Эготекст в творчестве Гюнтера Грасса (1095160), страница 34
Текст из файла (страница 34)
Принцип тезаурусного расширения индивидуального межкультурногопространства // Тезаурусный анализ мировой культуры. М., 2012. Вып. 23. С.14.480Грасс Г. Луковица памяти. С. 354–355.481Штайнер Р. Очерк теории познания Гетевского мировоззрения, составленный принимая во вниманиеШиллера // Там же. URL.482Конради К.О. Гѐте: жизнь и творчество. Т.2.
С. 501.483Грасс Г. Жестяной барабан. С. 111.159Оскар Мацерат уверен, что мир представляет собой сцепление крайностей,чередующихся и замещающих друг друга; он видит принципиальнуюнеразрешимость этой антиномии, понимая, что «каждому Распутинупротивостоит свой Гѐте, что Распутин приводит за собой Гѐте или Гѐте –Распутина, и не просто приводит, а, если понадобится, и творит, дабы потомподвергнуть его суду»484.В своем понимании действительности герой Г. Грасса исходит иззакона корреляции противоположностей (Гѐте / Распутин), причем он уверенв невозможности окончательного разрешения этого противоречия и победыгармонии, поскольку мир устроен так, что в нем ничтожество неизбежнопорождает величие, и наоборот, которые вновь и вновь взрывают гармонию.Таким образом, мир, в котором живет герой «Жестяного барабана» Г.
Грасса,выстроен скорее по законам «трагической диалектики» немецкого философаА. Либерта, нежели в соответствии с гетевской концепцией «гармоническогоразвития».Дезавуирует Оскар Мацерат и высказывание Гѐте о том, что «ктовидит человеческую красоту, того не может коснуться ничто дурное: ончувствует себя в гармонии с самим собою и с миром»485. Причудливоесмешение в мелкобуржуазной среде мещанских вкусов и «Избирательногосродства», или, говоря другими словами, «Гѐте и Распутина в одном томе»опровергает это суждение немецкого просветителя о человеке. Именнопоэтому Оскару Мацерату так легко удается из двух книг – «Распутин иженщины»и«Избирательноесродство»–составитьодну,точноотражающую психологию мелкобуржуазного общества, в представлениикоторого легко уживаются Оттилия, благопристойно вышагивающая подруку с Распутиным через «средненемецкие парки», и Гѐте, мчащийся в саняхпо зимнему Петербургу с одной оргии на другую с неслыханноаристократичной Ольгой.
Это общество не эволюционирует, но обладает484Грасс Г. Жестяной барабан. С. 114.Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Шопенгауэр А. О четверояком корне... Мир как воля ипредставление. Т. 1. Критика кантовской философии. М., 1993. С. 333485160несомненным даром, благодаря тому, что в его мировоззрении «Распутина –не слишком, Гѐте – в меру», приспосабливаться к изменяющимся внешнимусловиям, забывать о своих прегрешениях, «провозглашая историей то, чтовчера было для нас (немцев – Прим.
автора) деянием либо злодеянием,кровавым и свежим»486.Таким образом, в «Данцигской трилогии», критике подвергаетсяидеалистическая система мышления И.В. Гѐте. Г. Грасс выступает противнее, считая, что она порождает филистерство. Отсюда и обвинения И.В. Гѐтев неприятии других точек зрения (Оскар Мацерат «страшился гетевскойнетерпимости»), самодовольстве («Гѐте, достававший из изысканногорасшитогокошелькамонетки, лицевая сторона которыхнеизбежноизображала его отченашевский профиль»; его олимпийское спокойствиевсегда вызывало у меня тягостное чувство) и лицемерии (Гѐте «увидел бы втебе лишь антиестество, свое же естество – которым ты (Оскар Мацерат –Прим. автора) всегда восторгался, к которому всегда тянулся, даже если онотопорщилось самым неестественным образом, – свое естество он быподкармливал переслащенными конфетками»).
В «Данцигской трилогии»личность И.В. Гѐте оценивается с позиции человека, для которого «прошлое,иными словами, надежное, внезапно стало проблематичным, обернулосьбездонной пропастью»487.Сам И.В. Гѐте становится метафорой, с помощью которой Г. Грасспоказывает несостоятельность идеалистической философии применительно кбюргерской среде, которая как в прошлом, так и в настоящем остаетсяпитательной почвой для нацистской идеологии.
Так появляется в эготекстахпервая доминантная точка, характеризующая пространство Германии. Этонемецкое бюргерство, которое по-прежнему читает «лишь книжки скартинками»488 и поступками которых руководит лишь обывательский страх:«страх потерять уважение, клиентуру, страх перед священником, школьным486Грасс Г. Жестяной барабан. С. 501.Ортега-и-Гассет Х. В поисках Гѐте. Письмо немецкому другу. // Там же. URL.488Грасс Г.
Из дневника улитки // Там же. С. 269.487161учителем, соседями»489. И в этом смысле писатель выступает как антиподТ. Манна, для которого бюргерство являлось классом, олицетворяющимумеренность, гуманность, человечность, классом, избегающим крайностей истоящим на позициях гармонического развития человека, то есть противпредложенного Т.
Манном понимания бюргерства не только как сословия, нои как выработанной веками «формы духовности». Как и Генрих Гессе,оценка которого И.В. Гѐте и как человека, и как писателя была весьмапротиворечива, Г. Грасс не считает, что бюргерство обладает подлиннойдуховностью. Поэтому и у Г.
Гессе, и у Г. Грасса бюргерство становитсясинонимом мещанского общества. Сам же Гѐте оказывается в оппозиции кнему, поскольку для обывателя идеи писателя и само его творчествоперестают быть нравственным ориентиром. И у Г. Гессе, и у Г. Грасса Гѐтевсего лишь часть интерьера благопристойного обывательского дома. Вромане «Степной волк» Г. Гессе (1927), например, уродливый бюст Гѐтенаходится в квартире профессора.
У Г. Грасса в эготексте «Мое столетие» –во дворике проголосовавшего за Христианско-демократический союз (ХДС)аптекаря. Это бронзовая голова высотой в полтора метра, которую тот«сумел выменять за здоровую бухту медной проволоки, прежде чемогромнуюголову«Головорожденных,поэтауспелиотправитьилинемцывымирают»наГ.переплавку»490.ГрассВвынужденконстатировать, что не только на уровне бюргерского мироощущения, но ина уровне государства в целом имя И.В. Гѐте стало не более чем фирменнымзнаком Германии: «отправились в путешествие при посредничестве«Гѐте»491.Отметим также, что метафоризация Гѐте – явление, присущее только«ментальномупространству».Вслучаеформирования«физическогопространства» он выступает не в качестве антипода бюргерской среды, а вкачестве элемента культурного пространства Германии, в том числе и489Грасс Г.
Из дневника улитки // Там же. С. 269.Грасс Г. Мое столетие. С. 305.491Грасс Г. Головорожденные, или немцы вымирают. С. 124.490162личного пространства Г. Грасса. Например, в «Луковице памяти», неотказываясь в целом от принятой им однажды позиции «низвержениякумиров», Г. Грасс относится к нему и его творчеству скорее с юмором,выступая собственно не против творческого наследия И.В.
Гѐте, а против его«излишней монументальности»492. Так, рассказывая о муках первой любви,немецкий писатель может найти «слова, пригодные разве что для пылких,сумбурных речей, вошедших со времен гѐтевского «Вертера» в обиходлюбовной переписки и постельного шепота»493. Получив после ранениякомандировочное предписание в город-госпиталь Мариенбад, Г.
Грасспосмеивается над последней любовью старого Гѐте, который, «влюбившисьздесьвюнуюдевицуиполучивотказ,утешилсянаписанием«Мариенбадских элегий»494. Вспоминает он и дюсельдорфский театр, где,купив «дешевые места», можно было посмотреть драму «Торквато Тассо», вкоторой мечтатель-поэт, предпринявший попытку противопоставить себязаконам, окружающего его общества, терпит сокрушительное поражение.Не менее важна для «ментального пространства» Г.
Грасса фигураГ.В.Ф. Гегеля. В 1982 г. в интервью «Литературной газете» Г. Грасс заметил:«Я и в самом деле противник гегелевской философии истории, котораяпридает истории некую авторитарность, некий высший смысл»495. Правда,как утверждает Томас Ноэль (Thomas Noel), писатель никогда не «утруждалсебя подробным анализом теории Гегеля»496.
Вместо подробного анализа,что типично для творчества, он прибегает в книге «Из дневника улитки» кметафоре «всадника на коне»: «В Йене, дети, он видел императораНаполеона на коне, и в единстве коня и всадника усмотрел нечто, что онназвал «мировым духом»; с тех пор он скачет галопом – я же делаю ставку на492Ортега-и-Гассет Х. В поисках Гѐте. Письмо немецкому другу // Там же. URL.Грасс Г. Луковица памяти. С. 78–79.494Там же. С.