Фукуяма конец истории (1063652), страница 43

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 43)

сейчас является более следствием культурных факторов, таких как высокая

норма сбережений или замкнутый характер отношений с поставщиками в Японии,

чем какого-либо законодательного протекционизма. Идеологические конфликты

холодной войны можно было урегулировать полностью, когда стороны шли на

компромисс по конкретным политическим вопросам вроде Берлинской стены или

вообще отказывались от идеологии в целом. Но постоянные культурные различия

между явно либеральными, демократическими, капиталистическими государствами

искоренить оказалось гораздо сложнее.

Эти культурные различия в отношении к работе в Японии и в Соединенных

Штатах кажутся положительно ничтожными, если сравнивать с культурными

различиями, разделяющими, с одной стороны, Японию и Соединенные Штаты, с

другой -- любые страны третьего мира, где не удалось заставить капитализм

работать. Экономический либерализм открывает оптимальный путь к процветанию

любому народу, желающему им воспользоваться. Для многих стран вся трудность

в том, чтобы усвоить рыночно ориентированную политику. Но на самом деле

политика -- это лишь необходимое предусловие для высоких темпов роста.

"Иррациональные" формы тимоса -- религия, национализм, способность ремесел и

профессий поддерживать стандарты работы и гордость трудом, -- все это

продолжает оказываться на экономическом поведении бесчисленными способами,

дающими свой вклад в богатство или нищету нации. И устойчивость этих

различий может означать, что международная жизнь будет все больше

рассматриваться как конкуренция не между соперничающими идеологиями --

поскольку почти все экономически преуспевающие государства будут

организованы примерно по одним чертежам, -- но между различающимися

культурами.

22. ИМПЕРИИ ПРЕЗРЕНИЯ, ИМПЕРИИ ПОЧИТАНИЯ

Влияние культуры на экономическое развитие, стимулирующее или

тормозящее, указывает на возможное препятствие на описанном в части второй

пути победного марша Универсальной Истории. Современная экономика -- процесс

индустриализации, детерминированный современной наукой -- вынуждает

гомогенизацию человечества и по дороге разрушает широкий спектр традиционных

культур. Но он может и не выиграть каждую битву, сталкиваясь иногда с такими

культурами и проявлениями тимоса, которые переварить трудно. А если процесс

экономической гомогенизации остановится, то и будущее процесса

демократизации окажется неясным. Хотя многие народы мира на сознательном

уровне считают, что хотят иметь у себя капиталистическое процветание и

либеральную демократию, не каждый из них сможет усвоить то и другое.

Таким образом, несмотря на явное отсутствие в настоящий момент

системных альтернатив либеральной демократии, в будущем могут утвердиться

некоторые новые авторитарные альтернативы, в прошлом, возможно, неизвестные.

Эти альтернативы, если они возникнуть, будут созданы двумя различными

группами народов: теми, кто в силу культуральных причин постоянно терпит

экономический крах, и теми, кто будет непомерно успешен в капиталистической

игре.

Первый феномен -- возникновение антилиберальных учений из

экономического краха -- в прошлом уже случался. Сегодняшнее возрождение

исламского фундаментализма, коснувшееся практически любой страны мира со

значительным мусульманским населением, может считаться реакцией

мусульманских обществ на неудачу в попытках поддержать свое достоинство

лицом к лицу с немусульманским западом. Под конкурентным прессом

преобладающей в военном отношении Европы некоторые исламские государства в

девятнадцатом -- начале двадцатого веках предприняли коренные

модернизационные усилия в попытках ассимилировать западную практику, которую

считали необходимой для сохранения конкурентоспособности. Эти

модернизационные программы, как реформы Мэйдзи в Японии, состояли из

всепроникающих попыток внедрить принципы западного рационализма во все

аспекты жизни -- от экономики, чиновничьей структуры и армии до образования

и социальной политики. Наиболее систематические усилия в этом направлении

предприняла Турция: Оттоманские реформы девятнадцатого века сменились в

двадцатом реформами основателя современного турецкого государства Кемаля

Ататюрка, старавшегося создать светское государство на основе турецкого

национализма. Последним большим интеллектуальным импортом, воспринятым

исламским миром с Запада, был секулярный национализм, представленный великим

панарабским националистическим движением Насера в Египте и партии БААС в

Сирии, Ливане и Ираке.

Но в отличие от реформ Мэйдзи в Японии, которая воспользовалась

западными технологиями для победы над Россией в 1905 году и нападения на

Америку в 1941 году, почти все исламские страны так и не усвоили

импортированные с Запада идеи и не достигли того экономического или

политического успеха, на который рассчитывали реформаторы девятнадцатого и

начала двадцатого столетий. До пришествия нефтяного богатства в шестидесятых

-- семидесятых годах двадцатого века ни одна исламская страна не могла

составить конкуренции Западу в экономическом или военном смысле. Многие,

конечно, оставались колониями в течение Второй мировой войны, а идея

создания секулярного панарабского единства рухнула после унизительного

поражения Египта от Израиля в 1967 году. Возрождение исламского

фундаментализма, ставшее заметным после Иранской революции 1978--1979 гг.,

совсем не было случаем "традиционных ценностей", доживших до современной

эпохи. Эти ценности, искаженные и подпорченные терпимостью, были

благополучно побеждены в течение предыдущих ста лет. Исламское возрождение

было ностальгическим стремлением к прежним, более чистым ценностям, которые,

как говорилось, существовали в далеком прошлом" и они не были ни

дискредитированными "национальными ценностями" недавнего прошлого, ни

западными ценностями, столь неудачно пересаженными на Ближний Восток. В этом

отношении исламский фундаментализм совсем не поверхностно напоминает

европейский фашизм. Как и в случае фашизма, неудивительно, что

фундаменталистское возрождение наиболее тяжело поразило самые с виду

современные страны, потому что это их традиционные культуры оказались под

наибольшей угрозой от импорта западных ценностей. Силу исламского

возрождения можно понять только, если понять, насколько глубоко было ранено

достоинство6 исламского общества двойной неудачей: не вышло ни сохранить

преемственность традиционной общественной структуры, ни успешно

ассимилировать технику и ценности Запада.

Даже в Соединенных Штатах можно заметить начало возникновения

антилиберальных идеологий -- отдаленный результат различий отношений культур

к экономической деятельности. В зените расцвета движения за гражданские

права большинство черного населения Америки жаждали полной интеграции в

белое общество, подразумевавшее полное принятие доминантных культурных

ценностей американского общества. Проблема черных американцев понималась не

как проблема самих ценностей, а как проблема согласия белого общества

признать достоинство черных, принимающих эти ценности. Но несмотря на отмену

санкционированных законом барьеров на пути равенства в шестидесятых годах и

возникновение положительных программ действия, отдававших предпочтение

черным, определенный слой американского черного населения не только не смог

преуспеть экономически, но фактически потерял почву под ногами.

Однако одним из политических результатов экономической неудачи явилось

все более часто слышимое утверждение, будто традиционные мерки

экономического успеха -- работа, образование и занятость -- представляют

собой не универсальные, но "белые" ценности. Вместо того чтобы стремиться к

интеграции в слепое к цвету общество, некоторые черные лидеры подчеркивают

необходимость черпать гордость в своеобразной афро-американской культуре с

ее собственной историей, традицией, героями и ценностями, равной культуре

белого общества, но отдельной от нее. В некоторых случаях это стремление

превращается в "афроцентризм", утверждающий превосходство природной

африканской культуры над "европейскими" идеями, такими как социализм и

капитализм. Жажда признания достоинства этой отдельной культуры со стороны

системы образования, работодателей и самого государства для многих

чернокожих сменило жажду признания их недифференцированного человеческого

достоинства, например христианского, достоинства человека как морального

существа, о чем говорил Мартин Лютер Кинг. Результатом такого способа

мышления явилась возрастающая самосегрегация черных -- очевидная сегодня в

большинстве американских университетских кампусов -- и упор на политику

группового достоинства вместо индивидуальных достижений или экономической

деятельности как основного пути социального роста.

Но если новые антилиберальные могут быть усвоены теми, кого в

экономическом соревновании стреноживает культура, то иным потенциальным

источником авторитарных идей могут оказаться и те, кто достиг заметного

экономического успеха. Наиболее серьезный вызов, брошенный сегодня

либеральному универсализму Американской и Французской революций, исходит не

из коммунистического мира, экономический крах которого виден всем, у кого

есть глаза, но от тех стран Азии, где либеральная экономика сочетается с

каким-либо патерналистским авторитаризмом. Много лет после Второй мировой

войны Япония и другие страны Азии смотрели на Соединенные Штаты и Европу как

на модель для полной модернизации общества и верили, что должны перенимать

все -- от технологии до западных приемов менеджмента, а главное --

политическую, систему, иначе утратят конкурентоспособность. Но колоссальный

экономический успех Азии привел к все растущему пониманию, что этим успехом

страны Азии обязаны не просто усвоению западной практики, а тому, что в этих

странах сумели сохранить определенные традиционные черты собственных культур

(например, сильную трудовую этику) и объединить все это в современную

экономическую и деловую среду.

Политическая власть в Азии имеет особые корни по сравнению с Европой и

Северной Америкой, и либеральная демократия там рассматривается совсем не

так, как в странах ее исторического рождения.358 Те же самые группы

конфуцианского общества, которые так важны для сохранения трудовой этики, не

меньшую роль играют и как основа политической власти. Личность получает свой

статус не благодаря своим личным способностям или ценности, но в той

степени, в которой она является членом общепризнанной группы и подчиняется

ее правилам. Если же человек начинает стремиться к утверждению личного

достоинства и прав, выступая против группы изнутри, он подвергается

остракизму и потере статуса, которые могут быть так же сокрушительны, как

явная тирания традиционного деспотизма. Такое положение создает огромное

давление, требующее конформизма, который дети в подобной культуре усваивают

с самого раннего возраста. Иными словами" личность в азиатском обществе

подвергается тому, что Токвиль назвал "тиранией большинства" -- или, точнее,

большинств во всех социальных группах, малых и больших, с которыми

взаимодействует личность.

Эту тиранию можно проиллюстрировать парой примеров из японской жизни,

которым найдется параллель и в любой другой культуре Восточной Азии. Первая

и главная социальная группа, которой Личности в Японии обязаны почитанием,

-- это семья, и благожелательная власть отца над детьми послужила исходной

моделью любым властным отношениям в обществе, в том числе отношением между

правителем и управляемыми.³⁵⁹ (И в Европе тоже власть отцовская

послужила моделью власти политической, но современный либерализм есть

открытый разрыв с этой традицией.)³⁶⁰ В Соединенных Штатах от

детей ожидается почтение к авторитету родителей, но они, вырастая, начинают

утверждать свою личность, противопоставлял себя родителям: Акт подросткового

бунта, когда ребенок открыто отвергает ценности и желания родителей,

Характеристики

Список файлов реферата