Kushnir (1018904), страница 18
Текст из файла (страница 18)
Апофеозом экономического и, как представляется, научного (одновременно, военного) развития страны в правление Н. Хрущева стал прорыв в космос. Слово "спутник" и имена Юрия Алексеевича Гагарина, других первых советских космонавтов прочно вошли в международный лексикон. СССР сделал очень серьезную заявку на сверхдержав-ность планетарного, а не только евроазиатского масштаба.
Впрочем, внешнеполитический курс Советского Союза в этот период отличался такой же двойственностью и непоследовательностью, как и внутриполитический. Например, выступив против китайских "скачков" конца 50-х — начала 60-х гг., Н. Хрущев одновременно провозгласил советский скачок в коммунизм; призвав Запад к мирному сосуществованию, лидер СССР подчеркнул, что подобное "сосуществование" — это лишь специфическая форма классовой борьбы на мировой арене; убеждая Генеральную ассамблею ООН (во время своей триумфально обставленной поездки в США) в необходимости справедливого отношения к странам так называемого "третьего мира", советский лидер одновременно постарался использовать эти страны для противоборства с американским и иным империализмом, с целью изменения соотношения сил в мире в пользу "социалистического лагеря" и т.д., и т.п.
Что касается знаменитого Карибского кризиса, чуть было не приведшего к ядерному апокалипсису на планете, то ответственность за него следует разделить между Н. Хрущевым и президентом США Джоном Фицджералдом Кеннеди. В значительной степени этот кризис был спровоцирован самими американцами, толкнувшими Кубу - - своей враждебностью к националистическому, по существу, режиму Фиделя Кастро Рус — в советские объятья. И вполне естественно, что, в условиях продолжавшейся "холодной войны, СССР поспешил заполнить, образовавшийся в зоне американского влияния, в самом "подбрюший" США вакуум ракетами среднего радиуса действия.
Но нет худа без добра. Заглянув в пропасть ядерного конфликта, Н. Хрущев уже в 1963 г. пошел на подписание "сахаровского" договора о запрещении испытаний ядерного оружия в трех средах. Этот договор от 5 августа 1963 г. стал апогеем международной политики Н. Хрущева и его правительства.
Все "хрущевское десятилетие" в истории СССР — это балансирование между "вчера" и "завтра".
Однако двойственность внутренней и внешней политики данного периода вряд ли может рассматриваться в качестве основной причины "дворцового заговора" против Н.Хрущева в октябре 1964 г. Думается, что сталинские и неосталинские номенклатурщики стерпели бы и регионализацию управления народным хозяйством (создание совнархозов), и структурные перестройки системы партгосуправления (разделение ее на сельскохозяйственную и промышленную), и другие новации своего лидера. Но согласиться с попыткой Н. Хрущева подвести под утопию 20-летнего рывка в коммунизм базу нового нэпа (путем экспериментирования с элементами рынка, что угрожало всевластию номенклатуры в сфере распределения) они не могли.
В итоге, был организован заговор контрреформаторов, вылившийся в кремлевский аппаратный переворот, который, по существу, перекрыл все направления к уже перезревшей необходимости дальнейшей цивилизационной модернизации страны. — После "снятия" Н. Хрущева судороги реформирования ("оттепели"', по точному и образному определению Ильи Григорьевича Эренбурга) сменились спокойствием загнивания.
АГОНИЯ БЮРОКРАТИЧЕСКОГО КВАЗИСОЦИАЛИЗМА
"Свержение" Н. Хрущева открыло дорогу к вершинам власти новому отряду партбилетоносцев. Теперь, за редким исключением, властвовать и управлять страной стал третий эшелон сталинской номенклатуры и ряд хрущевских выдвиженцев. В массе своей эти люди не обладали ни широким политическим кругозором, ни глубокими теоретическими знаниями, ни идейными убеждениями, являясь чиновниками-исполнителями (с дипломами, часто "заочными", специалистов в области народного хозяйства). С приходом к власти их главной заботой стало сохранение "стабильности", т.е. (в переводе с бюрократического языка на общечеловеческий) чтобы бюрократию не беспокоили при пользовании ею обретенной властью. Девизом этой группировки стал "сталинизм без Сталина, без крайностей "сталинщины"". Достойным лидером данной когорты номенклатуры оказался первый секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев (генсек с 1966 г.).
Лишь новый премьер-министр Алексей Николаевич Косыгин, пожалуй, выглядел чужеродным телом в этой алчной толпе бюрократии. Он попытался осуществить, подготавливавшуюся в последние два года правления Н. Хрущева, хозяйственную реформу рыночной ориентации. В рамках этой реформы 8-й пятилетний план (1966—1970 гг.) развития народного хозяйства стал единственным пятилетним планом выполненным полностью за всю советскую историю.
Но, как это не покажется парадоксальным, в глазах общественности данный успех укрепил позиции именно тех политических сил, которые свергли инициатора реформы. И уже в следующей пятилетке эти же силы сделали все от них зависящее для выхолащивания реформы и возвращения к административно-командным методам бюрократического управления.
Вновь маятник Великой Российской цивилизационной революции качнулся "вправо" и вскоре дошел на шкале социально-политического, да и хозяйственного развития до отметки "застой". Под прикрытием "демократического" и "социалистического" словоблудия и при непосредственном участии местной партгосбюрократии в стране началось насаждение нового культа Вождя с помощью публичного целования, развешивания орденов и медалей на широкой ген-сековской груди, обязательного изучения истории страны по фальсифицированным мемуарам Л. Брежнева. Но в массовом сознании культ личности так и не сложился — во многом из-за отсутствия... Личности. Титанические усилия официальной пропаганды натолкнулись на самозащитную иронию людей по отношению к маршальским и "героическим" звездам "князей и княжат эпохи развитого социализма". Очевидная безыдейность и "растащиловка", взяточничество неопостсталинской номенклатуры вызвали у народа устойчивое отвращение к любому официозу, отрицание любых постулируемых "сверху" истин, моделей поведения и нравственных критериев. Страна закономерно стала превращаться в зону морального вакуума.
Инакомыслие интеллигенции по отношению к идейно-политическим акциям и проповедям властей приобрело перманентность, но основными формами самоочищения, самоутверждения и противостояния оставались "фига в кармане", политические анкдоты, да всплеск "бардовской" песни. Лишь небольшая часть интеллигенции оказалась способной к противодействию чиновничьим попыткам рес-талинизации, к публичной демонстрации несогласия с политикой брежневского руководства, к нелегальной, по сути, деятельности по политическому информированию и просвещению народа средствами "самиздата", а затем - - "та-миздата". Именно диссиденты спасли честь остальной интеллигенции. Партийно-государственные же структуры, активизировав против диссидентства кампанию репрессий (начиная с "дела" Андрея Синявского и Юлия Даниэля в 1965/1966 гг.) средствами судебных преследований, "психушек" и насильственной эмиграции, фактически признали существование в СССР политической оппозиции.
Таким образом, "брежневщина" - это режим власти обюрократившейся, бесконтрольной, беспринципной партийно-государственной, хозяйственной и, частично, приближенной к этой самой власти научно-культурной номенклатуры (исповедующей, по крайней мере на словах, квазисоциалистическую идеологию), - - это режим, неприемлющий любые "революционные" новации даже хрущевского типа, если они угрожают перестройкой прогнивших стен тоталитарной "советской" казармы.
Ликвидировав большинство начинаний Н. Хрущева, бреж-невцы осознанно подменили, пусть утопичную, но конкретно оформленную программу "развернутого коммунистического строительства" перспективой строительства "развитого социалистического общества". — Вроде бы, это был возврат к реальности. Однако, провозгласив такую перспективу в 1966 г., Л. Брежнев уже к 50-летию Октября (через год!) неожиданно сообщил народам СССР радостное известие — что они уже построили развитой, зрелый социализм, который отныне предстояло лишь "совершенствовать".
"Совершенствовать" - любимое словечко брежневской эпохи. Оно ни к чему никого конкретно не обязывало, создавая иллюзию бесконечного действия под личным лозунгом генсека "Работать еще лучше!" — Лучше чего? В действительности, "совершенствование развитого социализма" означало совершенствование административно-бюрократической системы власти и управления, упрочение власти Чиновничества.
Разумеется, идейно-политический маразм "верхов" не составлял единственное содержание периода конца 60-х -начала 80-х гг. Страну, которой уже к середине 70-х гг. объективно угрожало падение в бездну экономического и социального кризиса, спасли не только нефтедоллары, но и неизбывный оптимизм, искренний патриотизм, терпение, каждодневный и неценимый властью труд, генетическая нравственность ее Граждан, традиционная жертвенность большей и лучшей части интеллигенции, внимательно слушавшей песню-крик Владимира Семеновича Высоцкого: "Свора псов, ты со стаей моей не вяжись, // В равной сваре — за нами удача. // Волки мы -— хороша наша волчая жизнь, II Вы собаки — и смерть вам собачья" и распевавшей строки Булата Шалвовича Окуджавы: "Возьмемся, за руки, друзья, II Чтоб не пропасть поодиночке".
В 1965 г. США окончательно увязли в "болоте вьетнамской войны" в Юго-Восточной Азии, что развязало брежневскому руководству руки на Ближнем Востоке и в Европе. Однако участие советских войск в 1968 г. в подавлении "Пражской весны" (послужившее основанием для формулирования "доктрины Брежнева" о праве СССР "гарантировать защиту" целостности Варшавского блока), когда чехи попытались в неосталинском социализме разглядеть "человеческое лицо", вновь сделало реальностью ядерное столкновение двух сверхдержав планеты, но теперь уже (в отличие от времен Карибского кризиса) вдоль западных рубежей СССР. Советско-американский "атомный клинч" в Европе удалось ликвидировать многосторонним переговорным процессом, завершившимся в 1975 г. третьим этапом Совещания по безопасности и сотрудничеству 33-х европейских государств, США и Канады. Этот процесс и получил русское определение "разрядка", вошедшее в мировой обиход. Но в военно-политическом плане разрядка фактически означала лишь перенос советско-американского противоборства в страны "третьего мира". И вот тогда началось: Ангола, Мозамбик, Эфиопия, Афганистан...
Впрочем, "Афган" вышел за пределы традиционных форм ведения такого противоборства. Афганская война скорее напоминала полномасштабную войну типа американо-вьетнамской, в которой воевать приходилось главным образом своими руками -- силами целой полевой армии. Но крах военной авантюры в Афганистане был предрешен изначально — точно так же как и во Вьетнаме, ибо, если война приобретает народный (Отечественный) характер, то любые иностранные армии в ней бессильны. В результате, "маленькой победеносной войны" в очередной раз не получилось. "Афган" лишь проявил гнилость неосталинского, все еще тоталитарного режима власти в СССР. (Как тут вновь не вспомнить слова П. Валуева: "Сверху блеск; снизу гниль".)
Однако в массовом сознании понимание необходимости структурных перестроек (перемен) революционного характера еще не наступило. Общественные надежды, как правило, возлагались на смену лидера. Отсюда проистекала определенная эйфория в стране, связанная с недолгим пребыванием в Кремле Юрия Владимировича Андропова. Но даже воля и настойчивость очевидно незаурядного и энергичного генсека была уже не в состоянии коренным образом оживить умирающую систему власти и управления, ибо пороки этой системы давно стали ее органичной частью и могли быть ликвидированы только с ней самой.
Краткосрочное "правление" Константина Устиновича Черненко явилось пиком маразма административно-бюрократической системы и вызвало неизбежное: народ перестал не только уважать, но и бояться тех, кто им немощно пытался управлять.
Остро назрела (а, фактически, перезрела) историческая необходимость в крутых переменах, на которые решился самый молодой член политбюро ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев. Решился, вероятно, и не подозревая, что затеянная им "перестройка" - лишь прелюдия к смене, замене идейно-политических, общественно-экономических и иных ориентиров.
ПОПЫТКА РЕАНИМАЦИИ ВЛАСТИ СОВЕТОВ
"Черненковский реванш" бюрократии, вылившийся в анекдотическую кампанию по раздуванию авторитета умирающего генсека, продемонстрировал с полной очевидностью, что неосталинская (брежневская) номенклатура в своей массе хочет не кардинальных перемен, а смены декораций (да и то — из обветшалых "запасников тоталитаризма").
Поэтому уже в марте 1985 г. на траурной церемонии похорон К. Черненко новый генсек М. Горбачев произнес ключевую фразу для определения будущего ново-старого политического курса. Он подчеркнул, что впредь в своей деятельности КПСС будет руководствоваться решениями предыдущего съезда (этого пассажа требовал партийный этикет) и решениями ноябрьского (1982 г.) пленума ЦК, т.е. провозглашенной Ю. Андроповым программой перемен. _ Это был официальный разрыв с "брежневщиной", правда, пока еще без заявки на собственный курс, что и понятно, ибо до утверждения своего избрания на предстоящем очередном партийном съезде новый генсек надежно контролировался великовозрастным политбюро ЦК, где главную роль играл политический долгожитель еще со сталинских времен Андрей Андреевич Громыко -- эдакий то ли "дядька", то ли регент при "малолетнем наследнике престола". В подобной ситуации сделать гласную заявку на самостоятельный курс означало бы вынесение самому себе смертного (разумеется, в политическом смысле) приговора. Знаменитая антиалкогольная кампания (которая, кстати, готовилась еще с брежневских времен) вроде бы действительно являлась продолжением "андроповского курса". Однако у заводских проходных, бань, бассейнов, кинотеатров и в тому подобных местах никто уже массовых облав на прогульщиков не устраивал. Теперь отлавливали в индивидуальном порядке у магазинов и ресторанов тех граждан, которые имели неосторожность публично "принять на грудь". Ситуация не столько трагичная, сколько анекдотичная для России.
Но, вместе с тем, постепенно стали расти очереди у газетных киосков. Люди начали газеты читать, а телевизор -слушать, ибо их руководители неожиданно заговорили по-человечески и о человеческом, стали вступать в дискуссии с жителями страны об их жизни, т.е. признали возможность существования иного, чем у "начальства" мнения. Тон в этом процессе прямого общения с населением задавал энергичный генсек. Вслед за своим лидером "пошли в народ" — на улицы, рынки, в городской транспорт и районные поликлиники, на заводы и в магазины -- партбоссы всех уровней и рангов. Резко начал расти рейтинг компартии. До XXVII съезда КПСС М. Горбачев и его сторонники действовали исключительно в рамках лозунга "Больше социализма!", отожествляя "перестройку" с революцией, осуществляемой "сверху" для полного раскрытия потенциала социализма. Новая редакция Программы КПСС, принятая партсъездом (февраль-март 1986 г.), признала "перестройку" не целью, а средством "ускорения социально-экономического развития" (что-то вроде привычного номенклатуре "совершенствования") для ликвидации отставания от развитых капиталистических стран, официально признанного еще Ю. Андроповым. В новый же партустав было записано, что КПСС действует в рамках Конституции, чем, формально, партия ставилась под контроль государства.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
