Фукуяма конец истории (1063652), страница 50

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 50)

Например, "пробуждающиеся" сейчас нации в советской Средней Азии не

существовали как осознающие себя языковые сущности до большевистской

революции; сегодня узбекские и казахские националисты роются в библиотеках,

чтобы "переоткрыть" исторические языки и культуры, которые для многих из них

являются совершенно новыми. Эрнест Реллнер указывает, что на земле

существует более восьми тысяч "естественных" языков, из которых семьсот

основных, но наций всего двести. Многие из прежних национальных государств,

включающих в себя две или более таких групп, как, например, Испания с ее

баскским меньшинством, сейчас подвергаются давлению -- от них требуют

признания идентичности этих новых групп. Это указывает на то, что нации не

являются перманентными или "естественными" центрами привязанности людей в

течение всех веков. Ассимиляция нации или ее возрождение вполне возможны и

на самом деле довольно обычны.⁴²⁰

Похоже, что каждый национализм проходит определенный жизненный цикл. На

некоторых этапах исторического развития, например в аграрных обществах, он

вообще не присутствует в сознании людей. Он расцветает сильнее всего в

момент перехода к индустриальному обществу или сразу после и становится

особенно агрессивным, когда народу, прошедшему первые фазы экономической

модернизации, отказывают и в политической свободе, ив национальной

идентичности. Поэтому неудивительно, что две западноевропейские страны,

породившие фашистский ультранационализм, Италия и Германия, были также

последними в индустриализации и политическом объединении или что самый

сильный национализм, возникший сразу после Второй мировой войны, пришелся на

бывшие европейские колонии в третьем мире. Если учитывать прецеденты, нас не

должно удивлять, что сегодня самый сильный национализм наблюдается в

Советском Союзе или Восточной Европе, где индустриализация произошла

сравнительно поздно и где национальная идентичность долго подавлялась

коммунизмом.

Но для национальных групп, чья национальная идентичность находится под

меньшей угрозой и имеет больший стаж, значение нации как источника

тимотической идентификации заметно ослабевает. Окончание начального,

интенсивного периода национализма сильнее всего заметно в регионе, наиболее

пострадавшем от националистических страстей, -- в Европе. На этом континенте

две мировые войны послужили отличным стимулом перекроить национализм более

толерантным образом. Испытав на себе страшную иррациональность, латентно

скрытую в националистической форме признания, население Европы постепенно

стало воспринимать как альтернативу всеобщее и равное взаимное признание.

Результатом явилось сознательное стремление со стороны переживших эти войны

к устранению национальных границ и обращению эмоций населения от

национального самоутверждения к экономической деятельности. В результате,

как известно, появилось Европейское Сообщество -- проект, который только

набрал инерцию за последние годы под давлением экономической конкуренции со

стороны Северной Америки и Азии. ЕС, очевидным образом, не отменило

национальные различия, и эта организация встретила трудности на пути

строительства суперсуверенитета, на который рассчитывали ее основатели. Но

разновидности национализма, проявляемого в ЕС по таким вопросам, как

сельскохозяйственная политика и денежная единица, -- это уже весьма

одомашненные разновидности, и они куда как далеки от той силы, что увлекла

народы в две мировые войны.

Те, кто утверждает, что национализм слишком стихийная и мощная сила,

чтобы его укротило сочетание либерализма и экономического эгоизма, должны бы

вспомнить судьбу организованной религии -- механизма признания,

непосредственно предшествовавшего национализму. Было время, когда религия

играла всемогущую роль в европейской политике; протестанты и католики

организовывали политические фракции и сжигали богатства Европы в религиозных

войнах. Как мы видели, английский либерализм возник как прямая реакция на

религиозный фанатизм времен Гражданской войны в Англии. Вопреки тем, кто в

те времена верили будто религия есть необходимый и постоянный элемент

политического ландшафта, либерализм укротил религию в Европе. После

многовековой вражды с либерализмом религия научилась быть терпимой. В

шестнадцатом веке большинству европейцев показалось бы диким не использовать

политическую власть для насаждения своей веры. Сегодня мысль, что

религиозная практика, отличная от принятой человеком, оскорбляет веру этого

человека, -- такая мысль показалась бы дикой даже самым ревностным

церковникам. То есть религия оказалась отодвинута в сферу частной жизни --

изгнана, и, кажется, более или менее навсегда, из политической жизни

европейцев, присутствуя лишь в очень узких темах --- например, в вопросе об

абортах.⁴²¹

В той степени, в которой национализм может быть обезврежен и

модернизирован подобно религии, когда конкретные виды национализма получат

отдельное, но равное с другими видами признание, в той же степени ослабеет и

националистическая основа империализма и войн.⁴²² Многие считают,

что сегодняшний крен в сторону европейской интеграции -- всего лишь минутная

тенденция, привнесенная опытом Второй мировой и "холодной" войн, а на самом

деле история современной Европы движется к национализму. Но может оказаться,

что две мировые войны сыграли по отношению к национализму ту же роль, что и

религиозные войны шестнадцатого-семнадцатого веков по отношению к религии,

изменив сознание не только непосредственно следующего поколения, но и

дальнейших.

Если национализм должен ослабнуть как политическая сила, то его

необходимо сделать толерантным, как было с религией. Национальные группы

могут сохранять свой язык и чувство идентичности, но эта идентичность будет

выражать себя главным образом в культуре, а не в политике. Пусть французы

смакуют свои вина, а немцы -- свою колбасу, но это все будет делаться сугубо

в сфере частной жизни. Такая эволюция происходит уже в наиболее развитых

либеральных демократиях Европы на протяжении жизни двух последних поколений.

Хотя в современных европейских странах национализм еще весьма выражен, он

сильно отличается по характеру от того, который имел место в девятнадцатом

веке, когда понятия "народов" и национальной идентичности еще были

относительно новы. После краха гитлеризма ни один западноевропейский

национализм не усматривал ключ к своей национальной идентичности в

господстве над другими народами. Напротив: большинство современных

националистов пошли по пути Ататюрка, видя свою миссию в консолидации и

очищении национальной идентичности в пределах традиционной родины. Конечно,

можно бы сказать, что все зрелые национализмы проходят сейчас через процесс

"турнификации". Такой национализм не выглядит способным создать новую

империю, а может лишь разрушить существующую. Наиболее радикальные сегодня

националисты вроде Республиканской партии Шенхубера в Германии или

Национального Фронта Де Пена во Франции озабочены не тем, чтобы править

иностранцами, а тем, чтобы их изгнать и, как жадный бюргер из пословицы,

одним без помех наслаждаться благами жизни. Но наиболее удивителен и

показателен тот факт, что русский национализм, обычно считающийся самым

ретроградным в Европе, тоже быстро проходит через процесс "турцификации" и

отбросил прежний экспансионизм ради концепции "малой России".⁴²³

Современная Европа быстро несется к избавлению от суверенности и наслаждению

своей национальной идентичностью при мягком свете частной жизни. Как

религии, национализму не грозит опасность исчезновения, но он, как и

религия, теряет способность стимулировать европейцев рисковать своей уютной

жизнью в великих актах империализма.⁴²⁴

Это, конечно, не значит, что в Европе не будет больше

националистических конфликтов, и особенно между недавно освобожденными

национализмами Восточной Европы и Советского Союза, которые дремали,

лишенные возможности действовать, под правлением коммунистов. Конечно, можно

ожидать более высокой степени националистического противостояния в Европе

после конца "холодной" войны. Национализм в этих случаях есть неизбежное

сопутствующее обстоятельство расширяющейся демократизации, когда

национальные и этнические группы, долго лишенный голоса, начинают выражать

себя ради суверенитета и независимости. Сцена была готова для гражданской

войны, например, в Югославии после свободных выборов в Словении, Хорватии и

Сербии в 1990 году -- эти выборы привели к власти в двух бывших республиках

некоммунистические, стремящиеся к независимости правительства. Развал долго

существовавших многоэтнических государств обещает быть насильственным и

кровавым процессом, тем более если учесть степень взаимопроникновения

различных национальных групп. Например, в Советском Союзе около 60 миллионов

человек (половина из них русские) живут за пределами своих родных республик,

а одну восьмую населения Хорватии составляют сербы. Серьезные перемещения

населения уже начались в Советском Союзе и будут усиливаться по мере того,

как республики будут двигаться к независимости. Многие из вновь возникающих

националистических движений, особенно в регионах с низким социоэкономическим

развитием, могут оказаться весьма примитивными -- то есть нетерпимыми,

шовинистическим" и внешне агрессивными.⁴²⁵

Более того, прежние национальные государства могут подвергнуться атаке

снизу, когда малые лингвистические группы потребуют сепаратного признания.

Словаки сейчас требуют признания идентичности, отдельной от чехов. Мира и

процветания либеральной Канады недостаточно для многих франко-канадцев

Квебека, которые требуют еще и сохранения своих культурных различий.

Потенциал возникновения новых национальных государств, в которых достигнут

национальной идентичности курды, эстонцы, осетины, тибетцы, словенцы и так

далее, бесконечен.

Но эти новые проявления национализма следует поместить в

соответствующую перспективу. Во-первых, наиболее интенсивные будут возникать

главным образом в наименее модернизированных уголках Европы, особенно на

Балканах и возле них, а также в южных частях бывшей Российской империи.

Скорее всего, они будут вспыхивать, не затрагивая долговременной эволюции

более старых националистических движений в сторону толерантности, о которой

говорилось выше. В то время как народы советского Закавказья уже повинны в

актах невыразимой жестокости, мало есть свидетельств, что национализмы

северной половины Восточной Европы -- Чехословакии, Венгрии, Польши и стран

Балтии -- будут развиваться в агрессивном направлении, несовместимом с

либерализмом. Это не значит, что не могут распасться существующие

государства, например Чехословакия, или что у Польши с Литвой не будет

пограничных споров. Но такие вещи не должны вызвать мальстрем политического

насилия, характерного для других регионов, и им будет противостоять давление

за экономическую интеграцию.

Во-вторых, влияние новых националистических конфликтов на мир и

безопасность в масштабе Европы и мира будет куда меньше, чем было в 1914

году, когда один сербский националист нажал на спусковой крючок, Первой

мировой войны, убив наследника австро-венгерского трона. Хотя Югославия

дробится, а освободившиеся венгры и румыны бесконечно грызутся над статусом

венгерского меньшинства в Трансильвании, в Европе нет великих держав,

заинтересованных в использовании подобных конфликтов для улучшения своего

стратегического положения. Напротив, наиболее развитые страны Европы будут

как от смоляного чучелка шарахаться от этих противостояний, вмешиваясь лишь

в случае вопиющих нарушений прав человека либо угрозы своим гражданам.

Югославия, с территории которой началась Великая война, поражена гражданской

войной и распадается. Но остальная Европа достигла существенного консенсуса

по подходу к урегулированию этой проблемы; а также насчет необходимости

отделить вопрос о Югославии от более серьезных вопросов европейской

безопасности.⁴²⁶

В-третьих, важно осознавать переходный характер борьбы новых

национализмов, возникших в Восточной Европе и Советском Союзе. Это родовые

муки нового и в общем (хотя и не во всем) более демократического порядка в

Характеристики

Список файлов реферата