Диссертация (1098035), страница 21

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 21)

Статья была напечатана в последнем, 4-м номере, «Русского современника», который вышел в декабре, а в 1929 г. была включена автором в книгу «Архаисты и новаторы» и датирована 1924-м г. Фрагмент о Пастернаке не претерпел никаких изменений, но к статье было предпослано посвящение Пастернаку, бросающее ретроспективный свет на

³⁴⁶ Там же. С. 26.

картину русской поэзии, нарисованную пятилетием раньше. В

«Промежутке» Тынянов прилагал главные принципы свой историко- литературной концепции, опробованной на материале литературы XVIII- XIX вв., к литературно-критическому дискурсу³⁴⁷. Отсюда и сложность в определении жанра его статьи, которую он сам отказывался признавать

«обзором». С одной стороны, это «веселая» критика, сама воспринимающая себя как литературу³⁴⁸, с другой – научное исследование, не утратившее своего значения и по сей день.

Современная литературная ситуация, характеризующаяся расцветом в прозе и промежутком в поэзии, описывается Тыняновым следующим образом: «Проза живет сейчас огромной силой инерции <…> Для поэзии инерция кончилась. Поэтический паспорт, приписка к школе поэта сейчас не спасут. Школы исчезли, течения прекратились закономерно, как будто по команде. Нарастали в геометрической прогрессии, дифференцировались, распадались; затем самоопределение малых поэтических национальностей стало совершаться на пространстве квартиры, и, наконец, каждый был оставлен на самого себя» ³⁴⁹. Стремительность этих процессов – «темп нашего века», идет активная выработка нового языка, новых стиховых форм, поэтому то, что представляется современнику тупиком, на самом деле оказывается плодотворным периодом, в котором закладываются семена будущего роста. Среди поэтов, проходящих через промежуток, назван и Пастернак, чью миссию Тынянов считает первостепенной.

Разговор о нем начинается с определения отношений Пастернака с литературной традицией: «… Естественная тяга от гиперболы, жажда, стоя

³⁴⁷ По мысли Тынянова, поэтический текст — не «вечный» шедевр, а точка приложения разнонаправленных литературных сил эпохи.

³⁴⁸ Тынянов Ю.Н. Журнал, критик, читатель и писатель// Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 147-149.

³⁴⁹ Тынянов Ю.Н. Промежуток// Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М., 1977. - С. 169.

Поскольку в «Русском современнике» (1924, №4. С.209-224) была опубликована только первая часть статьи, не включившая фрагмент о Пастернаке, а полный текст «Промежутка» увидел свет в книге Тынянова «Архаисты и новаторы» (1929), мы решаемся цитировать текст статьи по позднему изданию Тынянова, рассматривая его как материал, подготовленный автором к публикации в периодическом издании.

уже на новом пласте стиховой культуры, использовать как материал XIX век, не отправляясь от него как от нормы, но и не стыдясь родства с отцами» ³⁵⁰.

Пастернак «будит» привычные вещи и заставляет взглянуть на них иначе, отсюда и эпиграф к пастернаковскому фрагменту статьи: «Вещи рвут с себя личину». Эту особенность его лирики отмечали и другие критики. Скажем, Эренбург еще в 1922 г. написал, что у Пастернака «пара новеньких глаз» ³⁵¹. Тынянов вскрывает механизм такого зрения: «Какие темы самый удобный трамплин, чтобы броситься в вещь и разбудить её? — Болезнь, детство, вообще, те случайные и потому интимные углы зрения, которые залакировываются и забываются обычно» ³⁵². Тема детства или болезни, плотно вмонтированная к тексты Пастернака, дает возможность по-новому взглянуть на мир, установить неявные связи между образами:

«У вас нет связи вещей, которую он дает, она случайна, но, когда он дал ее, она вам как-то припоминается, она где-то там была уже — и образ становится обязательным» ³⁵³. Такой способ поэтического мышления связан с детской, с воспоминаниями, с человеческой общностью восприятия мира, и потому у читателя не возникает ощущения авторского произвола. Трудный язык Пастернака, по Тынянову, – «точнее точного», потому что основан на интимном разговоре, на домашней деловитости (как прозрачен и его «чудовищный» синтаксис). «Недаром “Сестра моя – жизнь” – это в сущности дневник с добросовестным обозначением места (“Балашов”) и нужными (сначала для автора, а потом и для читателя) пометками в конце отделов: “Эти развлечения прекратились, когда, уезжая, она сдала свою миссию заместительнице”, или: “В то лето туда уезжали с Павелецкого вокзала”» ³⁵⁴. Сравним это замечание с параллельным местом у В.О.Перцова, который давал принципиально иную трактовку:

³⁵⁰ Там же. С.182.

³⁵¹ Эренбург И. Борис Пастернак. Сестра моя жизнь. Стихи. Изд.Гржебина. Москва. 1922 (136 стр.)// Новая русская книга. Берлин, 1922, №6. С.12.

³⁵² Тынянов Ю.Н. Промежуток// Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М., 1977. – С.184.

³⁵³ Там же. С.186.

³⁵⁴ Там же. С.184.

«...Вчитываясь в примечания, заканчивающие некоторые разделы книги: "Эти развлечения прекратились, когда, уезжая, она сдала свою миссию заместительнице". "В то лето уезжали с Павелецкого вокзала". "С Павелецкого же уезжали и в ту осень", - начинаешь понимать, что имеешь дело с чудовищными капризами барчука, получившего возможность свой досужий блокнот отпечатать и размножить в общее пользование» ³⁵⁵. За внешними сюжетными напластованиями скрывается поэтический метод, который очевиден Тынянову, и который для Перцова не имеет никакого значения в силу разности их критических задач.

Темы и образы Пастернака не механически привязаны к стиху, являясь его причиной, а растворены в стиховой ткани, поэтому тематика Пастернака трудно определима: детство, болезнь, рождение стиха, ливень, который сам становится стихом, сад, отраженный в зеркале. Но главное в его поэзии – это эмоция, не «голая, бытовая эмоция Есенина, заданная как тема», а «неясная, как бы к концу разрешающаяся, брезжущая во всех словах, во всех вещах музыкальная эмоция, родственная эмоции Фета» ³⁵⁶. Тынянов предлагает список эмоциональных поэтов, выстраивая не поэтическую традицию, но «точки опоры» Пастернака: Лермонтов, Ленау, Верлен, Фет, даже Апухтин. Тынянов оговаривается: «Не хочется к живым людям прицеплять исторические ярлыки. <…> Эта дурная привычка вызвана тем, что трудно предсказывать, а осмотреться нужно» ³⁵⁷. Происходит возврат к начальной точке заметки о Пастернаке, когда речь шла об использовании поэтом на новом этапе материала XIX века. Связывание живого поэта рамками традиции, восходящей к одной точке в прошлом, пусть даже эта точка – Пушкин, не дает полноты картины. Линии, ведущие в прошлое, нужны исследователю только как строительные леса, опоры, служащие объективизации явлений.

³⁵⁵ Перцов В.О. Вымышленная фигура// На посту. 1924. №5. С.221.

³⁵⁶ Тынянов Ю.Н. Промежуток// Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М., 1977. – С. 186.

³⁵⁷ Там же. С.186-187.

О будущем поэта Тынянов не говорит, он, как и Цветаева в «Световом ливне», определяет нынешний этап его творчества как переходный.

«Брожение» – этим словом описывает Тынянов происходящее с Пастернаком, подчеркивая однако его огромное влияние на поэтов- современников: «Я воздерживаюсь от предсказаний Пастернаку. Время сейчас ответственное, и куда он пойдет – не знаю. (Это и хорошо. Худо, когда критик знает, куда поэт пойдет.) Пастернак бродит, и его брожение задевает других — недаром ни один поэт так часто не встречается в стихах у других поэтов, как Пастернак. Он не только бродит, но он и бродило, дрожжи» ³⁵⁸. Вспомним вердикт Брюсова 1922 г.: «Молодые поэты знали наизусть стихи Пастернака, еще нигде не появившиеся в печати, и ему подражали полнее, чем Маяковскому, потому что пытались схватить самую сущность его поэзии» ³⁵⁹; или опасения С.Парнок за ведущих поэтов современности: «Мандельштам и Цветаева в пути к Пастернаку! Зачем это бегство?» ³⁶⁰ Столь же ощутимо было влияние Пастернака на поэтов- современников и для критиков русского зарубежья. Р.Б.Гуль в рецензии на первый номер журнала «Россия» заметил примерно в то же время: «Особо тяжелое впечатление производят хорошие стихи Брюсова и Тихонова. Они настолько «пастернаковские», что даже не за этих поэтов становится страшно, а за Пастернака. Неужто так просто полонить его молодую и, казалось бы, столь дикую музу?» ³⁶¹ Как помним, с советского берега от разлагающего влияния Пастернака предостерегал «динамического современного эпика» Н.Тихонова В.П.Правдухин. Вообще тема подражания Пастернаку к 1924 г. начинает завоевывать страницы как советской, так и зарубежной прессы (в 1922 г. Цветаева, например, отрицала возможность такого подражания), становится ведущей в оценке молодых поэтов или новых произведений, выходящих из печати. Влияние Пастернака на современников отрицает разве что Перцов, точка зрения

³⁵⁸ Там же. С.187.

³⁵⁹ Брюсов В.П. Вчера, сегодня и завтра русской поэзии. Печать и революция. 1922. №4 (7). С.57.

³⁶⁰ Парнок С.Я. Пастернак и другие// Русский современник, 1924, №1. С.311.

³⁶¹ Эрг (Р.Гуль). Рецензия на журнал «Россия» (1924, №1)// Накануне, 1924, 4 мая. С.8.

которого очевидно недобросовестна, несвободна от идеологической схемы и далека от всех видов литературного анализа в пользу политической конъюнктуры.

Статья Тынянова о Пастернаке, эту тему актуализовавшая, стала самым аргументированным ответом на вопрос о литературной традиции, к которой примыкает Пастернак, о поэтическом методе Пастернака и значении его поэзии для современной России. Мысль об особой миссии Пастернака в соединении прошлого и настоящего, о его важнейшей роли в созревании нового русского стиха («бродило»), о продуктивности его работы со словом и образом со временем вызрела в отчетливое убеждение, что именно Пастернак стоит в центре литературного процесса. Это убеждение выразилось в посвящении статьи «Промежуток» Б.Пастернаку через пять лет после ее окончания. В письме В.Б.Шкловскому Ю.Н.Тынянов в конце 1927 г. признавался: «Если встретишь Пастернака, скажи ему, что я его люблю и два года собираюсь ему писать объяснение в любви, но ложный стыд удерживает» ³⁶². Посвящение «Промежутка» Пастернаку заменило собой объяснение в любви.

1. «Ату его сквозь тьму времен!»

К 1925 г. первая волна интереса к творчеству Пастернака, вызванная выходом в свет «Сестры моей жизни» и «Тем и вариаций», схлынула. Обращение Пастернака к эпосу, в том числе к прозе, наметившееся еще в Берлине, фактически сразу после публикации этих двух поэтических книг, пока не дало результатов, равных им по значимости. Первым изданием вышла в ЛЕФе «Высокая болезнь», а в 1925 г. в издательстве «Круг» Пастернак издал отдельным сборником свои четыре прозаические вещи:

«Детство Люверс», «Письма из Тулы», «Воздушные пути», «Апеллесова

³⁶² Цит по: Чудакова М.О. Комментарий// Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М., 1977.

- С. 471.

черта» ³⁶³. В 1925 и 1926 гг. он интенсивно работал над революционными поэмами «905-й год» и «Лейтенант Шмидт», второй редакцией «Высокой болезни», а также эпизодически – над романом в стихах «Спекторский». Лирика писалась мало и редко. В 1926 г. в издательстве «Узел» вышла книга Пастернака «Избранные стихи». Это немного всколыхнуло задремавшую было критику – в «Красной нови» появилась большая аналитическая статья «перевальца» А. Лежнева о Пастернаке.

В январе 1925 г. в Москве прошло Первое московское совещание работников левого фронта искусства, во время которого Пастернак отчетливо осознал свой надвигающийся разрыв с ЛЕФом и группой Маяковского. Это ощущение он выразил в письме О.Мандельштаму:

«Рассказывал ли Вам Шкловский про конференцию Лефа? Если нет, то Вы много потеряли. Ничтожнее, забавнее и доказательнее зрелища я в жизни не видал. <…> Это был абсурд в лицах, идиллический, пастушеский абсурд. Они только что не объявили искусством чистку медных ручек, но уже Маяковский произнес целую речь о пользе мела, в чаяньи возможности такого провозглашенья. Я увидел их бедными, слабыми рыцарями, катящимися от униженья к униженью во славу никому неведомой и никому не нужной дамы» ³⁶⁴. Униженья, о которых говорит в этом письме Пастернак, связаны с главной установкой ЛЕФа на исполнение партийных директив. Участвовать в этом «пастушеском абсурде» (по мнению Л.С.Флейшмана, здесь «Пастернак метонимически намекает на стадность» ³⁶⁵) Пастернак явно не желал. Последовательно отдаляясь от ЛЕФа с его производственными устремлениями, Пастернак проводит линию на сближение с А.Крученых – поэтом, всегда находившимся на противоположном пастернаковскому фланге футуризма. Этот неожиданный демарш Пастернака, выразившийся в двух его заметках, посвященных Крученых, еще раз подчеркивал его расхождение с ЛЕФом,

³⁶³ «Рассказы», М.: Круг, 1925.

³⁶⁴ Письмо О.Э. Мандельштаму от 31 января 1925// Пастернак Б.Л. ПСС. Т.7. С.555-556.

³⁶⁵ Флейшман Л.С. Борис Пастернак в двадцатые годы. С.43.

объявившим заумь бесполезной, «когда ты даешь революционную боевую песнь» ³⁶⁶. По Пастернаку, заумь Крученых оказывается более осмысленной, чем революционные агитки лефовцев.

В 1926 г. особой интенсивности достигает переписка Пастернака с Цветаевой, когда степень творческой и человеческой близости между ними представляется обоим предельной. Эти отношения были тоже своего рода общественной позицией. Л.С.Флейшман пишет о них: «Сближение Пастернака – “поверх барьеров” – с литературной позицией Марины Цветаевой фатальным образом совпало с началом крайнего размежевания литературы метрополии и литературы эмиграции в середине 1920-х годов и определением резко отрицательного отношения к Цветаевой в официальных выступлениях советской литературной прессы» ³⁶⁷. Собственно об этом свидетельствовало и посвящение Цветаевой к

«Лейтенанту Шмидту», знаменитый акростих, контрабандой напечатанный Пастернаком в «Новом мире», в котором отношения между временем и поэтом представлены в образах охоты и травли: «Мельканье рук и ног, и вслед ему:// "Ату его сквозь тьму времен!»

Характеристики

Список файлов диссертации