со мною, что мир вообще, и Россия в частности видели великих поэтов и до Маяковского, до Артема Веселого и до Бориса Пастернака <…> И поразительно следующее. Все эти великие поэты выражались ясно и понятно. Образы их точны и отчетливы. В произведениях этих поэтов нет ребусов, кроме тех, конечно, которые созданы временем» 408. (Заметим в скобках, что слово «ребус» Пастернак использовал во второй редакции «Высокой болезни» как автометаописание: «Мелькает движущийся ребус…»). Ребус – почти то же самое, что шифр. Однако И.В.Шкловский настаивает не столько на сознательной усложненности текста, сколько на неправильности в употреблении языка: «Великие большевистские поэты, имена которых кн. С.-Мирский называет англичанам, выражаются не то, что вычурно и
407 Там же.
408 Dioneo (И.В.Шкловский) «Он изрядно подшутил»// Последние новости, 1926, 25 августа, №1981. С.2.
туманно, а чрезвычайно бестолково и безграмотно. Мало того, они убеждены, что бестолковость и нарушение всех правил языка и здравого смысла составляют отличительную черту поэзии» 409. Все примеры нарушения языковых правил автор приводит из поэзии Пастернака: «Что, например, значит: “Так сел бы вихрь, чтоб на пари пары паров в пути и мглу и иглы, как мюрид, не жмуря глаз свести”. Или: “Еще не всклянь, темно”. Что значит “всклянь”? Или: “Теперь бежим ощипывать, как стон со ста гитар, омытый мглою липовый, садовый Сан-Готард”? Или: “Скрипели, бились о землю скирды?”» 410. Внимания, с которым призывает Святополк- Мирский отнестись к сложным пастернаковским строкам, И.В.Шкловскому очевидным образом не хватает. Он использует прием, впоследствии много раз опробованный в критике Пастернака – вырывание слов и их сочетаний из целостного контекста стихотворения. Отмеченной Ю.Н.Тыняновым и Д.П.Мирским точности словоупотребления критики этого направления не видели. И.В.Шкловский заканчивает свою заметку объясняющим ее название едким выпадом в адрес Мирского: «…В лице князя С.-Мирского мы имеем не историка литературы, а скрытого юмориста, систематически мистифицирующего англичан» 411.
В 1925 г. вышла в свет книга П.Н.Милюкова, посвященная истории русской словесности, в ней Пастернак оказался в тесной компании футуристов, получив при этом характерные и уже знакомые нам обвинения в излишней увлеченности словесной и звуковой игрой при неминуемой потере содержательности: «Эта “поэзия для поэтов”, а не для публики, достигает своего высшего выражения у Пастернака, заканчивающего ряд предреволюционных поэтов-футуристов. “Строение по ассоциациям”, “смысловые разрывы”, “смещение плоскостей” (по типу: шел дождь и два студента. Один в унынии, другой в калошах) у этого сильного поэта применяются виртуозно и приводят к полному затмению смысла, который
409 Там же.
410 Там же.
411 Там же. С.3.
приходится с трудом отгадывать. “Скорее со сна, чем с крыш, скорей… топтался дождик у дверей”. Или словесные упражнения: “Луг дружил с замашкой – Фауста ли, Гамлета ли, Обегал ромашкой – Стебли по ночам летали” и т.п.» 412. Интересно, что, называя Пастернака «поэтом для поэтов», П.Н.Милюков смыкается с враждебной ему по настроениям советской критикой, где в адрес Пастернака с разных позиций посылались точно такие же упреки (Н.Асеев, А.Лежнев и т.д.).
Еще раньше в том же – языковом ключе – и столь же категорично о Пастернаке негативно высказалась З.Н.Гиппиус. В статье, посвященной современной поэзии и опубликованной в газете «Последние новости», она назвала его в числе тех молодых поэтов, в стихе которых легко обнаружить "ломку всего, что составляло стихи: звука, ритма, фразы и слова"413. Процитированные стихотворения из «Сестры моей жизни» Гиппиус сопровождает ехидным комментарием: «У старых футуристов отсутствие смысла было еще нарочитым “дерзанием”, вызовом; здесь – это естественный результат разрыва слова с его значением и слова со словом» 414 Нетрудно догадаться, кто был противопоставлен З.Н.Гиппиус
«новым футуристам» – естественно, тот поэт, который больше всех ратовал за сохранение языка, то есть В.Ф,Ходасевич. О Ходасевиче Гиппиус высказалась как о «большом, настоящем, новом, современном поэте», его именем заверяя читателей: «Наши дни – не последние, если есть еще творцы истинной поэзии, ревниво любящие наш язык» 415.
Сам Ходасевич, начиная с 1926 г., не упускает случая, чтобы не задеть Пастернака в своих критических статьях. Так, в заметках о поэтическом конкурсе газеты «Звено» он обвиняет стихотворение выигравшего конкурс Д.Г. Резникова «О любви» в перегруженности «метафорами и аллегориями, не сведенными ни к какому логическому единству». «Здесь «концы с
412 Милюков П. Очерки по истории русской культуры. Париж, 1925. Т.2. Ч.1. С.376.
413 Антон Крайний (З.Н. Гиппиус) Поэзия наших дней// Последние Новости. 1925. 22 февраля. № 1482. С.3
414 Там же.
415 Там же.
концами» не сходятся, и, вопреки, золотому правилу Пушкина, воображение не проверено рассудком. <…> В общем пьеса – мыслью не глубока, а словами запутана и кудрява» 416. Ходасевич выносит приговор: стихотворение «восходит к наименее удачным вещам Марины Цветаевой, и, следовательно, к Пастернаку» 417. В уже цитированном выше июньском
«Парижском альбоме» Ходасевич, подчеркивая содержательную бедность, почти бессмысленность пастернаковских текстов, говорит: «Дело поэта – именно находить слова для выражения самых сложных и тонких вещей. Мы охотно прощаем ему те отдельные случаи, когда бессилен выйти победителем, в бореньях с трудностью. Но поэт, который всегда и сплошь оказывается побежден, который никогда не находит нужных и подходящих слов, – явно борется не за свое дело. К нему можно применить знаменитую остроту Тютчева: это – Ахиллес, у которого всюду – пятка» 418. Двумя годами позже это рассуждение Ходасевича превратится в четко проработанную формулу. В своей рецензии 1928 года на книгу Цветаевой
«После России» Ходасевич допускает следующее высказывание: «Читая Пастернака, за него по человечеству радуешься: слава Богу, что всё это так темно: если словесный туман Пастернака развеять – станет видно, что за туманом ничего или никого нет» 419.
Как убедительно показал Джон Малмстад в известной статье
«Единство противоположностей» 420, неприязнь Ходасевича к Пастернаку возникает не только в тех его высказываниях, в которых речь идет непосредственно о творчестве Пастернака, но даже опосредованно. Так, в статье, посвященной гибели Есенина, говоря о его последних стихах, Ходасевич напишет: «В соответствии с <...> правдивыми раздумиями – начинает в его стихах звучать новое для Есенина, но бесконечно родное нам: ''в смысле формального развития теперь меня тянет все больше к
416 Ходасевич В.Ф. Заметки о стихах: Конкурс «Звена»// Дни, 1926, 14 марта, №954. С.3.
417 Там же.
418 Ходасевич В.Ф. Парижский альбом/ Дни, Париж, 1926. №1027. С.3.
419 Ходасевич В.Ф. После России: Марина Цветаева. «После России»: Стихи 1922-1926, Париж, 1928// Возрождение, 19 июня 1928 года. №1113. С.3.
420 Джон Е.Малмстад. Единство противоположностей// Литературное обозрение. М., 1990. №2. С.51-59.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
