Диссертация (Философская аналитика эстетического опыта исторические и теоретические аспекты), страница 9

Во второмслучае, т.е. при обсуждении того, как возможно или необходимо понимать какой-либо аспектэстетического опыта, мы опираемся либо на собственное представление о практике этого опыта(например, полагаем, что какие-то наши состояния и есть эстетический опыт), либо на какоелибо теоретическое положение, кажущееся нам несомненным (например, полагаем, что сутьэстетического опыта - это отсутствие практического интереса), либо на какие-либо данные изистории эстетики (например, доверяем тому, что сказал об эстетическом опыте Кэрролл,Ингарден или же доверяем собственным выводам из знания каких-либо эстетических теорий).На этом примере видно, что основаниями для наших суждений об эстетическом опытевообще и основанием для решения проблемы эстетического опыта в частности могут бытьпрактика, теория или история.

Рассмотрим детальнее эти основания.У каждого из нас есть представление об эстетическом опыте на основании той практики ,которую дает нам ежедневный жизненный опыт. Казалось бы, именно это может выступатьоснованием для формирования понятия и аналитики эстетического опыта.

Однако тут и кроетсята опасность, избегнуть которую необходимо, чтобы анализ опыта не превратился в егочудовищную противоположность. И опасность кроется вовсе не в том, что у каждого из нассвой собственный, не сводимый к другим опыт, а (как уже отмечалось при постановкепроблемы эстетического опыта) в сомнительном и поспешном предположении, что то или иноесостояние в нашей практике относится к эстетическому опыту. Дело не в том, что у нас имеетсясубъективный эстетический опыт, а в том, что то субъективное, которое есть у нас, мыполагаем эстетическим опытом.Чтобы раскрыть это, возьмем простой пример. Часто можно встретить убеждение, чтоименно переживание прекрасного и составляет особенность эстетического опыта.

Однако навопрос, почему же мы полагаем, что переживаем нечто прекрасное, и почему это переживание30и есть эстетический опыт, можно услышать в лучшем случае тавтологические суждения, вхудшем -непонимание самого вопроса. Простое сомнение, выражающееся, например, вутверждении, что мы не думаем, что наш собеседник переживает нечто прекрасное, или же впредположении, что «переживание прекрасного», о котором говорит собеседник, является лишьриторическим штампом, вызывает у слышавшего это скорее агрессию, чем понимание.М ежду тем, очевидно, что существует разница между субъективными состояниями, по темили иным причинам называемыми эстетическим опытом, и самим эстетическим опытом. Еслимы основываем наши представления об эстетическом опыте на практике, то придетсядопустить, что мы можем оказаться в ситуации, противоположной Журдену из «Мещанина водворянстве»: если Журден не знал, что сорок лет говорил прозой, то в нашем случае, наоборот,есть вероятность, что мы не знали, что то, что мы называли эстетическим опытом, им неявлялось.

Если это допущение верно, то полагать практику в качестве основания формированияпонятия эстетического опыта и его аналитики невозможно.Иными основаниями могут быть теория и история. Даже если оставить без рассмотрения, чтоже такое теория, каковы ее необходимые признаки, чтобы отличить ее от простого построения,а также что такое история, каковы особенности исторического рассмотрения и чем историяотличается от рассказа, следует уточнить: всякая ли теория и история может считатьсянадежнымоснованиеманалитикиэстетическогоопыта?Историяэстетикинаполненаразличными теориями, и, если допустить, что любая теория может быть положена в основуанализа, это вернет нас к хаотично разбросанному полю идей и подходов к эстетическомуопыту, от которых следует так или иначе отказаться, поскольку это поле само по себе ничего недает.Следовательно, должно быть в теории как возможном основании формирования понятияэстетического опыта что-то такое, что дает аналитике этого понятия развиваться дальше.Собственно, в этом утверждении уже и заложен ответ на вопрос о том, какая именно теорияможет быть основанием, -та теория,которая является продуктивной для аналитикиэстетического опыта.Безусловно, само понятие продуктивной теории требует подробного уточнения и разбора.

Ноесли не полностью раскрыть, то, по крайней мере, обозначить те моменты, которыенеобходимы для ответа на вопрос о формировании понятия эстетического опыта, возможно.Эти моменты связаны между собою (от наличия предыдущего зависит последующий), ираскрыть их надежнее посредством одного примера, который и по сей день принимается какобщепринятый в теории эстетического опыта.Итак, в первую очередь, продуктивной можно считать ту теорию, которая последовательнораскрывает новое проблемное поле (новые области, новые «болевые точки», новые смысловые31парадоксы). Продуктивная теория не столько объясняет существующее, сколько методичноуказывает на нечто невиданное. Например, можно считать непродуктивным подход, согласнокоторому эстетический опыт - это, в первую очередь, опыт искусства. В какой-то момент такаятеория открывала новые проблемные поля, много новых концепций было создано в отношенииискусства, и художественное измерение эстетического опыта позволяло определить такую«болевую точку» опыта, как его неизменное соотношение с чем-то внешним (эстетическимобъектом).

Однако со временем стало ясно, что такая теория перестала быть продуктивной,поскольку ничего нового к представлению об эстетическом опыте уже не добавляется: самопонятие искусства расширило свои границы, так что определение эстетического опыта черезнего перестало что-либо добавлять к последнему; изменилось представление об эстетическомобъекте, так что сведение его к объекту искусства также перестало что-либо новое добавлять вотношении эстетического опыта.

С этой точки зрения определение эстетики через философиюискусства,аэстетическогоопытачерезопытхудожественныйследуетпризнатьнепродуктивным.С этим же связан и второй момент: продуктивной можно считать ту теорию, которая иначе,чем как это представлялось прежде, действует в области практики. Теория не может бытьбездейственной, и тип ее действия должен быть отличен от того, каким представлялосьдействие теории ранее. Например, можно считать непродуктивным подход, согласно которомуэстетический опыт - это опыт искусства, также и на том основании, что на практике иные,внехудожественные типы эстетического опыта оказываются сведенными к опыту искусства.Очевидно, что практика эстетического опыта значительно богаче, чем практика опытаискусства: полагать, что есть в эстетическом опыте что-то, что не вмещается в опыт искусства,представляется куда более продуктивным для теории, чем полагать, что нет ничего вэстетическом опыте, что не было бы связано с опытом искусства.Наконец, продуктивной можно считать ту теорию,которая производит собственныеконцепты (или, по крайней мере, создает условия для их производства), выстраивает новыеходы,чем способствует собственному развитию.Следствием того,что теория нашлаопределенное проблемное поле, а также смогла определить способ действия на практике,являются новые концепты, без которых теория обойтись не может.

Например, можно считатьнепродуктивным подход, сводящий эстетический опыт к опыту искусства, также и на томосновании, что никаких новых ходов и концептов этот подход предложить не может; тот илииной теоретик, определяющий эстетический опыт через опыт искусства, в большей степенисводит к уже известной модели какие-либо данные, чем создает новые модели как таковые. Приэтом возможно, что это сведение в какую-то историческую эпоху создавало условия для того,чтобы производились новые концепты, необходимые для теории.

Однако следует признать, что32представление об эстетическом опыте ушло далеко вперед и, с этой точки зрения, утверждение,что он является опытом искусства, является анахронизмом и шагом назад.Три указанных момента продуктивности (новое проблемное поле, новый способ действия напрактике, новые концепты, способствующие развитию теории), в конечном счете, связаны стем, что теория может не столько объяснять старое, сколько создавать новое, и тому расхожемумнению, что теория является объяснительной моделью, следует противопоставить тезис, чтотеория - это модель производительная.Может ли быть история возможным основанием для формирования понятия эстетическогоопыта? Если в данном случае под историей понимать опору на историю эстетики для решенияпроблемы эстетического опыта, то относительно истории как основания следует выдвинуть рядсомнений.Во-первых, если мы ссылаемся для подтверждения своих идей об эстетическом опыте на теили иные имена, то не сложно усомниться в обоснованности этого: почему именно те, а недругие имена выступают авторитетом? Всякой ссылке в виде «Как с к а з а л .» , «Как верноз а м е т и л .» можно с легкостью противопоставить «А другой с к а з а л .» , «А другой иноез а м е т и л .» Очевидно, что доверие каким-либо именам в истории эстетики основано на какомто ином основании, нежели авторитет.

Иначе говоря, при опоре на какое-либо имя из историиэстетики подразумеваются не столько обоснованные выводы, принадлежащие этому имени,сколько определенные основания, исходя из которых это имя предстает в качестве авторитета.Во-вторых, представление об истории как совокупности объективных данных, из которыхмы можем черпать какие-либо теоретические выводы, не сложно подвергнуть сомнению,поскольку сама выборка того, что следует относить к истории, а что нет, принадлежиттеоретику. Показательной в этом отношении является фигура Г.

Когена - исходя из однихоснований он занимает важное место в истории эстетики [2], исходя из других - его эстетиканастолько периферийна, что нет необходимости даже упоминать его работы [30]. Спор междусторонниками одной позиции и другой - это не спор о том, действительно ли Г. Коген занимаетважное место в истории эстетики, а спор о том, исходя из каких представлений об эстетическойтеории одни фигуры мы причисляем к ее истории, а другие нет.В-третьих, принимая какой-либо тезис из истории эстетики в качестве основания нашихпредставлений для суждений об эстетическом опыте, мы, как правило, абстрагируем его от тогоисторико-эстетического ряда, которому этот тезис принадлежал. Например, если кто-либоутверждает, что кантовская «субъективная всеобщность» и есть главная характеристикаэстетического опыта, то этим вырывается понятие Канта из того строя, которому онопринадлежало, тем самым лишая его смысла и потому обесценивая саму ссылку на Канта.

Еслимы имеем в виду именно кантовское понятие, то, очевидно, нам приходится принять и его33аналитикупрекрасногоивозвышенного,иегоразделениенаэмпирическоеитрансцендентальное, и многое другое, без чего «субъективная всеобщность» у Канта немыслима. Если же мы не имеем в виду именно весь этот комплекс кантовских понятий, то нет исмысла опираться на него.Эти три сомнения (в том, что имена не могут выступать авторитетами, в том, что за всякойисторией стоит теория и в том, что мы абстрагируем понятия) объединяет предположение, чтоза всяким историко-эстетическим утверждением скрывается какое-то теоретическое положение,и именно его следует обсуждать и разлагать на составляющие.Однако тезису, что за всякой историей находится теория, легко противопоставить и обратное- что за всякой теорией находится история.В самом деле, если мы говорим о формировании понятия эстетического опыта и егоаналитике, то сами понятия «эстетический», «опыт», «аналитика» сформированы в рамкахопределенных исторических условий, и именно эти условия будут всякий раз определять то илииное теоретическое построение.