Диссертация (Путешествия в византийской агиографии IX-XII в. - особенности художественного воплощения), страница 11

Анонимный агиограф жития трех братьев с Лесбосаотправляет Георгия и Симеона в столицу для участия в соборе 843 г.,восстановившем иконопочитание. В соответствии с обычной манерой, авторне описывает, как именно выглядели дворцы, улицы, памятники, храмы, ондаже ни разу не высказывает никакого восхищения их красотой и величием,какое можно было бы предположить в человеке, впервые прибывшем встолицу и проведшем до этого всю жизнь на острове и в ссылке. Но онупоминает столько мелких топографических деталей, что у читателя все-такиформируетсяопределенноеощущениеприсутствия,впечатлениеореальности всего описанного. Автор указывает названия разных районов(Пигэ, Каниклиу, Псалидион), отдельные части Большого дворца (Дафне,Халке, Магнавра), разные храмы и монастыри (Св.

Софию, храмыПеривлепты, Христа Спасителя, монастырь Сергия и Вакха), Милион, улицуМесе121.Отдельный мотив, который тоже вносит свою лепту в формированиегородского образа, это сцены городской жизни, описание не города, агорожан. Х. Саради совершенно справедливо пишет о том, что в120Ibid., р.

368-370.Эти названия сосредоточены в главах 28-31, где говорится о пребывании героев вКонстантинополе (Vita Davidis, Symeonis et Georgii, p. 245-250).12153средневизантийское время поменялся и облик города, и особенностиобщественной городской жизни, что не могло не отразиться в источниках.Действительно, очень часто в житиях события развиваются на фоневнутреннего пространства дворцов, храмов и монастырей, а не на улицах122.Тем интереснее отметить, что события и происшествия на городских улицахвсе-такинепокидаютстраницжитийнойлитературы.Какнампредставляется, избежать этого было совершенно невозможно. Как быжитийные герои ни хотели избежать любого общения со светским миром,агиографы упорно продолжали писать о взаимодействии сторон внутри этогоконфликта. Социальное пространство концентрируется вокруг героя внезависимости от того, живет ли он в городе, в монастыре, в уединенном скитуили стоит на столпе.

Весь сюжет жития Григентия построен на том, что ондолжен всякий раз покидать очередной город, как только обзаводится какимто кругом общения и становится любим и почитаем. Его невидимый спутникторопит героя в новый путь, несмотря на душевные страдания, связанные снеобходимостью оставить тех, к кому он привязался. Несмотря на это,страницы жития заполнены картинами городской жизни и общением святогос многочисленными обитателями улиц, нищими, провидцами, юродивыми.Например, в Агригенте святой по пути в храм увидел толпу, которая тонапряженно молчала, то взрывалась хохотом. Причиной собрания сталаженщина, жена одного из местных жителей, которая, свесившись со своегобалкона на площадь, поносила прохожих и возвещала каждому из них о егосердечных тайнах, и вместе с именами любовников или любовниц называла иместо, и время совершения греха123.

А в житии Леонтия ИерусалимскогоXII в. образ Константинополя рождается исключительно из описаниявзаимодействия героя и обычных горожан. Едва появившись в столице,Леонтий начинает вести себя в традиции юродивых, поэтому реакция людейна его появление предсказуемым образом отражается в тексте. Это обычно122123Saradi H. The City in Byzantine Hagiography/ Companion, р. 429, 432-433.Vita Gregentii, p.

238-240.54для жизнеописаний юродивых, но в данном случае таким образом создаетсяживой, непосредственный образ города, поскольку нам транслируются яркиевпечатления, не отделимые от субъекта происходящего:… [он] вошел в великий город. Войдя же, этот благородный (муж) не стал обращатьвнимания на роскошь и изнеженность. Не стряхнув дорожной пыли, не вытеревпота от тягот [путешествия], он вовсе не захотел ни к кому обращаться или с кем-тознакомиться – ни с человеком простым, ни со знатным, ни с мудрецом и ученым,знающим все об этой жизни.

Но оставаясь чужим среди чужих, чужим для этогогорода и его обитателей и не понимая их нравов, он тотчас же бросился в гущуборьбы с силами и властямитьмы. Изображая безумного, он показалсявизантийцам некой диковиной, добровольным шутом, который может рассмешитьих. Он вел жизнь, привычную для такого ремесла: получал пощечины и затрещины,но не обращал на них внимания, раздумывая сам с собой, какую [духовную] пользуэто занятие может ему принести. Если ему удавалось при случае взять у кого-то изторговцев ладан и угли, он брал их [голыми] руками и бегал по улицам, кадя наслучайных прохожих и, главное, перед иконами Спасителя и его святых…,изображенных на перекрестках124.Также довольно редким исключением является использование энкомиядля описания города, посещаемого святыми в ходе путешествия125.

В рамкахпроанализированных текстов в полной мере таким средством пользуетсятолько Никита Давид Пафлагон в своей редакции жития апостола Андрея126,что связано с историей создания текста и одной из главных его целей –прославить селение Харакс в Пафлагонии127 (подробнее об этом см. с. 132).Вероятно, этим объясняется наличие в тексте такого пространногохвалебного описания Харакса:…великий апостол…, отплыв из Амастриды по реке Парфениос (ведь она быласудоходна), добрался до торгового селения (ἐμπόριον) Харакс. Оно носит такое,подобающее укрепленному и обнесенному стенами городу, имя, поскольку и само,словно частоколом и стенами, окружено и охвачено двумя реками.

С южнойстороны [река] называется Ликос из-за [наносимого ею] ущерба, с северной именуется Луса из-за разливов. [Селение] обеспечивает своим обитателямприятную и счастливую жизнь, поскольку две эти реки, сливаясь и смешиваясь водин поток в западной его части, образуют уже упомянутую реку Парфениос. Онаже, значительная в глубину, пространная в ширину и спокойная в течении,124Vita Leontii, cap.

7.14-32.Элементы энкомия, отмеченные нами в еще одном тексте, житии Николая Студита, неотносятся к путешествию героя, а составляют часть топоса прославления его родины – Крита иКидонии (Vita Nicolai Studitae, col. 868).126Laudatio Nicetae.127Предания, с. 49.12555поскольку воды катятся плавно, просто создана для того, чтобы легко доставлятьдесятитысячные суда, нагруженные всевозможными востребованными товарами водно равнинное и ровное место вблизи Харакса. На вершине каждого года (ἐνἑκάστου χρόνου περιοπῇ) в течение месяца, называемого Лой, или же август, к немутолпами устремляются [люди], которым выпало жить на западе и на востоке,стекаясь, словно на какой-то общий для всех торг, и каждый продает свое, выгоднообменивает или покупает. Да, впрочем, и в любое другое время года, потокспешащих туда людей не прекращается; дорога же, ведущая сюда, не теряетсходства с муравьиной [тропой], где одни приходят, другие уходят, сменяясь вновьприбывающими, что и составляет немалую пользу и облегчение в жизни дляместных жителей128.Также Никита Давид включает в свое повествование элементыэнкомия, описывая город Амис:Место же это неспроста носило такое название, будучи действительноблагоприятным (ἄμισος), и, словно садовник (φυτοκομος), предоставляло своимжителям великое изобилие оливок, разнообразных плодовых деревьев и прочегонеобходимого.

При этом не только суша в избытке поставляла плоды, но и морепредлагало им неистощимый и богатый рыбный промысел. О местных жителях жемногие свидетельствуют, что по природе своей они добрые и щедрые, так чтодревние, назвав Понт Евксинским, ни в чем не погрешили против истины129.Подводя итоги, следует сказать, что, как ни странно Иерусалим и Рим,за исключением жития Григентия, описаны очень скупо, а вот о другихгородах агиографы могут приводить многочисленные подробности, названиямелких топографических деталей.

Вероятнее всего, что все они стремилисьсоздать аутентичное городское пространство, а не какое-то абстрактное, нополучалось в итоге у всех по-разному в зависимости от имевшихся данных исилы воображения. Разумеется, если сам автор жил в том или ином городе,он мог описать его подробнее, чем другие населенные пункты, в которые онотправлял своих героев130. В целом же образ того или иного города создаетсяпосредством описания через действие, а не описания-экфрасиса.128Laudatio Nicetae, p.

203.Ibid., p. 193.130Так, в некоторых текстах сохранились некоторые весьма ценные сведения. В Сказании обобретении мощей св. Евфимии агиограф описывает, во что превратился храм святой вКонстантинополе во время иконоборчества. Сначала там устроили склад, потом ремесленнуюмастерскую, а в виме расположили отхожее место (Translatio Euphemiae, p. 89).129561.2.2. Храмы и монастыриОчевидно, что храмы и монастыри постоянно появляются в текстах освятых в качестве значительных пунктов на их пути. С паломническимицелями или по делам герои житий бесконечно путешествуют от храма кхраму, от монастыря к монастырю. Однако, как ни странно, описаний какизвестных святынь, так и церквей местного значения в агиографиичрезвычайно мало. Для монастырей, видимо, внешний эстетический образархитектурного ансамбля вообще не имел никакого значения.

Все вниманиеавторов, если они вообще пишут о монастыре что-то, помимо названия,находится в духовной сфере. Агиограф Николая Студита, описываяСтудийский монастырь, говорит исключительно о добродетели и величииФеодора, которые переносятся и на саму обитель131. А чуть позднее этотдуховный центр сравнивается с раем132.