Диссетация (Насилие и сакральное в философии Жоржа Батая), страница 11

разрушать себя вкаком-то смысле означает себя отдавать129.Заключительная часть статьи представляется нам даже более значимой дляпонимания концепта жертвы у раннего Батая, чем «Понятие траты» (1934),которому в этом вопросе обыкновенно отдают пальму первенства: здесь мы128"La rupture de l'homogéneité personelle, la projection hors de soi d'une partie de soi-même, avec leur caractère à la foisemporté et douloreux, apparaissent ainsi régulièrement liés aux expiations, aux deuils ou aux licences qui sont ouvrtementévoqués par le cérémonial d'entrée dans la société des adultes", Ibid. P.

457.129"...le mouvement qui d'autre part pousse un homme dans certaines cas à se donner (en d'autre termes, à se détruire)",Ibid. P. 458. См. также: Зенкин С. Небожественное сакральное. Теория и художественная практика. С. 184.44впервые встречаемся по меньшей мере с двумя понятиями и концептами, которыеон будет активно использовать впоследствии.Во-первых, это идея того, что божество, жертвователь и жертва в контекстежертвоприношения становятся связаны друг с другом вплоть до неразличимостии предстают как бы единым существом.

Прометей в этом смысле оказываетсяедин с божественным орлом, терзающим его печень. Так человек, животное и богсливаются между собой:Обычно роли распределены между человеческим воплощением бога и его животнымаватаром: иногда человек приносит в жертву зверя, иногда зверь – человека, но речь всякий разидет о самокалечении, поскольку зверь и человек образуют единое существо. Орел-бог,отождествленный в античном воображении с солнцем, орел, который один только способеннапрямую созерцать «солнце во всей славе его», икарическое существо, что отправляетсяискать небесный огонь, не является, однако же, ничем иным, как тем, кто калечит самого себя –Винсентом Ван Гогом, Гастоном Ф.130В изложенной здесь концепции имплицитно заложена идея, уникальная длябатаевской трактовки жертвоприношения: в нем отсутствуют адресант и адресат.Жертва приносится не от кого-то кому-то, а просто так, поскольку в моментсвободного дарения тот божественный объект, к которому устремлялся человек,сливается с ним самим, а значит – исчезает вовсе, унося его с собой.

В качествеосновного источника идеи сам Батай называет знаковую работу Юбера и Мосса«Очерк о природе и функциях жертвоприношения» (1899), и их влияние на негопрослеживается вполне четко. Жертва для французских социологов – это актразрушения, полное или частичное уничтожение приношения, которое при этомтакже изменяет статус жертвователя.

Вместе с тем перед обрядом он как бы130"Les rôles sont normallement partagés entre la personne humaine du dieu et son avatar animal - tantôt l'homme sacrifiela bête, tantôt la bête l'homme, mais il s'agit chaque fois d'auto-mutilation puisque la bête et l'homme ne forment pas qu'unseul être. L'aigle-dieu qui seconfond dans l'imagination antique avec le soleil, l'aigle qui seul peut contempler en le fixantdes yeux le "soleil dans toute sa gloire", l' être icarien qui va chercher le feu du ciel n'est cependant rien d'autre qu'un automutilateur, un Vincent Van Gogh, un Gaston F", Bataille G. La mutilation sacrificielle et l'oreille coupée de Vincent VanGogh. P. 459.45дополнительно на время приносит в жертву свое прежнее тело, котороестановится телом принимающего жертву божества.

В ходе ритуала между всемиего участниками – божеством, жертвователем и жертвой, – при посредничестверелигиозного профессионала, жреца, возникает своего рода таинственная связь:«В нем (жертвенном столбе. – А.З.), еще отчетливее, чем в жреце, выражается этосообщение, это слияние богов и жертвователя, которое станет еще болеезавершенным в жертве»131. Наиболее трудным для перевода здесь являетсятермин, который мы интерпретируем как сообщение [communication] и которыйозначает также причастие, приобщение, установление связи; особое внимание нанего следует обратить потому, что в конце 30-х гг.

его будет активноиспользовать сам Батай. И далее читаем: «Вследствие этого сближения жертва,уже представляющая богов, начинает представлять и жертвователя. Недостаточносказать, что она его представляет; она отождествляется с ним. Две личностисливаются между собой»132. Смысл обряда заключается в установлении контактамежду профанным и сакральным мирами для освящения жертвователя; онпредставляется социологам даже своего рода уловкой, поскольку по егозавершениивседолжновернутьсянасвоиобычныеместа.Поэтомуисследователи специально указывают на то, что положение жертвователя«...становится двойственным. Ему надо коснуться животного, чтобы остатьсяединым с ним, однако он боится прикасаться к нему, поскольку рискует темсамым разделить его судьбу»133.

До сих пор мы видели практически полноесоответствие этой схемы батаевской, однако здесь наконец встречаемся ссерьезным расхождением: поскольку Батая интересуют прежде всего случаисамопожертвования, когда жертвователь изначально и есть жертва, его слияние сбожеством представляется философу окончательным и необратимым, он не можетне разделить ее судьбы и не быть разрушенным. «Юбер и Мосс пренебрегают131"En lui s'opère, d'une manière plus marquée que dans le prêtre, cette communication, cette fusion des dieux et dusacrifiant, qui deviendra plus complète encore dans la victime", Mauss M., Hubert A. Essai sur la nature et la fonction dusacrifice // Année sociologique.

1899. Vol. 2: 29.132"Parsuite de ce rapprochement, la victime, qui déjà représentait les dieux, se trouve représenter aussi le sacrifiant. Cen'est pas assez de dire qu'elle le représente; elle seconfond avec lui. Les deux personnalités fusionnent", Ibid. P. 33.133"De là résulte pour ce dernier une situation ambiguë. Il a besoin de toucher l'animal pour rester uni avec lui et pourtant,il a peur de le toucher, car il s'expose ainsi à partager son sort", Ibid. P. 34.46здесь примерами "жертвоприношения бога", которые могли бы заимствовать изпримеров самокалечения и лишь благодаря которым жертвоприношениеутрачивает характер пустого кривляния», – замечает философ134. Акцент авторана самопожертвовании объясняется тем, что он делает этнологическое понятиежертвы философски насыщенным и выражает посредством него свой идеалсубъекта как находящегося в процессе разрушения, т.е. мистического рассеяния.Исследователь Жан-Мишель Эймоне справедливо указывает на то, что делаяакцент на тотальности жертвенного насилия, Батай также совершенно игнорируетморальную сторону вопроса, на который так настаивают Юбер и Мосс135.Во-вторых, в эссе Батай вводит оппозицию гомогенного и гетерогенного,которую пока еще объясняет относительно отдельно взятого индивида.

Он пишет,что смыслом жертвенного калечения является изменение [altération]136 существа,насильственныйразрывегоперсональнойгомогенности,подкоторойподразумевается цельность или целостность его тела; «гетерогенные элементы»возникают в результате трансмутации гомогенного путем его отделения отбывшего целого: так соотносятся, например, пища и рвота.

Жертвоприношение,таким образом, является преобразующим отбрасыванием вовне чего-либо ужеприсвоенного человеком или обществом – но в измененном и часто сакральномкачестве, каковое приобретают отрезанные уши или вырванные глаза, а такжепотоки крови, сопровождающие их отделение. Парадоксальный образомизвергающийся, подобно вулкану, из самого себя жертвователь оказываетсязахвачен некой чудовищной силой, «которая может пожрать»137, – и при этомабсолютно свободен, и в первую очередь от самого себя.

Однако, посколькуподобные явления теперь вызывают у нас чувства ненависти и отвращения,повторяет Батай, они практически исчезли с лица земли. Очевидно, что хотя встатье обсуждается значительное количество тем, образ солнца занимает в ней134"Hubert et Mauss négligent ici les exemples de "sacrifice de dieu" qu'ils auraient pu emprunter à l'auto-mutilation et parlesquels seuls le sacrifice perd son caractère de simagrée", Bataille G.

La mutilation sacrificielle et l'oreille coupée deVincent Van Gogh. P. 458-459.135Heimonet J.-M. Mal à l'œuvre: Georges Bataille et l'écriture du sacrifice. Marseille: Parenthèses, 1987. P. 30-31.136Семантика этого слова включает также и хорошо согласующиеся со словами Батая негативные коннотации«искажения», «извращения», «изменения к худшему по сравнению с нормальным состоянием».137"...force, qui peut engloutir", Bataille G. La mutilation sacrificielle et l'oreille coupée de Vincent Van Gogh. P. 459.47одно из центральных мест и раз за разом возникает в связи с жертвой и насилием,творимыми ради приобщения к его пылающему существу.Ван Гог здесь – конечно, не реальный человек, а концептуальный персонаж,призванный выразить эту идею.

Спустя восемь лет Батай посвящает ему еще однустатью, «Ван Гог Прометей» (1938), в которой подводит итог своим мыслям наэтот счет. Если раньше художник был лишь уподоблен солнцу, то теперь онвырывает его в образе уха из самого себя: «Солнце есть ничто иное, какизлучение, громадная потеря жара и света, пламя, взрыв; но оно удалено отлюдей, которые могут в безопасности наслаждаться безмятежными плодами этоговеликого катаклизма»138. Хотя раньше солнце и земля представлялись философуболее или менее параллельными друг другу, хотя и нестабильными полюсами,меж которыми происходит коловращение всего сущего, теперь он окончательностановится дуалистом и противопоставляет их как растрату и накопление, какутвержденную в смерти жизнь и жалкое ее подобие, солидное и спокойное.Однако и земля может приобщиться к пылающему бытию солнца, подобноцеломудренной дочери, которую ее распутный отец вовлекает в пучину разврата.Солнце есть сама смерть, и человек может либо воображать ее чем-то далеким, неимеющим к нему отношения и трансцендентным, либо целиком принять ее всвою жизнь и сделать ее саму сияющей, взрывной, пламенной.

Бытие СолнцаБатай называет танцующим, но его танец – это пляска насилия [danse violente],ввергающая в экстаз. Поэтому «Вовсе не истории искусства, а кровавому мифунашего существования как человеческих существ принадлежит Винсент Ван Гог.Он принадлежит к числу тех редких существ, что в мире завороженномстабильностью, спячкой, вдруг достигают той "точки кипения", без которой всестремящееся к покою становится пресным, нестерпимым, упадочным»139. И далее– чрезвычайно примечательное замечание, одно только и выдающее тот факт, чтоэтот текст написан на пороге Второй Мировой войны, когда философ был138"Il n'est que rayonnement, gigantesque perte de chaleur et de lumière, flamme, explosion; mais loin des hommes quipeuvent – a l'abri – jouir des paisibles fruits de ce grand cataclysme", Bataille G.