Фукуяма конец истории (1063652), страница 46

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 46)

важны, но главным образом как средства создания военной мощи для

самообороны.

Второй принцип реалистического подхода состоит в том, что друзей и

врагов следует выбирать главным образом на основе их мощи, а не на основе

идеологии или внутреннего характера режима. Примеров этого в мировой

политике не счесть -- например, союз СССР -- США для победы над Гитлером или

соглашение администрации Буша с Сирией против Ирака. После поражения

Наполеона антифранцузская коалиция, предводительствуемая австрийским

министром иностранных дел Меттернихом, отказалась расчленять или иным

образом наказывать Францию на том основании, что она будет необходима как

противовес будущим угрозам европейскому миру, исходящему с новых и

неожиданных сторон. И действительно, в последующие годы не Франция, а Россия

и Германия старались опрокинуть европейский статус кво. Бесстрастное

уравновешивание сил, свободное от соображений идеологии или реванша, было

предметом первой книги Киссинджера и остается классическим примером реализма

на практике.³⁷⁹

Третий и связанный с предыдущими догмат указывает, что при оценке

внешних угроз государственный деятель должен внимательнее изучать военный

потенциал, нежели намерения. Реализм подразумевает, что намерения всегда, в

определенном смысле, присутствуют; даже если сегодня страна выглядит

дружественно и не воинственно, завтра у нее может измениться настроение.

Военный потенциал -- количество танков, самолетов и стволов -- не столь

изменчив и сам по себе определяет намерения.

Последнее указание или цепь указаний теории реализма относится к

необходимости исключить из внешней политики морализм. Моргентау нападал на

широко распространенную среди государств тенденцию "отождествлять моральные

ценности конкретной нации с моральными законами, которые правят вселенной",

утверждая, что это ведет к гордости и постановке недостижимых целей, в то

время как "концепция интересов, определенная в терминах силы... избавляет

нас и от этих моральных излишеств, и от этого политического

безумия".³⁸⁰ Киссинджер утверждает в том же русле, что есть два

рода международных систем: "легитимные" и "революционные". В первых все

входящие в них государства признают фундаментальную легитимность друг друга

и не пытаются подорвать их или каким-либо иным образом поставить под

сомнение их право на существование. В революционных международных системах

постоянно происходят крупные конфликты благодаря нежеланию определенных

членов этих систем признать статус кво.³⁸¹ Очевидным примером

революционного государства был Советский Союз, который с момента своего

возникновения посвятил себя борьбе за мировую революцию и глобальную победу

социализма. Но и либеральные демократии вроде Соединенных Штатов тоже иногда

действовали как революционные государства, когда пытались внедрить свою

форму поведения в таких неподходящих для этого местах, как Вьетнам или

Панама. Революционные системы государств по сути более подвержены

конфликтам, чем легитимные: их члены не удовлетворены сосуществованием и

каждый конфликт считают манихейской борьбой за основные принципы. А,

поскольку мир, особенно в атомном веке, есть важнейшая цель, легитимные

системы государств намного предпочтительнее революционных.

Отсюда понятно, что существует сильная оппозиция внесению морализма во

внешнюю политику. Как считает Нибур:

"...моралист может так же завести в тупик, как и политический реалист.

Обычно он не Может признать как неизбежные элементы несправедливости и

принуждения, которые наличествуют в любой современной разновидности

социального мира... Слишком некритическое прославление сотрудничества и

взаимности поэтому кончается примирением с традиционными несправедливостями

и предпочтению более тонких -- видов принуждения более

открытым".³⁸²

Это приводит к несколько парадоксальной ситуации: реалисты, которые

постоянно стремятся поддержать баланс сил, основанных на военном потенциале,

наиболее склонны пытаться приспособиться к сильный врагам -- это следует

непосредственно из позиции реалистов. Ведь если конкуренция между

государствам и в некотором смысле перманентна и универсальна, то изменение

идеологии или руководства враждебного государства не даст фундаментального

решения дилеммы международной напряженности. Попытки решить проблему

безопасности революционными средствами -- например, оспаривая легитимность

основ враждебного правительства путем критики за нарушение прав человека --

и опасны, и вредны.

Поэтому не случайно, что ранние реалисты вроде Меттерниха были

дипломатами, а не воинами и что реалист Киссинджер, в общем, относясь с

пренебрежением к ООН, стал архитектором советско-американской разрядки в

семидесятых годах --разрядки между либеральной демократией и полностью

переформированным Советским Союзом. Как пытался в то время объяснить

Киссинджер, сила советского коммунизма была постоянным аспектом

международной реальности, таким, который нельзя было убрать по собственному

желанию или фундаментально реформировать, и американцам следовало привыкнуть

к идее приспособиться к этой силе и взаимодействовать с ней, а не

враждовать. У СССР и США был общий интерес -- избежать ядерной войны, и

Киссинджер совершенно последовательно возражал против припутывания вопроса о

правах человека -- например, права советских евреев на эмиграцию -- к

вопросу об осуществлении этого общего интереса.

Реализм сыграл большую и положительную роль в формировании

американского образа мыслей о внешней политике после Второй мировой войны.

Эта роль состояла в том, что США были избавлены от склонности искать

безопасности в действительно наивной форме либерального интернационализма:

например, полагаться на ООН в вопросах безопасности. Реализм в этот период

был подходящей базой для понимания международной политики, поскольку мир

действовал согласно реалистеким предположениям. Это было не столько потому,

что реализм отражает вневременную истину, сколько потому, что мир был резко

разделен на государства с радикально отличными и взаимно враждебными

идеологиями. В первой половине двадцатого века мировая политика определялась

сперва агрессивным европейским национализмом -- прежде всего немецким, -- а

потом столкновением фашизма, коммунизма и либеральной демократии. Фашизм

явным образом воспринял утверждение Моргентау о том, что вся политическая

жизнь есть непрекращающаяся борьба за господство, а либерализм и коммунизм

были равно универсальны в своих понятиях справедливости и распространили

свой конфликт практически в каждый утолок земного шара. Неослабная

враждебность этих идеологий гарантировала, что парадигма либерального

интернационализма, предназначенная для регулирования взаимодействий

либеральных государств, будет либо игнорироваться, либо использоваться

нечестно для преследования агрессивных национальных целей. Япония, Германия

и Италия издевались над резолюциями Лиги Наций в период между войнами, точно

так же, как право вето Советского Союзй в Совете Безопасности ООН после 1946

года полностью обессилило эту организацию.³⁸³ В таком мире

международное право было иллюзией, а военная сила -- фактически единственным

средством обеспечения безопасности. И реализм поэтому выглядел как

адекватная основа для понимания происходящих в мире процессов и обеспечивал

интеллектуальную поддержку послевоенному созданию НАТО и других военных

союзов с Западной Европой и Японией,

Реализм -- вполне подходящая точка зрения на международную политику для

пессимистического века, и он вполне естественно вырос из биографий основных

его проводников. Например, Генри Киссинджер лично испытал, как

цивилизованная жизнь превратилась в брутальную схватку за власть, когда ему

пришлось в детстве бежать из нацистской Германии. В своей дипломной работе

по Канту, написанной в студенческие годы в Гарварде, он критиковал точку

зрения Канта на исторический прогресс и предлагал иную, временами

приближавшуюся к некоему нигилизму: что нет ни Бога, ни секулярного

механизма, подобного Универсальной Истории Гегеля, который мог бы придать

смысл потоку событий. История есть хаотическая и непрерывная

последовательность схваток между нациями, в которой у либерализма нет особо

привилегированного положения.³⁸⁴

Но вклад раннего реализма в американскую внешнюю политику не должен

заставить нас закрыть глаза на серьезные его дефекты как основы взгляда на

международные отношения -- и как описания реальности, и как указаний для

формирования политики. Потому что реализм стал чем-то вроде фетиша среди

"искушенных" в международной политике, которые часто воспринимают допущения

реализма некритически, не видя аспектов, в которых эти допущения уже не

соответствуют современному миру. Устойчивость этой теоретической основы,

пережившей назначенное ей время, привела к некоторым довольно странным

предложениям о том, как надо мыслить и действовать в мире после "холодной"

войны. Например, предлагали, чтобы Запад постарался сохранить Варшавский

договор, поскольку биполярное разделение Европы как раз и обеспечило тот

мир, который царил, на континенте с 1945 года,³⁸⁵ и утверждали,

что конец раздела Европы положит начало большей нестабильности и

напряженности, чем это было в период "холодной" войны, а средством против

этого может послужить намеренное распространение ядерного оружия на

Германию.³⁸⁶

Оба эти предложения вызывают мысль о враче, который, проведя ракового

больного через долгий и мучительный процесс, химиотерапии, добился ремиссии,

а теперь отчаянно пытается убедить пациента продолжать химиотерапию, потому

что в прошлом она была успешной. Продолжая лечите болезнь, которой больше

нет, реалисты предлагают дорогую и опасную терапию здоровым пациентам. А

чтобы понять, почему пациент в сущности здоров, надо снова рассмотреть

предположение реалистов о причине болезни-- то есть о войне между нациями.

24. СИЛА БЕССИЛЬНЫХ

Реализм -- это теория, утверждающая, что напряженность, агрессия и

война -- перманентные возможности в международной системе государств, и что

это состояние -- состояние человеческое, то есть такое, которое не может

быть изменено возникновением конкретных форм и видов человеческих обществ,

поскольку коренится в неизменной природе человека. В поддержку такого мнения

реалисты указывают на преобладание войн в истории человечества, от первых

кровавых битв, описанных в Библии, и до мировых войн двадцатого века.

Все это звучит интуитивно правдоподобно, но; реализм покоится на двух

шатких фундаментах: непозволительном редукционизме относительно мотивов и

поведения человеческих обществ и отказе учитывать вопросы Истории.

В своей чистейшей форме реализм пытается изгнать все соображения

внутренней политики и вывести вероятность войны только из структуры

международной системы. Согласно одному реалисту, "конфликт между

государствами -- дело обычное, поскольку международная система создает

мощные стимулы для агрессии... Государства стараются выжить в этой анархии,

максимально усиливая свою мощь по отношению к другим

государствам..."³⁸⁷ Но эта чистая форма реализма скрыто

возвращает в высшей степени редукционистские допущения относительно природы

человеческих обществ, составляющих международную систему, ошибочно

приписывая эти допущения "системе", а не единицам, ее образующим. Например,

совершенно нет причины предполагать, что любое государство в анархическом

международном порядке должно ощущать угрозу со стороны другого государства,

если нет причины думать, что человеческие сообщества сами по себе

агрессивны. Международный порядок, описываемый реалистами, очень напоминает

естественное состояние Гоббса, где человек находится в состоянии войны всех

против всех. Но гоббсовское состояние войны возникает не из простой жажды

самосохранения, а потому что самосохранение сосуществует с тщеславием или

жаждой признания. Если бы не было людей, которые желают навязать другим свои

взгляды, в частности, людей, пропитанных духом религиозного фанатизма, сам

Гоббс бы сказал, что первобытное состояние войны вообще никогда бы не

возникло. Одного самосохранения мало, чтобы объяснить войну всех против

всех.

Мирное естественное состояние -- именно это постулировал Руссо. Он

Характеристики

Список файлов реферата