Эготекст в творчестве Гюнтера Грасса (1095160), страница 38
Текст из файла (страница 38)
Грасса между юношескимивоспоминаниями о городе и их отражением в последующем его творчестве,дает основания рассматривать образ Данцига как ключевой в организациипространства в эготексте «Луковица памяти». Именно с этим городом, а не с«домашним очагом» связано становление творческой личности писателя,поэтому в его художественных произведениях образ города в чем-тоаналогочен предыдущему. Узнаваемыми остаются улицы, дома и дажетрамвайные маршруты: на трамвае № 5 возвращаются домой и ОскарМацерат, и Пиленц, и юный Гюнтер Грасс.Исчезновение Данцига после Второй мировой войны с политическойкарты мира положило конец его реальной истории, превратив город в«памятное место», в то, «что больше не существует.
Для того чтобы егосуществование продолжилось, необходимо рассказать историю, котораязаменит утраченную среду»534. Именно такая история Данцига как символабезвозвратно утраченной родины и рассказанаГ. Грассом в «Луковицепамяти».Для Г. Грасса Данциг – это немецкий и только немецкий город.Поэтому для созданного писателем городского текста характерным являетсяпротивопоставление «немецкий Данциг – польский Гданьск».
На то, чтотакое противопоставление существует, указывает частотность использованияв тексте слов «Данциг», «данцигский» (44 раза) против «Гданьск» (8 раз).Герой «Луковицы памяти» живет на улице Лабесвег в Лангфуре; с533Грасс Г. Луковица памяти. С. 81–82.Assmann А. Erinnerungsräume: Formen und Wandlungen des kulturellen Gedächtnisses. München: Beck, 1999.S. 309.534178чердачного окна его дома видны улицы Луизы, Герты и Марии.
Его перваягимназия «Конрадинум» находится в Лангфуре недалеко от улицыМихаэлисвег, а вторая, имени Святого Иоанна, – в Старом городе, на улицеФляйшергассе. Его более богатые одноклассники живут на улицахУпхагенвег или Штеффенсвег, а его первая любовь –на улицеБраунсхѐфервег. Он смотрит немецкие фильмы, в том числе с участием звезднемецкого кинематографа Марианны Хоппе и Ханса Альберса, в кинотеатрах«Тобис-паласт», находящемся на улице Ланггассе, «Рокси» – в дворцовомпарке городского района Олива, «Одеоне» – на улице Доминиксвалл, «УФАпаласт» – на Элизабеткирхенштрассе; читает немецкие газеты «Данцигерфорпостен» и «Данцигер нойстен нахрихтен», журнал для школьников«Хильф мит»; ходит в городскую библиотеку, «весьма богатую, ибо, следуяганзейским традициям, горожане заботились о муниципальных культурныхучреждениях»535.С началом войны постепенно меняется и ритм жизни города.
Герой«Луковицы памяти» пока только наблюдает, как капитулируют польскиезащитники Вестерплатте и защитники Польской почты, как на аэродромеВольного города около шоколадной фабрики «Балтик» взлетают и садятсявоенные самолеты, смотрит на черный дым над портом, появляющийся послеавианалетов; фиксирует введение продуктовых карточек и ограничений натабачные изделия, увеличение количества «обведенных траурной рамкойобъявлений с черным крестом, которые извещали о смерти солдат, павших заВождя, Народ и Отечество»536. Приближение линии фронта к городуначинает им ощущаться только тогда, когда на его чердаке вместопривычного хлама появляются ряды ведер, бочка с песком и тряпки длясбивания пламени, а у Главного вокзала, на мосту через Мотлау, на Лабазномострове,наподходахкверфиШихау,полеваяжандармерияигитлерюгендские патрули начинают останавливать для проверки «прохожих535536Грасс Г. Луковица памяти.
С. 59.Грасс Г. Там же С. 95.179в штатском, приехавших на побывку фронтовиков или слонявшихсядевушек, которых становилось все больше и которые были весьмасговорчивы с простыми солдатами, не говоря уж об офицерах»537.По мере приближения военных действий к Данцигу меняется и планего изображения. Крупный план сменяется дальним: городтеряетконкретные очертания, постепенно превращаясь в символ. Старый город,погруженный в темноту, ожидает «если не стремительного, то медленногоупадка»538. Герой же «Луковицы памяти», находясь на службе вовспомогательных частях противовоздушной обороны, видит далекие башнигорода; уезжая на фронт – панораму «удаляющегося города со всеми егобашнями на фоне вечернего неба»539, слышит, как «в некоторых костелах,казалось, вечного города, будто прощаясь, зазвонили колокола»540.Так, шаг за шагом, Вольный город Данциг, уходит в прошлое, а наего месте возникает польский Гданьск, куда Г.
Грасс приезжает вновь ивновь, чтобы «отыскать там следы утраченного города». Именно поэтомуписатель, рассказывая о своих посещениях Гданьска, никогда не используетновые, польские названия улиц. Фиксируя разрушения, причиненные городуво время войны, и отслеживая процесс восстановления города из руин, оноперирует только старыми их названиями:- вместе с домами, уничтоженными пожаром на улицах Хэкергассе и Йоханнесгассе,Нойнаугенгассе и Петерзилиенгассе, сгорела и церковь Святого Иоанна541;- сюда собирали каменные украшения фронтонов, фрагменты рельефов, балюстрадытеррас с улиц Бротбенкенгассе, Хайлигенгайстгассе и Фрауэнгассе 542.Г.
Грассу, ходившему во время своих неоднократных визитов вГданьск по тем узким улочкам, по которым он когда-то бегал в детстве, так ине удалось отыскать следы Данцига. По признанию самого писателя, «в537Грасс Г. Луковица памяти. С. 125.Там же. С. 125.539Там же. С. 135.540Там же. С. 315.541Там же С. 135.542Там же. С.
136.538180Гданьске он был чужой»543. И это связано не столько с произошедшимивнешними изменениями (например, в уцелевшей в годы войны церквиСердца Христова, которую он посещал вместе с матерью и в которойпринимал первое причастие, вместо алтаря Девы Марии теперь стоит копияЧерной Мадонны), сколько с исчезновением самой атмосферы Вольногогорода.
В том Данциге, который помнит писатель, о присутствии поляковнапоминали только Польская почта, польская военная база Вестерплатте дарассказанные ему задолжавшими его матери жильцами лангфургскихдоходных домов истории «на нижненемецком диалекте с вкраплениямипольских слов»544. В Гданьске же Г. Грассу удалось поговорить только содним из немногих оставшихся здесь стариков, «который все еще называлсебя немцем»545.Это, пожалуй, одна из немногих фраз, в которой содержится намек нанепростые отношения, сложившиеся между поляками и немцами, после того,как в соответствии с Ялтинскими соглашениями город был включен в составПольши. Несмотря на то, что сохранились свидетельства о тотальномнасилии и издевательствах поляков над гражданским немецким населением ио депортации 100 тыс.
немцев из города, о которых Г. Грасс не мог не знать,он предпочитает оставить вопрос о вине поляков открытым. Выслушаврассказ старика-немца о гибели спрятавшихся в церкви Святого Иоаннанемецких женщин и детей, в поджоге которой немец винит поляков,немецкий писатель констатирует: «С другой стороны, поляки утверждали,будто, когда женщины бросились в церковь, чтобы укрыться там, ееподожгли русские.
Кто бы это ни сделал, устояли только обугленныестены»546.Таким образом, исчезнувший Данциг, хотяГ. Грасс и неидеализировал его, стал для писателя городом, восходящим к образу «дома»,543Грасс Г. Луковица памяти. С. 135.Там же. С. 38.545Там же. С. 135.546Там же. С. 136.544181воспоминания о котором вызывают у него ностальгию. Утрата «малойродины», о которой писатель говорил неоднократно и в различных интервью,и в нобелевской речи, и в «Речи об утратах», оказалась невосполнимой.
НиГданьск,ниГермания,которая«снеутихающейненавистьюивраждебностью к «чужакам»547 отнеслась к беженцам, покидавшим родныеместа по мере продвижения Красной армии и после капитуляциигерманского рейха, для которой нежелательным оказался патриотизм Г.Грасса, сформулированный им в короткой фразе «важно не государство, а егоконституция»548, в которой исчезло многообразие общественного мнениявследствие того, что оно начало «политически приспосабливаться и терятьбылой дух противоречия»549, не стали для писателя второй родиной.В дальнейшем в «Фотокамере» Г. Грасс окончательно зафиксирует тотфакт, что для него не существует такого дома или города в Германии, ккоторому он был бы привязан и в который хотел бы вернуться:он мечтал обзавестись дирижаблем, куда поместился бы его нехитрый скарб,конторка и все семейство, чтобы можно было бы приземляться то тут, то там, понастроению, вечно в пути и никогда не …550547Грасс Г.
Речь об утратах. Собр. соч.: в 4 т. Т. 4. Харьков, 1997. С.561.Там же. С. 569.549Там же. С. 571.550Грасс Г. Фотокамера: истории из темной комнаты. С. 148.548182ЗАКЛЮЧЕНИЕВ проведенном исследовании под определенным углом зрения, то естькак эготекст, рассмотрена та часть творческого наследия Гюнтера Грасса, вкоторой предметом описания становится собственная жизнь писателя иглавенствующим в которой является его «я».
Объединение в одно понятие«эготекст» произведений как различных с точки зрения жанровойдифференциации, так и выходящих за рамки формальных жанровыхмаркеров(«гибридные»референциальность,жанры)наретроспективностьосновеитакихпризнаков,прозаическаякакформа,представляется достаточно продуктивным по нескольким соображениям.Во-первых, в рамках эготекста, несмотря на использование в немразличного модуса автобиографического письма, возможно изучение кактрадиционной мемуарно-автобиографической прозы, так и произведений,которые в настоящее время отнесены к понятию «автофикция». Этавозможность мотивируется тем, что, несмотря на кажущуюся разность, всеони направлены на достижение одной цели: раскрытие создателем эготекстас той или иной степенью достоверности своего «я» на основе приобретенногожизненного опыта через самоанализ пережитых событий и связанных с нимиэмоций.Во-вторых, содержание понятия «эготекст» остается в определеннойстепени открытым, в связи с чем сохраняется возможность расширения егограниц посредством включения в эту группу текстов произведений с новым,не фиксировавшимся ранее в исследованиях модусом автобиографическогописьма при условии сохранения в таких произведениях установки наподлинность.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
