Диссертация (Мотивный комплекс прозы Татьяны Толстой), страница 13

Очень хорошо жили <…>» (с. 223); второй — «Известный врач.Знаменитые гости. Цветы. Всегда веселье <…>» (c. 224). Чувственнымпереживанием наполнено и воспоминание о молодом, «коварном» скрипаче,влюбленном в Александру Эрнестовну (с.

223)2.1Очевидна перекличка с образом-мотивом райского сада, явленным в первых рассказахТолстой.2Как уже отмечалось, образ героини и сюжет рассказа Толстая почти полностью берет изжизни. Няня Клавдия Алексеевна в воспоминаниях Толстой («Невидимая дева») — милаястарушка, незаметная, невидимая, растворяющаяся в воздухе, сливающаяся с белымиоблаками. Толстая описывает, что, однажды побывав у няни (которой было уже 86 лет) вмаленькой коммунальной квартирке «чистой и светлой», в которой «время волшебнымобразом законсервировалось», писатель услышала рассказ Клавдии Алексеевны о еемолодости.

Речь в рассказе шла о молодом, красивом, влюбленном в нее женихе, оцыганке, нагадавшей, что каждый, кто возьмет ее замуж умрет, и о сбывшихсяпророчествах (смерти двух мужей), и об отказе богатому старенькому, но милому жениху,побоявшись злого рока. Кажется, сопоставив истории в жизни и в рассказе, можно понять,63Другие воспоминания (скорее припоминания) почти не важны длягероини или вообще забыты ею, что отражается в лексико-синтаксическихконструкциях.

Так, третий муж характеризуется как «не очень» (с. 223): «неочень удачный выбор» (с. 222) и др. О бывшей подруге Елизавете Осиповне,которой «давно нет на свете» (с. 227), героиня совсем забыла. Памятьгероини избирательна: она хочет помнить о счастливых днях, но сознательноопускает плохое — «не помню» (с. 234); «забыла» (с. 227); «забытые знаки»(с. 231)1.Мотив памяти у Толстой многослоен: одна фраза-воспоминание словно«вкладывается» в другую.

Благодаря графическому тире («—») героиня (иавтор) словно устанавливает или изымает реальные связи, приоткрываяпричудливость процесса воспоминания: «Устрицы — очень дорого…»(с. 223); «Потом уж он — с горя — женился на какой-то — так, ничегоособенного» (с. 224); «Он погиб в девятнадцатом году — зарезали вподворотне» (с. 223) и др. Постоянные повторения одинаковых лексическихи синтаксических конструкций знаменуют некий возврат к началуповествования или затормаживают динамику действия, приостанавливаясь иоткрывая простор воспоминаниям: «Три мужа, знаете? И Иван Николаевич,он звал, но <…>» (с. 223), и снова: «У меня было три мужа, знаете?» (с. 223),или «Еще чаю? Метель <…> Еще чаю?» (с.

232).В сюжете рассказа значимым оказывается не только непосредственноесодержание воспоминаний, но и способы их представления. Метафоричнымиотпечатками, следами воспоминаний (памяти) в рассказе становятсяматериальные предметы, наполняющие комнату героини. Каждая вещь здесьпредугадать причину нерешительности милой Шуры в рассказе — отказ НиколаюИвановичу.1Исследованию семантики существительных память, воспоминанье, прапамять, забвениепосвящены работы А. А.

Зализняк и Е. С. Кубрякова. См.: Зализняк А. А.Концептуализация забвения по данным русского языка // http://old.kpfu.ru/ss/cogsci04/science/cogsci04/92.doс; Кубряков Е. С. Об одном фрагменте концептуальногоанализа слова память: Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991. С. 81;Ревзина О.

Г. Память и язык. Критика и семиотика. Вып. 10. Новосибирск, 2006. С. 10−24;и др.64живет «в унисон» со свой владелицей, являясь зеркальным отражениемхарактера и образа героини: «на отставших обоях улыбается, задумывается,капризничает [снова настоящее глагольное время соединяет здесь и тогда](выд. мной. — Е. Б.) упоительная красавица — Милая Шура. <…> И вшляпе, и без шляпы, и с распущенными волосами» (с. 222); «Вот это — я.Это — тоже я» (с. 223).Всё, что наполняет две комнатки героини: фотографии, письма,портреты, «безделушки» (с.

222) и проч. — оживает и по-своемурассказывает о происходивших когда-то событиях в жизни героини:«улыбается бравый Иван Николаевич» (с. 229); «платья поджали колени<…>, купальные костюмы <…> ждут своего часа, зажмурились,предвкушая…» (с. 230); «вот он, билет <…> пропуск туда, на тот берег»(с. 231, везде выд. мной.

— Е. Б.) и т.д. Память словно персонифицируется,выступает как нечто живое, одушевленное, которое ждет, предвкушает.Возникающий в начале рассказа метафорический образ шляпыгероини: «Четыре времени года — бульденежи, ландыши, черешня, барбарис— свились на светлом соломенном блюде» (с. 220) — не только задаетцикличность в развитии сюжета, связанного с временами года1, но ирассказываетисториюсвоейхозяйки.«Начетыревременигодараскладывается человеческая жизнь» (с. 220), так и жизнь АлександрыЭрнестовныможнораспределитьповременамгода.Каждаяпораассоциируется с одним из её мужей.

Как три времени года они проходятчерез рассказ: «Лето. Осень… Зима?» (с. 225). Только весна выделяетсятремя восклицательными знаками: «Весна!!!» (с. 225). Эта единственнаяпора, которая для Александры Эрнестовны воплощает мечту, пробуждая в еепамяти образ Ивана Николаевича.1Кажется, неслучайно подобраны на шляпе и цветы. Так, бульденежи, т.е. калина, внародном представлении символизируют детство, ландыш в литературе нередкоолицетворяют нежность, молодость; цветы черешни (вишни) ассоциируются с женскойкрасотой, весенним цветением. Барбарис символизирует скорбь.

См.: Похлебкин В. В.Словарь международной символики и эмблематики. М., 1994; Радугин А. А.Энциклопедический словарь по культурологии. М., 1997.65Желая показать нынешнее одинокое положение героини, ее постоянноевозвращение к воспоминаниям, к прошлому, к былому, автор намереннозаключает главную героиню и события ее жизни в круг — не только насимволическом, но и на сюжетном, и на предметно-детальном уровне. Еевезде окружают овалы, кольца, круги: уже упомянутая выразительнаяшляпка, «овал лица» (с. 229), «овальные рамки», «овальный портрет милойШуры» (с. 234) и др. Разбросанные по всему пространству «говорящие»детали и вещи, которые воплощают в себе неодушевленную вечность,соединяют в единое целое в круговороте, в застывшем времени забвенияразнородные воспоминания.С помощью останавливающей внимание выразительной и яркой деталипроисходит некая фокусировка событий в пространстве рассказа, иходновременная и локализация, и расширение пространственных и временныхграниц.

Так, по маленьким частичкам, как мозаика, аккуратно, постепенноскладываетсяводнубольшуюкартинужизньмилойШуры.Изэпизодического повествования о сегодняшней жизни старушки вырастаеткрасочная и целостная жизненная история героини. Мир прошлогостановится точкой сосредоточения, но одновременно и точкой расширенияпространства, включающего в себя различные (не московские илиленинградские) топосы: Финляндия, Крым, театры, рестораны с устрицами(с. 223), где «веет морем и розами», «яблони в цвету» (с. 232) и др.В отличие от прошлого героини ее настоящий мир переполненмотивамитоски,отчаяния,метафорического«изгнанияизРая»,приближающейся смерти. Образно-предметный мир настоящего наполненсерыми, темными, безжизненными красками и оттенками, запахом валидолаи старости: «болезненная, безжизненная чистота» (выд.

мной. — Е. Б.),«голое мокрое дерево поникло от горя», «курица в авоське висит за окном,как наказанная, мотается на черном ветру» (с. 227); «дождь барабанит»;«мертвые фрукты» на шляпе героини (с. 221), «черное одеяние» (с. 221),66«сухие цветы» (с. 231), «темный гроб буфета», под замком которого «сидитхлебный запах» (с. 228) и т.д.Внастоящеммиретеряетсвоювозвышенностьобраз-мотивхрустального шара воспоминаний, возникает «сниженный» образ земныхспиралей существования: «За углом, на асфальтовом пятачке, в мусорныхбаках кончаются спирали земного существования. А вы думали где? Заоблаками что ли? Вон они эти спирали — торчат пружинами из гнилогоразверстого дивана…» (с.

234). Пространственные круги уводят героиню неввысь, в райские дали, а словно в подземелье, в глубины, вырисовывая чертыкругов ада.Главенствующую роль в настоящем времени, в реальном мире играетне мотив предчувствия счастья, ожидания мечты, а его амбивалентныйвариант, двойник — мотив поиска утраченного счастья. Этот мотивреализуется в тексте через сопоставление образов заветной «дверцы»,«щелочки», «прохода туда» (с. 232) и «заваленных дорог» (с. 230),«сомкнутых плотных стен» (с. 230); глаголов прошедшего и настоящего(будущего) времени — «она не приехала» (с. 230) и «она приедет <…> онауже решилась, она согласна <…> она сейчас, все уже собрано <…> и билетесть» (с. 233—234); эмоциональных междометий, выражающих чувствасожаления — «Ах, Иван Николаевич!»; «Ах, как любил!» (с. 225),императивных — зов, оклик — «Эй, вы слышите <…>», «где вы, ау!»(с.

229).Реальное время жизни, враждебное и безжалостное к героине, «непускает Александру Эрнестовну к её затерянному в веках возлюбленному»(с.230).Намеченнаявначалерассказаантитезастатики(берегавоспоминаний) — динамики (реки реальной жизни) дополняется образамиперрона и поезда, станции и дороги. Мотив движения поезда, а вслед за ними мотивы движения времени, жизни сплетаются с мотивами опоздания напоезд, устаревшего билета, проигранной лотереи («зашифрованный билет»).67Усилению бега времени служат однородные ряды глагольных форм:«Ну, скорее же, время идет!.. Время идет <…> течет <…> ржавеют рельсы<…> зарастают дороги» (с. 231); <Иван Николаевич> «кинулся бегать,беспокоиться,волноваться,распоряжаться,нанимать,договариваться,сходить с ума, вглядываться» (с. 227) и др.Смерть героини — «Померла» (с. 234) — в финале рассказа указываетна власть реального времени, на закономерность жизни и неизбежностьтрагического исхода.