Диссертация (1098035), страница 19
Текст из файла (страница 19)
311 Лелевич Г. По журнальным окопам// Молодая гвардия. №7-8, 1924. С.263). Ср. это высказывание с пониманием современности С.Парнок в ее статье о Пастернаке (Парнок С. Пастернак и другие// Русский современник, 1924, №1. С.307-311).
312 Письмо от 24 декабря 1925// Переписка А.М.Горького с И.А.Груздевым. Архив А.М.Горького. Т. XI. М., 1966. С. 29.
творческой интеллигенции, и отзыв этого критика был тем более значимым для поэта. Парнок начинает свою статью с главного тезиса: «Я думаю, что изо всех моих сверстников подлинно современен нашим дням — Пастернак» 313. Обратим внимание на принципиальное расхождение этого тезиса с установками пролетарских критиков, которые единодушно считали поэзию Пастернака – вчерашним днем, буржуазно- аристократическим пережитком прошлого. Объявив Пастернака самым современным поэтом, Парнок поясняет: «Пастернак – чистейший лирик, он думает о наших днях, счастлив или несчастлив ими, поет их постольку, поскольку он поет себя, ибо дни, сверстные Пастернаку – наша современность – испарения, которыми дышат его легкие» 314. Опять же одно из главных обвинений в адрес Пастернаку со стороны его хулителей состояло в сосредоточенности на себе самом в ущерб большой проблематики. (В.О.Перцов писал: «…Книга "Сестра моя жизнь" представляет собой личное дело Б. Пастернака, проживающего в таком-то городе, на такой то улице, тогда-то приехавшего с такого-то вокзала» 315). Как видим, одно и то же качество – сгущенная лиричность Пастернака – оценивается диаметрально противоположным образом в зависимости от партийной принадлежности критика.
С другой стороны, очевидно, что Парнок в своей оценке сближается с первыми отзывами на «Сестру мою жизнь», в которых зачастую говорилось именно о соединении в поэзии Пастернака двух далеких начал
– инструментарием лирической поэзии Пастернаку удалось ввести в нее остро актуальную современность (Я.З.Черняк: «Действительность, отображенная только лирическими средствами! Современность живет в этой книге как запах, как ритм, как неожиданный эпитет, как меткое
313 Парнок С.Я. Пастернак и другие// Русский современник. Л., 1924. №1. С.308.
314 Там же.
315 Перцов В.О. Вымышленная фигура// На посту, 1924. №1. С. 221.
определение, построение. И это – полная жизнь, во всяком случае, наиболее полная для чистых, беспримесных форм лирики» 316).
В пастернаковской скороговорке, обрывистости, задыханиях, в нагромождении ассоциаций, в его мелодических вывертах и взвинченной ритмике Парнок тоже видит современность, все это как нельзя лучше передает «пульс наших безумных, наших страшных, наших прекрасных дней» 317. Вспомним обвинения В.П.Правдухина в калейдоскопичности образов Пастернака и отсутствии цельности в восприятии жизни. Парнок объясняет отсутствие цельности особенностями эпохи – невозможно создавать цельный образ мира, когда мир на глазах разваливается на куски. Об этом впоследствии писал сам Пастернак применительно к главному литературному явлению своей эпохи – А.Блоку: «Прилагательные без существительных, сказуемые без подлежащих, прятки, взбудораженность, юрко мелькающие фигурки, отрывистость — как подходил этот стиль к духу времени...» 318.
Остро современным Парнок считает и язык пастернаковской лирики. Эксперимент, на который идет Пастернак, вызван к жизни актуальной ситуацией, он словно выполняет самый своевременный заказ эпохи. Описывая языковую стихию Пастернака, Парнок составляет длинный перечень разнообразных стилистических средств, которыми пользуется поэт: «Словарь Пастернака, поистине, удивителен. В состав его словаря входят слова всевозможных наречий – тамбовские, псковские, курские, орловские, сибирские, вятские, слова руссифицированные польские, слова латинских и германских корней, слова иностранные, случайно вошедшие в наш обиход, слова иностранные, законно усыновленные русской речью за отсутствием однозначущих русских, и слова вполне заграничные необиходные и заменимые. Худосочные, типично интеллигентские “выражения” уживаются с характерными простонародными оборотами.
316 Черняк Я.З. Борис Пастернак. «Сестра моя жизнь». Издательство З.И.Гржебина. Москва 1922 г. Стр.136+3// Печать и революция. М., 1922. №3 (6). С.304.
317 Парнок С.Я. Пастернак и другие// Русский современник. Л., 1924. №1. С.309.
318 Пастернак Б.Л. Люди и положения// Пастернак Б.Л. ПСС. Т.3. С. 309.
Слова со специфически-русскими ударениями рифмуются с латынью» 319. Парнок, как в свое время и Правдухин, употребляет по отношению к Пастернаку слово «эклектик». Однако в ее интерпретации эклектизм не отрицательное качество. Пастернак, по мнению критика, обладает абсолютным слухом, позволяющим создавать удивительные звуковые эффекты от взаимодействия разноплеменных слов, язык его поэзии
«органически анационален». Сравним с этим обвинения Пастернака в плохом знании (Ю.Анисимов) или некорректном употреблении (В.Вейдле) русского языка, которые сопровождали его на протяжении всей жизни. Особенно остро ставили вопрос о правильности поэтической речи критики русского зарубежья, для которых проблема сохранения русского языка была наиболее актуальной.
Отталкиваясь от вопроса о языке, Парнок наряду с пастернаковской вводит пушкинскую тему: «Слуховая совесть Пастернака потребовала от него иного, не пушкинского звучания русской речи» 320. Эта установка особенно остро прозвучала в статье Парнок по контрасту с высказываниями Ходасевича о языке поэзии вообще и в том числе о языке поэзии Пастернака. В 1923 г. в своем стихотворении «Жив Бог! Умен, а не заумен…» (особенно в его первом варианте) Ходасевич отчетливо противопоставил чистоту и ясность своего поэтического языка футуристической зауми. Это стихотворение Цветаева восприняла совершенно однозначно и адекватно как выпад против себя и Пастернака321. Чуть позже полемика о пушкинском начале у Пастернака развернется между критиками русского зарубежья в полную силу. Скажем о ней несколько слов, предвосхитив события, поскольку статья Парнок была, пожалуй, первой, эту тему всерьез затронувшей.
319 Парнок С.Я. Пастернак и другие// Русский современник. Л., 1924. №1. С.309.
320 Там же. С.310.
321 25 июля 1923 в письме к своему другу литературному критику А.В. Бахраху Цветаева писала:
«…Ходасевич скучен! Последние его стихи о заумности («Современные записки») -- прямой вызов Пастернаку и мне. (Мой единственный брат в поэзии!)» (Цветаева М.И. Собрание сочинений в 7 томах. М., 1995. Т.6. С.579).
В начале 1926 г. в журнале «Благонамеренный» был опубликован диалог Д.П.Святополка-Мирского «О консерватизме», посвященный творчеству Пастернака, где, в частности содержалось следующее утверждение:
«– Но опять я повторю, – а Пушкин? Чем Вам не скала?
– Конечно, скала, но мы от нее оторваны и к ней нам не прилепиться. Мы можем и должны чтить Пушкина, как лучший Божий дар России, но учиться у него мы не можем. Кроме некоторого общего завета силы и страсти, мы, ничему у Пушкина научиться не можем. Это вина не наша, а истории, – простого истечения времени, заполненного другим» 322. Убеждение Мирского, что Пушкина мы должны только чтить, но не учиться у него вызвала резкую отповедь М.Цетлина323, которую поддержал Ходасевич, издевательски описывая позицию издателей журнала «Версты», публиковавшего Пастернака, и главного литературного критика «Верст» – Мирского: «…Прочь от проклятой Европы, от ненавистной России Петра и Пушкина, от ненавистной интеллигенции, – в азиатчину и реакцию. Этот путь они условно зовут Революцией» 324. Спор этот, косвенно затрагивающий Пастернака, постепенно перешел в иную плоскость.
Совмещение имен Пастернака и Пушкина явственно обозначилось в заметке Г.Адамовича о «Лейтенанте Шмидте»: «Пастернак явно не довольствуется в поэзии пушкинскими горизонтами, которых хватает Ахматовой и которыми с удовлетворением ограничил себя Ходасевич.
<…> От заветов Пушкина Пастернак отказался» 325. Для критика отказ от
«заветов Пушкина» никак не может считаться кощунственным, принимая в расчет несомненный приоритет Лермонтова в эстетической системе Адамовича, одним из отправных пунктов которой было наследование Гумилевым Лермонтову, а не Пушкину. Адамович исходил из убеждения,
322 Святополк-Мирский Д.П. О консерватизме: Диалог// Благонамеренный, 1926 №2. С.90.
323 Цетлин Мих. Последние новости, 1926, 8 июля, №1933. С.4.
324 Ходасевич В.Ф. О «Верстах»// Современные записки, 1926. №29. С.436.
325 Адамович Г. «Лейтенант Шмидт» Бориса Пастернака// Звено. 3 апреля 1927. №218. С.2.
что поэзия должна прежде всего выразить «обостренное ощущение личности», уже не находящей для себя опоры в духовных и художественных традициях прошлого, и противопоставлял «ясности» Пушкина «встревоженность» Лермонтова, которая в большей степени созвучна современности.
Однако высказывание Адамовича о Пастернаке вызвало едкую отповедь Ходасевича326, видимо, лично задетого сочетанием «с удовольствием ограничил себя», а также раздраженного сопоставлением заумного Пастернака с непререкаемым для него языковым образцом:
«…По Адамовичу, как будто выходит даже так, что Пастернак видит и знает “уже” побольше и поглубже Пушкина, а потому и явно “не довольствуется в поэзии пушкинскими горизонтами”, пушкинской поэтикой, слишком примитивной для такого титана мысли. Адамович только боится, что задача создать новую поэтику окажется Пастернаку не под силу. Разумеется, я не буду всерьез “сравнивать” Пастернака с Пушкиным: это было бы дешевой демагогией и слишком легкой забавой. Уверен, что и сам Адамович не думает всерьез, будто Пастернак в “проникновении в мир” ушел дальше Пушкина. Недаром он дважды оговаривается: “кажется”, “кажется”. Если “кажется” – надо перекреститься. Покуда не перекрестимся, нам все будет казаться, что Пастернак что-то такое великое видит и знает...» 327. Парнок, опередившая Адамовича своим сопоставлением Пастернака с Пушкиным, пишет примерно то же, что и он: русский язык в его пушкинском значении, как язык национальной культуры, прекратил свое существование. Хорошо это или плохо, но современный поэт вынужден изъясняться иначе, выбирая новые средства: «В наши дни России – денационализирующейся стране –
326 О полемике Ходасевича с Адамовичем см.: Струве Г.П. Русская литература в изгнании. Нью-Йорк, 1956. С.199-222; Терапиано Ю.К. Об одной литературной войне// Мосты,, 1966, №12. С.363-375; Hagglund Roger M. The Adamovich-Khodasevich Polemics// Slavic and East European Journal, 1976. Vol.20.
№3. P.239-252. Bethea David. Khodasevich: His life and Art. Princeton, New Jersey, 1983. P. 323-331. Коростелев О.А., Федякин С.Р. Полемика Г.В.Адамовича и В.Ф.Ходасевича (1927-1937)// Российский литературоведческий журнал, 1994. №4.
327 Ходасевич В.Ф.Бесы// Возрождение. 11 апреля 1927. № 678. С.2.
потребен денационализированный язык. По отношению к прежней святыне сделан жест, дискредитирующий ее священность, – этим жестом, этим знаком, что невозможное стало возможным, этим разбойничьим посвистом, сигналом к началу действа явились новые, чуждые духу русского языка звукосочетания. В поэзии на этот призыв всем существом своим, кровно отозвался Пастернак» 328. Обратим внимание на выражение «разбойничий посвист», которым Парнок описывает реформу поэтического языка, а также на мотив его десакрализации – к ним мы вскоре вернемся. И далее:
«В этом его кровная связь с нашей современностью. Пастернак подлинно современен нашим дням» 329.
О роли Пушкина в формировании русского языка Ходасевич пишет примерно то же: «Пушкин еще продолжал дело, подобное петровскому и екатерининскому: дело закладывания основ, созидания, собирания. Как Петр, как Екатерина, как Державин, он был силою собирающей, устрояющей, центростремительной» 330. Однако о задачах современной российской поэзии по отношению к языку Ходасевич придерживается принципиально противоположной точки зрения, которая скорректирована его положением вынужденного эмигранта, личной неприязнью к Пастернаку и ощущением собственного значения как последователя и продолжателя пушкинской традиции: «Ныне, с концом или перерывом петровского периода, до крайности истончился, почти прервался уже, пушкинский период русской литературы. Развалу, распаду, центробежным силам нынешней России соответствуют такие же силы и тенденции в ее литературе. Наряду с еще сопротивляющимися – существуют (и слышны громче их) разворачивающие, ломающие: пастернаки. Великие мещане по духу, они в мещанском большевизме услышали его хулиганскую разудалость – и сумели стать “созвучны эпохе”. Они разворачивают пушкинский язык и пушкинскую поэтику, потому что слышат грохот